- С кем же ты живёшь?
- С детским садом.
- С кем, с кем?
- Ну, на той стороне, - вмешался Иван. - За переправой. Сад. Льнокомбинатский.
- А-а-а, то-то я тебя на пароме видал. С собакой-псом. Погоди, дак тебя там хватились небось, в саду-то!
Ростик опустил глаза.
- Я не знаю, что делать, - честно признался он.
Ростику пришлось рассказать дедушке Колдырю всю историю с самого начала.
- Глеб, говоришь? - переспросил дедушка. - У кого же это внучонок Глеб?
- А есть ещё Кирилл и Мефодий, - некстати вылез со своей учёностью Иван. - Они азбуку сочинили, Чего смеяться-то? Буквы изобрели.
- Да это, никак, Митрия Глебыча, - продолжал размышлять дедушка. - У них всегда в роду Глебы. Да, Митрий Глебыч он как можжевеловый корень, характерный… Вот чего, чурачки. Людей так нельзя тревожить. Ты, Ванюш, давай на паром да мальца в его детский сад проводи. А то они там иэмытарются, чай, уже заискались.
- А как же Кеша? - приуныл Ростик.
- Да схожу к Митрию Глебычу, погляжу. Может, он, собака-пёс, туда сам придёт.
- Кеша умный, - сказал Ростик.
- Ясно, умный, - подтвердил дедушка. - Ну, в добрый час, цыплачки. Ванюшка, ты потом зайди, я тебе камеру-то залепил, сохнет.
Иван и Ростик пошли обратно к посёлку.
Некоторое время шли молча. Солнце зашло за облако! В роще было уже не так светло. И на душе у Ростика тоже было мрачно.
- Ростислав, слышь, па минутку домой зайдём, есть охота. Бабушка оладьев напекла.
Бот и лавочка. Вот и калитка. Иван нырнул во двор. Ростик остался ждать. Сколько собачьих следов на дороге! А вдруг Кешины? Нет, наверно, не Кешины. Мало ли собак ходит по дорогам!
Из калитки выглянул Иван. Выражение лица у него было хитрое. Он подмигнул Ростику и скрылся. А через секунду калитка не просто открылась, а как-то с грохотом отпрыгнула. Иван стремительно выкатил со двора мопед.
- Видал?! - кричал Иван в полном ликовании. - Видал?! Федька мопед запереть забыл. Айда, сейчас до парома доедем!
- А разве тебе разрешат?
- А кто спросится-то? Ведь он его не запер! Мопед слепил глаза никелем. Сзади за седлом был голубой багажник.
Иван скомандовал:
- Садясь на багажник. Ростислав! Сейчас до парома доедем.
Ростик влез на багажник, сел. Иван взгромоздился в седло, нажал па педали. Мотор не завёлся. Ивана это не смутило.
- Слезай! С горы поедем, он с горы заведётся. Иван почти бегом повёл мопед за красные резиновые ручки. Ростик поплёлся за ним, последний раз с тоской оглянувшись на собачьи следы. Кешины? Или не Кешины? Может, дурак, что не подождал на лавочке? Может, Кеша приходил?
Иван выкатил мопед на дорогу. Она спускалась внял крутым скатом и соединялась с большой дорогой, но которой Ростик и Кеша утром поднялись от берега к посёлку. Там торчал уже знакомые Ростику осокорь, и бузинные кусты тоже были па месте. Паромный причал был скрыт за поворотом, зато виднелся тот берег, поросший соснами, и стайка белых уток у того берега, и чья-то лодка возле травы.
«Как далеко отсюда видно», - подумал Ростик.
Солнце опять выглянуло из-за облака. Высоко в небе, неслышный с земли, казалось, медленно плыл-уплывал маленький блестящий самолёт. Запел жаворонок. Ростик поискал глазами, где он поёт, но не нашёл. Возле дороги росла серебристая полынь. Ростик сорвал листок, растёр пальцами, понюхал. Мама всегда так делает.
- Вроде бы дорога не очень крутая, - сказал Иван. - Чего смеяться-то! Я видел, как с неё раскатили «Москвича», а потом он завёлся. А это - мопед. - Он что-то покрутил возле руля, постучал по голубым щиткам, попробовал, крепкие ли спицы, надуты ли шины. Словом, явно подражал старшему брату Федору, владельцу нарядного мопеда. - Ну, садись. Ростислав!
Ростик опять залез на багажник. Иван, переваливаясь с боку на бок - ноги ещё толком не доставали, - стал жать на педали. Мопед двинулся, как самый простой велосипед. Мотор молчал. Но с горы машина поехала быстрее, и скорость её всё увеличивалась на спуске. И вот уже мопед несётся почти сам по себе, нисколько не желая слушаться Ивана. Иван вцепился в руль так, что у него пальцы стали лиловыми. У Ростика во рту противно дрыгает язык. Какие-то камешки подскакивают с дороги и больно бьют Ростика по ногам, и ударяются о спицы, и спицы неприятно взвизгивают.
