Особняком в данном исследовании стоял вопрос о политической ангажированности французских и франкоязычных газет, как официальных, так и формально независимых от исполнительной власти. Проведенный анализ на примере большого числа периодических изданий за 1789-1814 гг., дает основания говорить, что в периоды обострения международных отношений и начала военных действий с участием России, практически все франкоязычные издания публиковали пропагандистские материалы о России. Однако газеты, выходившие в Голландии и немецких землях в период их независимости, были настроены скорее пророссийски и проавстрийски и потому относились к России не столь критически. Тогда как пресса зависимых от Парижа территорий (центральные и провинциальные издания, а также периодика воюющих армий и вассальных государств) всегда выступала жестко антироссийски. Исключение составляли только провинциальные французские газеты, выходившие в жанре Affiches и Annonces, не касавшиеся в своих выпусках политической и военной хроники. Важно заметить, что французская пропаганда успешно функционировала не только в моменты военных конфликтов, но и в период наступления русско-французских сближений, когда она с энтузиазмом доказывала цивилизаторскую миссию российских императоров и императриц - наследников Петра Великого - внутри страны и особенно по отношению к регионам Сибири и Дальнего Востока, дополняя свои постулаты политическими, культурными и торговыми новостями из России.
Пресса времен Консульства и Империи не располагала самостоятельностью в публикации политических новостей, а потому охотно вернулась к освещению литературы, искусства и наук во Франции и других странах. В случае с Россией подобные материалы из литературно-научных альманахов заметно дополняют образ России, складывающийся на основе информационных газет. Обзоры и рецензии театральных пьес о России, анонсы новых сочинений из категории Россики, и выдержки из исторических произведений о Петре I, Петре III, Екатерине II, географические и статистические описания различных краев и областей империи, заметки о российских научных изобретениях и применении их в промышленности - вот лишь неполный перечень тем публикаций, которые появлялись во французских газетах и альманахах периода правления Наполеона Бонапарта.
Источниками для газетных новостей о России служили в большинстве случаев публикации из иностранной прессы (английской, немецкой, голландской, русской, шведской или польской), реже - частная корреспонденция торговых и финансовых агентов или посольские депеши дипломатов. В материалах российских и французских архивохранилищ можно найти немало документальных подтверждений именно такой методики подготовки газетных статей о России. Среди обнаруженных документов - дипломатическая корреспонденция из Варшавы, частные письма французов, оказавшихся на русской военной службе, а также специально изготовленные по заказу министерства полиции и иностранных дел Франции памфлеты о роли России в международных отношениях.
В годы наполеоновских войн, когда под контроль Франции постепенно попадают как немецкие, так и голландские газеты, пропагандистские усилия Парижа были направлены на унификацию политической цензуры на новых территориях и сохранение первенства по публикациям международного характера за парижскими газетами. В 1811-1813 гг., когда доверие французов к собственной прессе снизилось до минимальных показателей, власти вынуждены были нарушить устоявшуюся схему движения информации: пропагандистские материалы о России, подготовленные по указанию Наполеона, вначале публиковались в немецких и голландских газетах, а только затем перепечатывались в парижских изданиях. Время от времени такой порядок публикации (сначала в Германии и только потом во Франции) специально поддерживался, поскольку доверие со стороны читателей к немецким газетам было несколько выше, чем к французским.
Российский двор был активным участником всех дипломатических процессов в Европе, хотя официально Россия и не вступила в число членов Первой антифранцузской коалиции, она наиболее активно поддерживала роялистскую эмиграцию на протяжении 1790-х гг. и первой начала суровое преследование революционных идей среди собственной просвещенной элиты. Между тем французские газеты обратились к теме роста российского могущества на континенте вовсе не под влиянием Французской революции. Начиная с осени 1787 г. все внимание европейской прессы было приковано к русско-турецкой войне, которая завершилась только в декабре 1791 г. с заключением Ясского мира. К тому же летом 1788 г. на Балтике развернулись боевые действия между Россией и Швецией, а в январе 1789 г. польский Четырехлетний Сейм ликвидировал пророссийский Постоянный совет, что стало явным вызовом в адрес Петербурга и сделало почти неизбежным новый раздел Речи Посполитой. Характерно, что и французская дипломатия задолго до Революции готовилась к противостоянию с Россией, пуская в ход политическую публицистику.
Иными словами, клише о далекой полуварварской стране с суровым климатом, которой управляет самодержавный деспот, мечтающий о новых завоеваниях в Турции и Европе, был востребован уже в 1788-1789 гг., однако Революция способствовала изменению общих условий применения этого образа. Число читателей политических газет выросло в десятки раз и из дипломатической практики и философских дискуссий устоявшиеся представления о России перетекали в новое публичное пространство, сформировавшееся в 1789 г.
