– Весь город слышал.
– Кто взял грех на душу – в курсе?
Зубок печально повёл плечами.
– Прости, начальник. Я – человек маленький. Ты ж мой уровень знаешь: ничего серьёзного, одна мелочишка: фраерка развести, то да сё… Я ж не вентерюшник какой, оружия в руках сроду не держал.
– Вентерюшник – налётчик, – пояснил мне Пётр и вернулся к жулику:
– Не прибедняйся, Зубок. Ты ж ведь на свободе только потому, что я тебя не посадил, а посажу я тебя, когда перестанешь приносить мне пользу. Ну конечно, ты, может быть, перевоспитаешься, во что лично я верю слабо. В общем, даю тебе поручение: хоть из кожи вылезь, но узнай, кто ж на такое дело решился и почему. Сроку тебе… послезавтра. Не сделаешь – пеняй на себя, поедешь в Сибирь этапом, туда, где сопли на лету замерзают. Бывай! – он похлопал Зубка по плечу.
Мы вышли с рынка.
– Напугать ты его напугал, только вдруг – это и в самом деле не его уровень? – спросил я.
– Вот послезавтра и узнаем. Так-то Зубок не дурак, без мыла куда хочешь залезет. Ну, а не он сведения в клювике принесёт, так мы и других попросим. Мы все яйца в одну корзину не складываем.
Вместе со мной Пётр обошёл ещё парочку информаторов и везде дал соответствующее напутствие.
Было уже часов пять вечера, когда мы решили навестить раненного Лёву. На извозчике подъехали в госпиталь.
Нас высадили напротив центрального входа. Несмотря на зиму, в небольшом парке возле госпиталя можно было увидеть некоторых пациентов и тех, кто пришёл их навещать.
Взгляд упал на чёрную коляску с опущенным верхом. Она стояла неподалёку от ворот, в ней никого не было.
Я невольно замедлил шаг.
– Ты чего? – удивился Пётр.
– Точно с такой же повозки по нам стреляли.
– И что? В Ростове таких десятки, а то и сотни. Ты какие-нибудь особые приметы коляски запомнил?
– Только то, что она чёрная, – признался я.
– Маловато для опознания будет.
– Маловато, – согласился я.
И всё-таки эта чёрная коляска не выходила у меня из головы. Жаль, что пустая, было бы интересно посмотреть, кто на ней катается.
Мы пришли в приёмный покой узнавать у дежурной медсестры, где лежит наш друг и можно ли его навестить.
Полистав журнал, та сообщила:
– Повезло вам. Главврач разрешил навещать больного Петросяна. Он лежит в хирургическом отделении, третья палата.
– Спасибо, красавица, – улыбнулся напарник.
– Только белые халаты наденьте! – предупредила она. – Кстати, о нём уже спрашивали минут за пять до вас.
– Может, Художников или Паша Рыженко? – предположил Пётр.
– Они не представились.
– Они?
– Да, их двое было.
– Раз пять минут назад спрашивали, значит, не разминёмся, – резонно заметил напарник.
– А ты хоть знаешь, где тут хирургическое отделение? – спросил я.
– Ещё б мне не знать, я в нём уже три раза лежал. Один раз аппендицит резали, два раза пули выковыривали. Я ж тебе говорил, город у нас весёлый, – балагурил Пётр.
У него было хорошее настроение: наш товарищ жив, его можно навещать.
Получив белые застиранные халаты, мы пошагали по коридору, по лестнице поднялись на второй этаж.
– Вот и хирургическое отделение, – сказал напарник.
В отделение вели высокие, почти по потолка, двери. Открыв их, мы прошли мимо постовой медсестры, которая была так погружена в книжку, что не удостоила нас вниманием.
В нос шибанула острая смесь запахов: лекарства, хлорка, подгоревшая пища… Краска на голых холодных стенах облупилась, доски под ногами предательски потрескивали. Из законопаченных окон всё равно пробивал сквознячок с улицы.
Я посмотрел на табличку с номером, что висела на ближайшей палате.
– Десятая. Выходит, наша где-то в том конце.
– Выходит, что так, – кивнул Пётр.
И в этот самый момент впереди послышались выстрелы.
Мы с Петром выхватили наганы и бросились вперёд на звук пальбы.
Глава 15
Мощный удар и почти сразу звон разбитого стекла где-то на улице… Ясно, налётчики, сиганули в окно. Вопрос – все ли?
Пётр схватился за ручку дверцы палаты под номером три, хотел открыть, но я ему не дал этого сделать – оттолкнул плечом в сторону и, надо сказать, вовремя: в филёнке появились сразу три дыры. С той стороны палили без зазрения совести.
