лег.
Дядя явно собирался что-то совсем не вежливое ответить, но Новеллий, подгадав, когда старик в коротком плаще и брюках в синюю верубрийскую клетку и его мальчик-оруженосец подойдут поближе, продолжил громко:
— Шевелись, слуга! Некогда пререкаться! Как устроишься, узнай, у кого здесь какие кожи на продажу и ищи меня у дома рикса!
Дуннотал стрельнул глазами на прохожих и отвернулся к мулам.
Новеллий поспешил представиться старику. Он надел в дорогу брюки, а усы отпустил уже почти месяц назад, так что мог запросто сойти за галла, но решил всё же назваться Марком, чтобы посмотреть, как местные относятся к римлянам. Галл отвечал вежливо, и к домам римлян легко согласился провести, так что Новеллий немного, самую чуточку, расслабился. Все спокойно. Зверь был символом сопротивления чужеземцам, его появление чревато волнениями, если не открытым бунтом. Но тут, похоже, о Звере еще никто не знает. Затаился, может быть, или недавно прибыл.
Визит к трибуну Лурию, командиру римского гарнизона, опасений Новеллия не развеял. Прямо сказать трибуну о Звере в городе Новеллий поостерёгся, а от осторожного, вскользь заброшенного вопроса о настроении в округе трибун только отмахнулся. Сказал, мол, лучше не бывает, покупай что хочешь, верубрии теперь мирные галлы и союзники, неделю назад половина всадников пага отправилась на Рейн, в армию молодого Цезаря, а риг Сегомар трибуну Лурию лучший друг. Только на дорогах поосторожней, там, конечно, всякое бывает — повстанцы недобитые по лесам бегают, наши германцы-дезертиры, да и просто разбойники. Три дня назад даже римский патруль на Бибрактской дороге, в трёх милях от города, пропал, пришлось караулы удвоить. Но тут Лурий с Сегомаром разберутся и все концы найдут, а торговым делам это не помешает.
Всё это было бы понятно и хорошо, и можно было бы здесь обосноваться и начинать собирать товар, как задумано. Если бы не Зверь.
Мысли разбегались, нужно было найти спокойное место и всё обдумать. А ещё узнать побольше о местных делах. Кожи — дело хорошее и верное, но Зверь-то проявится — не может не проявиться. И тогда тут, кажется, совсем другие деньги можно получить. Только бы дело повести правильно, не напороть лишку. Новеллий чуть не спросил Лурия про награду, но в последний момент передумал — надо сперва все выяснить.
Трибун приглашал на ужин, Марк отговорился делами с товаром. Ещё можно было передумать и вернуться, Лурий только обрадуется, а запахи в его доме были густые, римские, хлебом пахло, пшеничным, свежим, а не вечной галльской недожаренной собачатиной. И черви тут тихо копошились вокруг очага и божницы, людей не трогали. Марк глубоко вдохнул, резко выдохнул и зашагал скорей из тепла трибунова дома, мимо по-италийски полуголой челяди, мимо часового у двери, на холодок площади. Будет еще время попотчеваться по римски.
Оказавшись на улице, под промозглым дождиком — весна этом году не больно-то спешила — Новеллий, щурясь от холодной дрязги, осмотрел небо. Сизые тучи расположились очень солидно, по-хозяйски и явно надолго. Надо было искать крышу над головой.
Налево стоял солидный дом, из мощных тёсаных брёвен, ещё не успевших потемнеть. Римляне устроились в Олине основательно, трибуну резиденцию аж в три этажа отстроили. А это что — труб много, и дымище какой валит. На легионную кузню не похоже. Меркурий помоги Марсу, неужели баня?!
Во всех местах и обстоятельствах, где показывался хоть краешек, хоть порожек бани, Новеллий становился самым разненаримским римлянином, вторым, Дис его отец забери, Ромулом. Любил он баню. Но как в бане думать? Там все мысли от неги, да тепла разбегаются, как мыши. И дядю в неё не возьмёшь, да он и сам к ней не подойдёт, снова друидские их правила-запреты. «Зверь», — напомнил он себе строго и отвернулся вправо.
Там к большому кособокому галльскому дому прилепилась новенькая пристройка. Из её дверей неспешно, со смехом и дружескими припечатываниями к косякам, никак не могла выкатиться на улицу троица парней в туниках без рукавов, молодецки распахнутых плащах, с блестящими чёрными ёжиками волос и сверкающими из-под высоко подобранных подолов коленками. То, что надо — таверна, подставленная расторопными галлами прямо под бок к римским казармам.
В таверне было темновато. Длинные лавки по стенам, доски, положенные на козлы вместо столов. Иного Новеллий, не ждал, да и не нужно ему было ничего иное. Посидеть, поесть горячего, выпить кислого вина, скверного и дорогого, как только в Галлии бывает. Подумать. Несмотря на неумолчный шум, треск и тычки соседей, думалось ему в таких местах хорошо. Может быть потому, что духи его там беспокоили слабо. Не место им тут. А раз им не место, значит ему в самый раз.
Но проблемы бывают не только от духов. Стоило ему войти, щурясь со света, покрутить головой в поисках свободного места, как из угла раздался злобный выкрик на латыни.
— Что-то завоняло тут… чего этот грязный галл тут забыл!
Ну вот, хоть кто-то оценил брюки и усы Марка. Новеллий глянул мельком — обычный пьяница. Он привык к такому и старался не обращать внимания на оскорбления. Не все успели остыть после недавней войны, в которой стороны не жалели друг друга.