Иван напряжённо смотрит на дорогу. А дорога сама как-то странно кидается под колёса. Мопед совсем перестаёт ему подчиняться, он едет вовсе не туда, куда ого старается направить Иван. Вот мопед неожиданно свернул с дороги, три раза подпрыгнул на кочках и свалился. Руль свернулся на сторону, и переднее колесо как-то жалко скособочилось. Ростик упал боком. Он ушибся, но не сильно: с багажника всё-таки не так высоко падать. Иван перелетел через руль и расшибся сильнее. На скуле у него краснела ссадина, и руки он ободрал, и колено зашиб. Вид разбитого мопеда здорово его испугал. Он попытался поднять машину, потом опять положил, стал выправлять переднее колесо, но оно не выправлялось. По дороге кто-то спускался к парому. Иван оглянулся. Батюшки мои, милиционер!
- Иди сюда, прячься! - крикнул Иван и ринулся к кустам бузины.
Он дёрнул Ростика за руку и втащил его под кусты. Там не было травы, земля была взрыта дождевыми червями, пахло сыростью, каким-то лекарством и погаными грибами. У Ростика на ноге саднила содранная кожа да ныл слегка локоть левой руки. Ему опять, как тогда на пристани, показалось, что он заболевает.
Глава восьмая. ЕЩЕ ТРЕВОЖНЕЕ
- Ну что, Мария Васильевна?
- Да говорят, какой-то лейтенант Грошев его ищет. Говорит, никаких несчастных случаев не было. Успокаивают.
- Ох, ужас, ужас! Мария Васильевна, давайте звонить на льнокомбинат.
- Придется.
- Звоните, Мария Васильевна.
- Елизавета Елизаровна, вы звоните, я к ребятам схожу. Они там с Дусей, надо её на кухню отпустить.
- Ну вот, молодец, Саша, хорошо вылепил мишку.
- Это не мишка, это собачка.
- Ах да, да, хорошая собачка.
- Мария Васильевна, и у меня собачка.
- Да, да, и у тебя. Павлик, а ты что так сидишь?
- Я не так сижу.
- Но ты же ничего не лепишь.
- Не леплю.
- Что ты сегодня капризничаешь, Павлик?
- Я не капризничаю. Я Ростика жду.
- Ох, наказание!
- Девушка, да послушайте же, девушка, я льнокомбинат просила! Как это не отвечает? Ну, цех не отвечает, в завком позвоните, я же вам два номера дала.
- Ну что?
- Ничего. Не соединят никак. Сейчас ещё покручу.
- Давайте я сама.
- Хорошо, Мария Васильевна.
- Поречье? Поречье, что там льнокомбинат? Жду. Алло! Алло! Товарищ Харитонова? Это Мария Васильевна. Из детского сада.
- Мария Васильевна? Что случилось, Мария Васильевна?
- Да нет, вы не тревожьтесь, вы только не тревожьтесь!
- Что случилось? Что с Ростиком?
- Он кашлял, был в изоляторе.
- Что случилось? Он заболел?
- Он ушёл…
- Как - ушёл? Куда? Я ничего не понимаю.
- Он недолго был один. Я пришла кормить его обедом…
- Его с обеда нет?
- С обеда нет.
- Боже мой, там ведь река!
- Да нет, река ничего. Мы в милицию звонили.
- Почему в милицию? Я сейчас приеду. Алло! Вы слышите? Я сейчас такси возьму и приеду. Где же он, боже мой! Я приеду!
- Она приедет.
- Мария Васильевна, я к реке пойду.
- Хорошо, Елизавета Елизаровна, только вы что-нибудь примите, на вас лица нет!
Глава девятая. «ХАРИТОНОВ - ЭТО Я»
Иной раз шаг шагнёшь - просто шагнёшь, а другой раз шагнёшь - и что-то важное случится. Уже сколько улиц прошли лейтенант Грошев и Кеша совсем понапрасну, а на этой улице Кеша вдруг что-то почувствовал, заволновался. Это же Глебова улица! Вот гора свежего песку у чьего-то забора, вот сгорбившаяся от старости, дуплистая, вечно о чём-то вздыхающая ива, а вот и Глебова калитка!
- Ты что это, ласковый? Что тебе померещилось?
- Здесь, здесь! - крикнул Кеша, - Здесь живет Глеб. Вот тут, тут!
Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.
- Всякий на свой манер воспитывает, - говорил сердитый голос. - Без зверья обойдёмся.
Другой голос возражал ему:
- Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет - к людям душой обернётся, сердцем прилепится.
- Сказал уж… - опять вступил в разговор сердитый голос. - Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.
Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась - звонок позвонил,
На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович - Глебов дедушка.
- Ошибка, - сказал он лейтенанту Грошеву. - Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш - девять.
- Зачем мне дом семь? - удивился лейтенант Грошев. - Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.
- Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!
- А где он?
- Нету. Увезли. Заболел, и увезли.
- Куда?
- На аэродром, - сказал Дмитрий Глебович с раздражением. - Фокусы.
- Какие фокусы?
- Лечить.
- Как - лечить?
- Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.
- А, по-здорову ли, милок!.. - Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. - Ну, дак, то и сё, бывай, Митрнй Глебыч.