Дредноут стал первым артиллерийским надводным кораблем, который был оснащен десятью 305-мм орудиями главного калибра и несколькими орудиями меньшего калибра против четырех больших орудий эскадренных броненосцев. Устаревшие и доведенные до предела совершенства паровые поршневые двигатели тройного расширения заменили прямоприводными паровыми турбинами, придавшими большую скорость – 21 узел. Единственным его недостатком была слабая защита от атак миноносцев и подводных лодок на ближней дистанции – двадцати семи 76-мм орудий было недостаточно[323].
После Цусимы Морское министерство начало пересматривать стратегию развития военного флота. Вдохновленные тем, как легко японские эскадры охватывали голову русских эскадр в Цусиме и Желтом море, авторы проекта третьего поколения броненосцев, или дредноутов по названию британского линкора, совершившего переворот в военно-морской стратегии, сделали ставку на быстроходность и огневую мощь, тем самым создав отечественную концепцию линейного крейсера, которым стал линейный крейсер «Измаил». Его проект разрабатывался конструкторами Адмиралтейского и Балтийского заводов в Петербурге[324].
По боевым характеристикам «Измаил» на порядок превосходил зарубежные дредноуты и сверхдредноуты. Большинство зарубежных линейных кораблей и линейных крейсеров уступали им в вооружении по количеству, калибру и весу бортового залпа вплоть до будущих «вашингтонских» линкоров типа «Родней». Единственными соперниками по вооружению для них были американские «стандартные» линкоры типа «Мичиган».
Три новейших дредноута «Императрица Мария», «Императрица Екатерина II Великая» и «Александр III» строились на южнорусских кораблестроительных заводах для противоборства с технически отсталым и малочисленным турецким флотом. Складывалось впечатление, что иной цели, кроме переименования Стамбула в Константинополь, у царя и у его одетых в военные мундиры с золотым шитьем стольников и конюших не существовало. Не отставали от «невского флотоводца» и либералы различной политической окраски из Государственной думы, грезившие о Черноморских проливах[325].
Несмотря на дефицит военного бюджета, на отечественных заводах начали строить паротурбинные легкие крейсеры. Они проектировались с учетом опыта применения броненосных и бронепалубных крейсеров в Русско-японской войне. Проекты кораблей для северных и южных судостроительных заводов России разрабатывались на основе единого эскизного проекта, но с учетом местного опыта проектирования, особенностей производства и условий снабжения комплектующими изделиями.
Всего было заложено сразу 8 легких крейсеров: на северных верфях – 4 корабля типа «Светлана» для Балтийского флота, а в Николаеве – 4 судна типа «Адмирал Нахимов» для Черноморского флота. Они отличались от обычных бронепалубных крейсеров 1-го ранга типа «Паллада» наличием бортового бронирования, увеличенной до 30 узлов скоростью хода, лучшей мореходностью и современным артиллерийским вооружением.
Готовилась к спуску на воду небольшая серия броненосных крейсеров 1-го ранга типа «Баян» и быстроходных разведывательных крейсеров 2-го ранга «Жемчуг» и «Изумруд» водоизмещением 4500 тонн[326].
Они были призваны заменить бесславно погибший в Русско-японской войне крейсер «Новик».
В 1906 году морской Главный штаб разработал «Стратегические обоснования для плана войны на море», предусматривающие формирование на основе Балтийского, Черноморского и Тихоокеанского флотов боевых эскадр. Каждая из них должна была состоять из 8 линкоров и 4 линейных крейсеров типа «Бородино». Учитывая фактическое состояние флотов, авторы доклада считали необходимым обеспечить постепенное строительство эскадр к 1916 году, где приоритетным являлся Балтийский флот. В Лондоне полагали, что Тройственный союз начнет военные действия именно в этом году.
План обороны Петербурга с моря отличался своеобразием, граничащим с модным тогда символическим стихосложением Серебряного века. Согласно ему при реальной угрозе возникновения войны Финский залив от острова Нарген до полуострова Порккала-Удд перегораживался обширным минным полем, северный и южный фланги которого прикрывались береговыми батареями, которые еще не начинали строить. Эта так называемая Центральная минно-артиллерийская позиция должна была затруднить маневрирование неприятельского флота, имевшего целью прорваться в Финский залив, и создать благоприятные условия для действий русских кораблей, вышедших навстречу противнику. Проблема состояла в том, что на постановку 3 тысяч мин – которых в Кронштадте в таком количестве не имелось вовсе – уходило 8 часов, а это значило, что для своевременного обнаружения вражеской эскадры посты наблюдения за морем требовалось выдвинуть на 300 миль к западу от рубежа. Для постоянного патрулирования были необходимы быстроходные эсминцы типа «Новик», которых в составе Балтийского флота насчитывалось 9 судов вместо необходимых тридцати. «Вся работа нашего Балтийского флота сводится, – отмечалось в меморандуме морского Генерального штаба, – лишь к некоторой и притом весьма незначительной задержке наступления противника в восточной части Финского залива. Представителями Морского министерства было заявлено, что в современном своем виде Балтийский флот совершенно не в состоянии выполнить и этой, более чем скромной задачи». В документе уточнялось, что вследствие военной реформы на боевых кораблях не хватает 65 % офицеров и специалистов, а из необходимых 6000 мин в наличии имеются всего лишь 1500 единиц.