Хозяин как раз показался из кухни — ход туда был завешен шкурой. Встал у порога, подбоченясь, но вдруг дернулся, смотря на что-то за спиной Новеллия.
— Я к тебе обращаюсь, слизень! — раздался голос у самого уха. В спину Новеллия ткнулся кулак. Сидевший в углу пьяница очень быстро оттуда выбрался.
Новеллий повернулся, но не успел рта раскрыть, как получил полновесный удар и отлетел, опрокинув козлы с досками и всем, что на них стояло. Сидевшие вскочили, пытаясь спасти миски.
— Варий, успокойся, — хозяин замахал руками. — Ну что ты опять нарываешься!
Новеллий легко встал. Его обманул мутный взгляд и одутловатое лицо — сейчас он разглядел и широкую грудь противника, и его мощные руки, и легкость, с которой он перемещался. Легионер. Бывший, конечно, но навыки не забыл.
Варий бросился на него, Новеллий легко увернулся и воткнул свой кулак в живот противника. Живот был твердый, как доска, однако Вария развернуло и Новеллий резким кивком воткнул лоб в его переносицу. Римлянин отлетел, расколошматив еще один стол.
— Меня зовут Марк Новеллий, я сын Публия из Медиолана, — сказал он пока Варий вставал. — Я не хочу драться. Все, что мне надо — поесть и попить.
— Фын Пувлия? — невнятно переспросил Варий, он пытался вытереть ладонью кровь из носа, но только размазал её по губам и щеке. — Твой Публий слепой, что ли? Твою мать отымел галл!
— Да, мой родной отец — галл, Публий — мой отчим… — ответил Новеллий, пытаясь стиснутыми до боли кулаками задавить накатывающий волной гнев.
— Говорю ж, галл ты поганый! — Варий, не дослушав, радостно сплюнул и снова бросился на Марка. Они сцепились и рухнули на колченогую табуретку, превратив ее в щепы. Новеллий попытался ударить коленом, но Варий умело развернул корпус и быстро подмял его под себя. Силища у него была неимоверная. Новеллий запоздало понял, что его шанс был в том, чтобы не доводить дело до борьбы. Варий, рыча, попытался сомкнуть ладони на его шее, но вдруг его хватка резко ослабла, и он с криком вскочил на ноги, потирая бок.
Прямо перед ним стоял солдат с копьем — удар его древка заставил Вария оторваться от шеи Новеллия. Второй солдат встал рядом с первым — Новеллий торопливо вскочил, но это не помогло, и он тоже получил жесткий удар в ребра. Воины свято блюли закон справедливости.
— Чо, опять ты, Варий, озорничашь? — судя по выговору солдат был умбром.
Римлянин смотрел исподлобья, молчал.
— Пошли с нами, обои. И не баловать.
Они поочередно вышли из таверны.
— Дурак ты, Гней, — беззлобно сказал второй легионер. — Трибун тебя вечно прощать не будет.
Варий пожал могучими плечами, смолчал и на этот раз.
— А тя я видал, ты ж токо от трибуна, — обратился первый к Новеллию. Тот кивнул.
— Ненадолго ты от его ушел…
Но суд не состоялся. Едва выйдя из таверны они увидели: у дверей дома трибуна стоят накрытые чем-то носилки, вокруг солдаты в полном боевом обвесе, плечом к плечу, чуть ли не «черепахой», рядом уже с независимым видом переговариваются несколько самых шустрых галлов — такой народ, на любую новость сбегаются как муравьи на мёд.
Из дверей вынырнул центурион, за ним сам трибун Лурий, прямо в домашних сандалиях и кое-как накинутом плаще, пояс с мечом в ножнах на римского командира торопливо прилаживал суетящийся седой раб. Пока Марка и Вария подвели к трибуну, Лурий куда-то отправил двух солдат и приподнял край холстины, покрывавшей носилки. Скривился, бросил взгляд вкруг — и отбросил ткань.
На носилках лежали ноги. И голова в каске, с другого конца. Между ними — бурая неопрятная куча. Легионер рядом с Марком крякнул, галлы, которых собралось уже десятка два, заойкали. Новеллий подошёл поближе к носилкам и увидел, что в куче была разодранная чуть не на полосы кольчуга, остатки стёганного поддоспешника, клочья туники и совсем немного человеческой плоти. Крови для такого месива тоже было удивительно мало.
— А с остальными что? — спросил Лурий центуриона.
— То же, мой трибун. Но хуже, — ответил тот.
Где-то неподалёку букцина затрубила «стройся!». Городские собаки ответили ей хриплым заполошным гавканьем.
— Ну, пусть теперь Сегомар нам расскажет, что это тоже германцы сделали, — только и сказал Лурий. Галлы в городе звонко перекликались, передавая новости, на площади их сошлось столько, что места в первом ряду вокруг кучки римлян уже не хватало, задние подпрыгивали или спрашивали передних, что там.
Трибун и не думал их разгонять. Он упрямо опустил широкий лоб, расставил короткие ноги пошире, словно бодаться приготовился. Сунувшегося к нему с докладом солдата, приведшего Вария с Новеллием, Лурий коротко осёк.
Новеллий осторожно оглядывался, ища дядю. Ага, вот и он, о чём-то вежливо беседует с хозяином таверны. Дядя поймал взгляд Новеллия, отвернулся и важно кивнул собеседнику. Ну да, не обойдется, значит, без очередной порции нравоучений.