В 1914 году военные самолёты не имели бортового оружия. Практиковалось принуждение противника к посадке. При этом лётчики старались либо загнать его слишком высоко, чтобы у него замерз радиатор двигателя водяного охлаждения – русским ротативным моторам это не угрожало, – либо прижать противника к земле, чтобы лишить его возможности маневрировать. Предлагалось также «искусным маневром вблизи летящего самолёта образовать воздушные вихри, грозящие ему катастрофой – падением в штопор». Для этого следовало подлететь как можно ближе, а потом развернуться на 180º. Такие приемы уничтожения неприятельских самолётов являлись эффективными, хотя требовали от пилота высокой собранности и техники пилотирования. Командование считало, что основная задача авиации – разведка и наличие пулеметов будет отвлекать лётчиков от выполнения основной задачи. Поэтому первые воздушные бои велись с помощью карабинов и револьверов. Таран же был самым эффективным способом сбить вражеский самолёт.
Осуществив с начала войны тридцать боевых вылетов, 26 августа 1914 года около города Жолква начальник 11-го корпусного авиационного отряда штабс-капитан П.Н. Нестеров таранит самолёт «Альбатрос С.I», в котором находились пилот обер-лейтенант Ф. Малина и лётчик-наблюдатель лейтенант барон Ф. Розенталь, которые вели воздушную разведку передвижения русских войск. Тяжелый «альбатрос» летел на высоте 700 м, недосягаемый для обстрела с земли. Нестеров пошел ему наперерез на своем быстроходном моноплане «Моран-Солнье MS.11G». Австрийцы пытались уйти от столкновения, но Нестеров настиг их и врезался в хвост «альбатроса». Оба самолёта упали на землю, а лётчики погибли. Указом императора 25 января 1915 года штабс-капитан П.Н. Нестеров был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени посмертно[468].
Следует отметить, что он не собирался уничтожать самолёт врага ценой собственной жизни. В государственном «Акте расследования по обстоятельствам геройской кончины начальника 11-го корпусного авиационного отряда штабс-капитана Нестерова» указывалось: «Штабс-капитан Нестеров уже давно выражал мнение, что является возможным сбить неприятельский воздушный аппарат ударами сверху колесами собственной машины по поддерживающим поверхностям неприятельского аппарата, причем допускал возможность благополучного исхода для таранящего лётчика»[469].
Это был первый воздушный бой мировой войны[470].
Дирижабль Z.IV, базировавшийся в Кенигсберге, 15 августа 1914 года подверг бомбардировке станцию Млава в Восточной Пруссии, занятую войсками 2-й русской армии. «Рано утром цеппелин начал кидать бомбы, причем одна из них попала в зал первого класса вокзала, пробила крышу и разорвалась, а другая бомба была брошена на полотно железной дороги, на место высадки солдат одного из эшелонов. На месте разрыва оказалось несколько трупов. Всего было сброшено 10 крупных бомб»[471].
Изучив все отчеты командиров авиационных отрядов, главковерх великий князь Николай Николаевич принял решение о назначении инспекторов авиации, которые должны заниматься непосредственно техническим обеспечением авиационных отрядов, включая организацию ремонта самолётов, и комплектованием подразделений личным составом. Для исполнения соответствующего приказа № 22 от 22 августа 1914 года организация авиационного дела на Юго-Западном фронте была возложена на великого князя Александра Михайловича, а на Северо-Западном фронте – на генерала от кавалерии А.В. Каульбарса. Его заместителями по Авиационной канцелярии были опытные специалисты М.П. Строев и М.Н. Канищев. Во всех европейских армиях того времени вопросами самолётостроения и управления военными авиационными подразделениями руководили профессиональные кавалеристы. Рассредоточенные равномерно по всему фронту авиационные отряды в оперативном отношении были подведомственны армейскому командованию армий, корпусов и крепостей, так что у заведующих воздухфлота оставались только функции службы тыла.
В начале войны авиационные отряды находились в подчинении командиров воздухоплавательных рот. Они были связаны с воздухоплавательными парками и в большинстве случаев не знали тактики авиации. Это обстоятельство затрудняло работу лётчиков. Начальник штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеев был вынужден 30 сентября 1914 года направить приказ № 30 командующему Юго-Западного фронтом генерал-адъютанту Н.И. Иванову: «Опыт выяснил необходимость изменения деятельности авиационных рот, которые, оставаясь в месте своего постоянного расквартирования, теряли связь с авиационными отрядами и не могли их питать необходимыми предметами. С этой целью на время военных действий Верховный главнокомандующий приказал:
1. Каждой отдельной армии придать по указанию Главнокомандующего фронтом одну авиационную роту или часть роты.
2. Все авиационные отряды, выделяемые в одну группу при армии в техническом и хозяйственном отношении, непосредственно подчинить командиру находящейся при армии роты или части ее.