В то же время с помощью сравнительно дешевых аэростатов и самолётов можно было осуществлять непрерывное наблюдение за кораблями противника. Но лишь 6 августа 1912 года в Гребном порту Петербурга была открыта Опытная авиационная станция для подготовки морских лётчиков[327].
Российский военно-морской флот к началу Первой мировой войны располагал 9 модернизированными броненосцами, 8 бронепалубными и 14 легкими крейсерами, 115 эсминцами и миноносцами и 28 подводными лодками. В 1916 году в строй вошли 4 дредноута типа «Севастополь» на Балтике и 3 дредноута типа «Императрица Мария» на Черном море. На линкорах типа «Севастополь» впервые применили систему установки не двухорудийных, а трехорудийных башен главного калибра.
Глава 10Рождение Воздушного флота
В Петербурге встретили известия о первых покорителях небесной стихии с обычным восторгом – просвещенная Европа в очередной раз указывала Руси путь к прогрессу через окно, прорубленное Петром Великим и застекленное Екатериной II. Военный министр генерал от инфантерии А.Ф. Редигер на просьбы газетчиков прокомментировать возможные перемены в вооружении русской армии в связи с этими эпохальными событиями предпочитал рассуждать об общих перспективах начавшейся военной реформы.
Функции систематической аттестации авиаторов именным указом Николая II были возложены на Всероссийский Императорский аэроклуб, или в сокращенном виде – ВИАК, официально открытый в 1909 году в Петербурге. Его председателем высочайшим указом был назначен свитский генерал от инфантерии граф И.Б. Стенбок-Фермор. Он в свое время подкупил царя тем, что рискнул первым среди высших чинов русской армии осуществить подъем на воздушном шаре[328].
Основной функцией Императорского аэроклуба объявлялись пропаганда спорта среди подданных, организация международных авиационных выставок, публичных соревнований с привлечением иностранных лётчиков и изучение зарубежного опыта «динамического летания».
На попечителей ВИАК великих князей Михаила Александровича и Александра Михайловича была возложена скромная задача – обобщить мнения авиаторов о методах применения аэропланов в условиях войны. Совет аэроклуба рассылал в заграничные представительства Министерства иностранных дел трогательные воззвания о сборе пожертвований на развитие авиации путем «всенародной подписки» и при участии «возможно большего числа лиц и учреждений»[329].
Российское просвещенное общество живо откликнулось на призыв великого князя. Графиня Е.А. Воронцова-Дашкова, узнав из газетных объявлений о желании инженера А.Г. Уфимцева приобрести двигатель для своего «сфероплана», не задумываясь, послала ему 1 тысячу рублей. Искренняя поклонница Максима Горького, она так и написала его словами в почтовом уведомлении: «Уфимцеву – поэту в области научной техники». Известный московский миллионер и меценат Д.П. Рябушинский с первого дня финансировал Аэродинамическую лабораторию профессора Н.Е. Жуковского, купив для нее новейшее оборудование и построив все необходимые помещения в подмосковном селении Кучино. Там была создана и первая в мире аэродинамическая труба. По просьбе Жуковского, он оплатил поездку и обучение талантливого планериста Б.И. Россинского в школе Блерио, где приобрел для него самолёт. А предприниматель В.В. Прохоров взял на себя обеспечение всех затрат и потребностей Московского воздухоплавательного общества, оборудовав первый в России современный аэродром на Ходынском поле. Единственным его желанием была установка бронзовой статуи Икара на крыше центрального ангара. Русский промышленник В.В. Захаров пожертвовал 200 тысяч рублей во французских «процентных бумагах» на организацию научно-практических курсов для обучения военных лётчиков при Петербургском технологическом институте. Виртуозные полеты авиатора Н.Е. Попова, «подлинного повелителя своего аппарата», на соревнованиях в Канне сразу расположили к нему русских аристократов.
Великая княгиня Анастасия Михайловна, урожденная герцогиня Мекленбург-Шверинская, которая состояла почетным членом Всероссийского Императорского аэроклуба, произвела знаменитого русского авиатора Н.Е. Попова в камергеры двора с полагавшимся по рангу годовым содержанием. Это позволило ему после серьезной аварии во время 1-й Всероссийской недели воздухоплавания на Гатчинском аэродроме возобновить журналистскую деятельность. Весь гонорар от своей книги «Война и лёт воинов» Попов передал для финансирования русских лётчиков и изобретателей