Ядро политического мифа об угрозе с Севера питалось не только военно-политическими новостями из Турции, Польши и Швеции, но и древними архетипами европейской культуры, богато представленными в Россике XVI-XVIII вв. Эта основа включала в себя представления о специфическом «северном варварстве» россиян, живущих в рабстве и невежестве, о невиданной развращенности людей, исповедующих «греческую» веру, о восточной роскоши царского двора, истощенности российских почв и агрессивности планов «честолюбивых» правителей России. Более поздние «наслоения» в этом мифе носили уже менее архаичный характер и были крепко связаны с текущей международной ситуацией. Например, планы по завоеванию Османской империи и прежде всего черноморских проливов, создание мощного флота в Средиземном море, намерения установить контроль над Польшей и Литвой, стремление влиять на политическое положение в германских землях - все это было реальностью российской внешней политики конца XVIII - начала XIX в.
Сама идея исходящей от России опасности для сохранения баланса сил в Европе, тесно увязанная с дипломатической концепцией «восточного барьера» из граничащих с Российской империей государств, являлась наследием дипломатии двора Людовика XV, а революционеры только прибегали к ней, что было обусловлено как международной изоляцией революционной Франции в 1792-1795 гг., так и традиционно крепкими связями Парижа со Стокгольмом, Копенгагеном, Константинополем и кругами польской аристократии. Идеология угрозы, якобы исходящей от России, использовалась прессой исключительно в те периоды, когда это было необходимо в военных целях и практически полностью исчезала со страниц печати, когда за дело принимались дипломаты. Вторым важным условием, повлиявшим на особую популярность темы «русской угрозы» в печати, стал режим управления общественным мнением: опыт жирондистов, монтаньяров и Директории в этом отношении весьма показателен.
В период между войной против Второй антифранцузской коалиции и походом Великой армии Наполеона в Россию образ «русской угрозы» не раз возникал на страницах прессы Франции и зависимых от нее государств, а также в газетах республиканской армии. Подобные сообщения о российской военной мощи преследовали прагматические цели: когда Россия была военным противником, ее негативный образ должен был напомнить обществу о бедах и разрушениях, которые несут с собой «наследники Аттилы», о возможности реставрации монархии Бурбонов, настроить солдат на борьбу с русской армией, а затем, когда Россия превращалась в союзника, ее позитивный образ должен был свидетельствовать об успешности внешней политики Бонапарта и поднимать боевой дух солдат.
Вместе с тем пропаганда в прессе не была полностью оторвана от реальности: никогда до 1798-1800 гг. тема «русской угрозы» не имела столько наглядных подтверждений в самом центре Европы. Русский царь, исповедовавший православие, возглавил католический Мальтийский орден и претендовал на Мальту, турецкий флот вместе с русским лишил Францию островных владений в греческом Архипелаге, а русские войска успешно действовали на территории Апеннинского полуострова. В 1805-1807 гг. наблюдался возврат к теме «русской угрозы», хорошим дополнением к которой служили публикации о внутренних трудностях в самой России и ее неудачах в военных действиях против Османской империи и Персии. Другим реалистичным сюжетом, к которому охотно прибегала наполеоновская пропаганда, было «пагубное» влияние Англии на русского царя и его сребролюбивых министров. Однако начиная с июля 1807 г, после заключения Тильзитского мира из французской прессы исчезли новости о неудачах российской армии в конфликтах на Востоке, равно как и в целом образ России вдруг стал положительным. События русско-шведской войны 1808-1809 гг. освещались французскими газетами комплиментарно для России. Когда на горизонте возникла новая русско-французская война, на протяжении полутора лет - с начала 1811 г., с помощью прессы власти исподволь готовили жителей Франции к будущему столкновению с Россией, объясняя, что Петербург под «коварным» влиянием Англии ведет свою политику в ущерб собственным интересам, а военная слабость Российской империи является объективным фактом. Именно поэтому немало статей в газетах было посвящено описанию российской армии, балтийского флота, войсковых маневров и рекрутских наборов.
Между тем французский читатель, заинтересованный в объективной картине международных отношений, обращался к голландским и немецким изданиям в надежде избежать влияния официальной пропаганды наполеоновских властей. Эта тенденция, даже несмотря на цензурные и почтовые ограничения, усилилась в 1810-1814 гг. Последний подъем внимания к «русской угрозе» относится к кампании 1813-1814 гг., во время которой министерство полиции, используя богатый пропагандистский опыт, наполняло колонки газет фантастическими известиями о жестокости союзнических войск, в большой степени именно русских контингентов, в Лотарингии, Бургундии, Шампани или предместьях Парижа.