3. Находящийся при армии командир роты или части ее непосредственно подчиняется начальнику штаба армии.
4. Находящиеся при армии авиационные отряды, сведенные в группу, в отношении выполнения боевых задач подчинить непосредственно одному из начальников отрядов, который назначается распоряжением начальника штаба армии.
5. Не исключается возможность, если это потребуется обстоятельствами, выделения авиационных отрядов из групп для временного придания их корпусу или коннице».
Этот приказ положил начало отделению авиации от воздухоплавательных частей и возникновению специальной авиационной службы, что было, несомненно, положительным фактором.
Основной задачей воздушного флота в начале мировой войны теоретики Генерального штаба русской армии видели в оперативной разведке территории противника. Германские дирижабли были малочисленны и уязвимы от артиллерийского огня, а бомбардировщики Тройственного союза обладали малой дальностью полета и мизерной бомбовой нагрузкой, чтобы нанести ощутимый ущерб сухопутной русской армии. Этим объясняется то, что большинство самолётов в авиационных отрядах было представлено надежными и экономичными бипланами «Вуазен LA.2» и LAS, СПАД SА.2, «Фарман MF.XV», MF.XVI и MF.XXII с толкающим винтом. Они вооружались ветлюжным пулеметом у лётчика-наблюдателя в передней кабине, что позволяло этим самолётам атаковать и эффективно обороняться против появившихся неприятельских истребителей. Их достоинством были небольшую скорость в пределах 80—120 км/ч, возможность возить небольшие бомбы и большой радиус действия – более 1,5 часа. Монопланы «Ньюпор Nie.IVG», «Моран-Солнье MS.11L» с тянущим винтом рассматривались как тактические разведчики и корректировщики огня тяжелой артиллерии.
В отличие от Самсонова и Реннекампфа командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов во время осады Перемышля объединил в Боевую авиационную группу все самолёты 24-го КАО и Брест-Литовского авиационного отряда, назначив ее начальником командира самолёта «Илья Муромец» поручика Е.В. Руднева. На большинстве самолётов были установлены лыжные шасси, и они совершали боевые вылеты, несмотря на капризную погоду. В задачу группы кроме разведки по его приказу впервые входила бомбардировка крепости. За время осады было сброшено 50 различных бомб массой от 6 фунтов до 2 пудов 30 фунтов (2,7—46,4 кг). «Особенно энергичная деятельность была развита 18 ноября 1914 года… За этот день было совершено 13 полетов, сделано 14 фотоснимков крепости и ее фортов, сброшено 27 бомб общим весом взрывчатки 21 пуд 20 фунтов (353 кг). Бомбы были сброшены с высоты 1700—2200 м… причем по результатам взрывов во многих местах начались пожары. Все летавшие были обстреляны шрапнелью противника…»[472]
При подготовке штурма Перемышля Брусилов уговорил главковерха великого князя Николая Николаевича передать в его распоряжение отряд из Эскадры воздушных кораблей. Сама тактика применения тяжелых самолётов полностью дезорганизовывала противника: три огромных самолёта стремительно снижались до высоты 100 м и выходили к цели на большой скорости. Страх настолько парализовал австрийцев, что никто из них не успевал даже выстрелить. Русские бомбардировщики сбросили на крепость 200 тяжелых бомб, после чего гарнизон цитадели 10 марта 1915 года капитулировал[473].
Николай II, как всегда за гвардейской чашей, оценил успех 8-й армии. «В столовой государь обратился ко мне и сказал, что в память того, что он обедает у меня в армии, он жалует меня своим генерал-адъютантом. Я этого отличия не ожидал, так как царь относился ко мне всегда, как мне казалось, с некоторой недоброжелательностью, которую я объяснял тем обстоятельством, что, не будучи человеком придворным и не стремясь к сему, я ни в ком не заискивал и неизменно говорил царю то, что думал, не прикрашивая своих мыслей. Заметно было, что это раздражало царя. Как бы там ни было, это пожалование меня несколько обидело, потому что из высочайших уст было сказано, что я жалуюсь в звание генерал-адъютанта не за боевые заслуги, а за высочайшее посещение и обед в штабе вверенной мне армии. Я никогда не понимал, почему, жалуя за боевые отличия, царь никогда не высказывал – мне, по крайней мере, – своей благодарности»[474].
Успешные действия эскадры заставили высшее командование русской армии пересмотреть свое скептическое отношение к тяжелым бомбардировщикам. В телеграмме начальника штаба главковерха от 14 апреля 1915 года в Главное военно-техническое управление сообщалось: «Верховный Главнокомандующий приказал: просить Вас в связи с выяснившимися фактами применением эскадры воздушных кораблей восстановить действие контракта с РБВЗ на постройку “Муромцев”, приостановленного на время испытания их боевых свойств, и оказать заводу всякое содействие для скорейшего выполнения этого заказа, предоставив в мере возможности необходимые материалы,