особенно для выделки винтов, из имеющихся запасов этого имущества, находящегося в складах военного ведомства. Постройка аэропланов должна производиться по последнему, вполне оправдавшему себя типу». Главный штаб просил военного министра ускорить укомплектование эскадры новыми кораблями и принять самые энергичные меры к постройке воздушных кораблей и широкому содействию РБВЗ в получении моторов и изготовлении собственных. Завод должен был выпустить до 1 мая 1916 года 32 самолёта «Илья Муромец»[475].
Воздушные корабли представлялись уязвимыми от огня истребителей противника и наземного артиллерийского и пулеметного огня.
Приказом М.В. Алексеева от 21 ноября 1915 года в штат эскадры должны были входить помимо кораблей легкие самолёты: 12 учебных – в эскадренную школу и по 4 истребителя, 4 разведчика и 6 тренировочных – в каждый боевой отряд, а всего их с учетом развития эскадры предусматривалось пять. В начале 1917 года общая потребность эскадры оценивалась в 80 истребителей, 52 тренировочных и 20 учебных самолётов. Все предполагалось строить на предприятиях РБВЗ. Поэтому в разработанных М.А. Шидловским и И.И. Сикорским в 1916 году «Первоначальных указаниях по организации и выполнению групповых полетов» говорилось:
1. Тяжелым самолётам для поражения предоставлялись исключительно стратегические цели.
2. Боевые вылеты осуществлялись отрядом бомбардировщиков в количестве 2 или 3 машин.
3. Самолёты должны сопровождаться истребителями с достаточным радиусом действия.
За период военных действий на Восточном фронте истребителям противника ценой потери трех самолётов 25 октября 1916 года удалось сбить только один «муромец». Ответом стал налет эскадрильи австрийских самолётов на базу эскадры под Львовом. Бомбами был сожжен один бомбардировщик, тогда как «от огня С-16 на землю рухнул первый “альбатрос” с отрезанным очередью крылом, а русский “моран” нагнал и сбил еще один “альбатрос”».
Первым георгиевским кавалером среди командиров тяжелых самолётов стал поручик А.В. Панкратьев.
Нехватка истребителей сопровождения вынуждала Сикорского увеличивать оборонительное вооружение бомбардировщиков. Установка скорострельной полуавтоматической 37-мм пушки в носовой кабине и трех крупнокалиберных пулеметов с боекомплектом заставило увеличить численность экипажа до 12 человек, что отрицательно сказалось на полетном весе «Илья Муромца».
Сикорский решил построить новый самолёт «Александр Невский». Это был четырехмоторный биплан. Двигатели имели скоростной шаг винта, что по расчетам позволило бы новому самолёту достичь скорости 130—150 км/ч. Девятитонный самолёт нес оборонительные пулеметы калибром 12,7 мм и 15,3 мм, две автоматические курсовые 25-мм пушки, при бомбовой нагрузке 1,5 тонны. Представив 4 марта 1917 года проект великому князю Михаилу Александровичу, Сикорский сказал: «С ним мы выиграем войну». На ватмане тут же появилась утвердительная резолюция[476].
Вторично на Западном фронте германские дирижабли вылетели на разведку 25 августа. Согласно полетному заданию, после обнаружения англо-французских маршевых колонн в районе Эльзаса экипажи трех кораблей Z.VII, Z.VIII и Z.IX должны были не только определить их численность, но и произвести бомбометание. Но из-за дымки и ветра с гор первый цеппелин ушел с набором высоты и исчез из виду. Судьба его неизвестна до сих пор.
Экипаж Z.VIII обнаружил передовые французские позиции, но попал под ружейно-пулеметный огонь. Командир был вынужден увести корабль, но он вошел в обширное ущелье. Но при развороте нисходящий поток воздуха бросил «цеппелин» вниз, и он, с дифферентом на хвост, начал терять высоту. Удар о землю полностью разрушил хвостовую часть. Экипаж отбежал, и последовал взрыв. Офицеры походным порядком возвратились к линии фронта.
Боевую задачу выполнил и возвратился на базу только один корабль Z.IX.
Германские воздухоплаватели, проанализировав итоги боевой работы первых месяцев войны, поняли, что применение дирижаблей в дневное время суток на небольшой высоте в условиях активного противодействия зенитной артиллерии противника приводит к слишком большим и, главное, неоправданным потерям. Огромные и неповоротливые, они были прекрасной целью для вооруженных пулеметами аэропланов «Вуазен LA.3», хотя для защиты от атаки сверху на верхней части их корпуса размещалась площадка с несколькими пулеметам,
К сентябрю 1914 года, потеряв 4 аппарата, германское командование распорядилось перевести дирижабли на ночное время, по возможности безлунное – а таких ночей бывает ровно 14 в месяц. Объекты для воздушных атак выбирались очень тщательно с учетом стратегических интересов.
Впервые пулеметным огнем со шкворневой носовой установки 5 ноября 1914 года уничтожили австро-венгерский разведывательный моноплан «таубе» французские лётчики сержант Ж. Франз и Л. Кенно, летавшие на биплане с толкающим винтом «Вуазен LA.2А.2». Война в воздухе из мечты фантастов превращалась в суровую реальность.
В конце 1914 года стало понятно, что германский «блицкриг» потерпел неудачу, а армия Австро-Венгерской империи после Галицийской битвы вынуждена была перейти к обороне. На Западном фронте ситуация стабилизировалась, и обе стороны перешли к «окопной войне» на протяжении 700 км. Наоборот, французы и англичане первоначально вначале умышленно пренебрегали укрытиями и уже позже, наученные горьким опытом, для уменьшения потерь принялись, по германскому примеру, зарываться в землю.
По всему фронту были созданы две непрерывные линии траншей, одна против другой, оплетенные рядами проволочных заграждений. Траншеи стали быстро совершенствоваться, дублироваться постепенно второй линией с ходами сообщений между обеими линиями и усиливаться блиндажами и прочными убежищами. Глубоко эшелонированная при помощи новейших инженерных средств оборона коренным образом изменила характер военных действий. Становилось очевидным, что вспыхнула борьба на истощение стран Тройственного союза, изредка прерываемая наступательными действиями на небольшую стратегическую глубину. Началась максимальная концентрация вооружений, особенно на сравнительно узком участке от Меца до Кале, обеспеченном развитой транспортной сетью.
С утерей Германией и Австро-Венгрией стратегической инициативы и переходом к позиционной войне возросла опасность того, что Россия путем перевода экономики на режим военного времени в ближайшем будущем сможет перейти в наступление. Итальянское королевство, вступив в состав Антанты, делало средиземноморский театр военных действий уязвимым в случае появления объединенного франко-англо-русского флота.
Для Германии положение осложнялось борьбой на два фронта. Только переход к позиционной войне давал ей возможность сохранить свободу действий для нанесения достаточными силами удара по России.
Дипломаты Тройственного союза приложили максимум усилий, чтобы втянуть Османскую империю в войну против России. Огромная протяженность русско-турецкой границы на Кавказе давала возможность приковать значительную часть ее вооруженных сил за счет австро-германского фронта.
В Берлине и Вене было известно, что турецкий военный министр Энвер-паши с первых дней войны не только заявил о своем нейтралитете, но через посла в Константинополе Гирса предлагал даже союз с Россией. Однако русскому правительству нужны были Константинополь и Проливы, что исключало саму возможность подписания военной конвенции. С другой стороны, русско-турецкий союз отдавал бы в руки Великобритании незаконченную постройкой Багдадскую железную дорогу – стратегический подступ к Египту и Индии.
При таких условиях, когда выступление Турции на стороне Тройственного союза оказывалось желательным и для русского правительства, и для германского командования, морской Главный штаб 10 августа отправил в Черном море новейшие германские военные корабли – линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» с дальнобойными орудиями. Английский посол в Париже лорд Ф.Б. Берти писал: «Мой знакомый сообщает также, что германское судно “Гебен” бракованное и вследствие этого было недавно предложено Турции; артиллерия его годна только на одной стороне судна. Если это верно, туркам судно принесет мало пользы»[477].
В советской историографии вину за этот «инцидент» незаслуженно возлагали на первого лорда британского Адмиралтейства Уинстона Черчилля, хотя близорукости у него не наблюдалось. Просто германские командиры отлично знали маршруты маневрирования английской эскадры и имели более точные лоции.
Утром 29 октября «Гебен» бомбардировал Севастополь из орудий главного калибра. Русские военные корабли находились на якоре в гавани по расписанию мирного времени. На следующий день крейсеры «Бреслау» и «Гамидие» обстреляли Новороссийск и Феодосию, заминировали Керченский пролив и потопили несколько каботажных судов.
Это были попросту пиратские набеги. «В период между мировыми войнами, – вспоминал гросс-адмирал К. Дениц, – я получил глубокую подготовку в области тактики. Она явилась важным и необходимым дополнением к имеющемуся у меня боевому опыту. Я его приобрел на Черном море, на крейсере “Бреслау”. На этом театре военных действий господствовал русский флот. Наша тактика больше всего напоминала некую разновидность игры в “кошки-мышки”, и после каждого столкновения на Черном море нам приходилось прятаться в единственную нору, которая могла предоставить нам хотя бы относительное подобие защиты, – в Босфор»[478].
Не уведомив своих союзников, Россия объявила Турции войну. В итоге 12 ноября Османская империя провозгласила джихад и объявила войну Англии и Франции.
На Черноморском флоте были переоборудованы в гидроавиатранспорты пароходы «Император Александр I» и «Император Николай I». На крейсере 2-го ранга «Алмаз» были установлены ангары для летающих лодок М-5.