Мы опасались открывать ответный огонь: внутри оставались раненые, вдруг кто-то из них уцелел…
Дверь открывалась на себя. Я знаком показал Петру приготовиться, сам упал на спину и из позиции лёжа саданул обоими ногами по створке. Она сорвалась с петель и упала.
Пётр выскочил из укрытия и несколько раз выстрелил на свет, прикрывая меня, а я почти акробатическим прыжком вскочил на ноги, почти сразу присел и поддержал его выстрелом из нагана.
Тело налётчика свалилось на пол с глухим стуком. Я огляделся: если не считать людей в кроватях, больше в палате не было никого. Подельник или подельники выскочили в окно, жаль, спросить не у кого, все до единого пациенты были убиты выстрелами практически в упор.
И почти сразу послышалось конское ржание, мимо госпиталя пронеслась пресловутая чёрная пролетка. Я не ошибся – именно её я видел у здания угрозыска. Вот только деревья опять помешали мне разглядеть, кто ей правит.
– Вот сволочь! – выругался я и склонился над налётчиком.
Не надо быть врачом, чтобы констатировать его смерть. Мы с Петром буквально нашпиговали бандита свинцом.
Я обшарил его карманы: документов при трупе не оказалось. Единственной находкой стала обычная марлевая повязка, какие обычно носят медики.
Признаюсь, меня этот факт несколько смутил – нам предлагали только халаты, про маски речи не шло.
– А где Лёва? – удивлённо произнёс Пётр, поигрывая револьвером.
– В смысле? – все кровати в палате оказались заняты, однако часть пациентов была с ног до головы в бинтах, так что я решил, что один из них и есть наш товарищ.
– Я говорю – Лёва где? Его тут нет, – повторил напарник.
– Уверен?
– Что я друга, с которым не один пуд соли съел – не узнаю?! – удивился Пётр. – Говорю тебе – нет тут его.
– Странно. А это точно третья палата?
Я склонился над выбитой дверью. На ней красовалась цифра три.
– Ничего не понимаю, – задумчиво почесал я тёплым стволом нагана лоб.
Поскольку стрельба стихла, коридор быстро наполнился взбудораженными людьми: от медсестёр и санитарочек до ходячих пациентов.
– Граждане, попрошу разойтись! – вскинул руку Пётр. – Уголовный розыск.
Он поманил пальцем здоровенного мужика в белом.
– Ты кем будешь?
– Сидоров я, здешний санитар при морге.
– Даю тебе важное задание, товарищ Сидоров: стой у дверей и никого сюда не впускай.
Сквозь набившуюся толпу протиснулся маленький худенький мужчина с бородкой и усами, из кармана халата торчала трубка стетоскопа. Мужчина решительно направился в палату. Бугай Сидоров почему-то не стал ему преграждать путь.
– Дядя, ты куда? – остановил худощавого мужчину напарник.
– Какой ещё «дядя»?! – возмутился тот. – Я главврач больницы! И это моя обязанность быть в курсе всего, что здесь произошло.
– Простите, – смутился Пётр. – Только боюсь, вам тут делать нечего, все пациенты и преступник, который в них стрелял, мертвы.
Убедившись, что напарник говорит правду, главврач опустил голову и направился к выходу.
– Вы правы, медицина здесь бесполезна.
– Простите, – окликнул его я.
Главврач обернулся.
– Слушаю вас?
– Не подскажете, где лежит больной Петросян? Нам в приёмном покое сказали, что в третьей палате, но его тут не оказалось.
– В приёмном покое ошиблись. Я велел перевести Петросяна в седьмую палату, – строго произнёс врач.
Я облегчённо выдохнул. Хоть что-то хорошее за сегодня!
– Побудь здесь, – попросил меня Пётр, – я пока к Лёву схожу, поговорю с ним, что и как.
– Конечно.
Вместе с дюжим санитаром нам удалось восстановить в коридоре подобие порядка, а чтобы в палату как можно меньше заглядывали, я повесил над входом простыню, она служила чем-то вроде полога.
Соседство с кучей покойников (не считая налётчика, тут лежали тела ещё шестерых ни в чём неповинных людей) – вещь не из самых приятных, но работа есть работа.
Я сел на один из прикроватных табуретов и принялся ждать.
«Занавеска» раздвинулась, вошёл Пётр.
– Ну как он? – сразу спросил я.
– Слабенький очень. Не говорит, а шепчет. Но, думаю, дело на лад пойдёт. Выдюжит наш Лёва.
– О нападении что сказал?
– Ничего толком. Вышел из дома на работу. Примерно через квартал его кто-то нагнал и ударил ножом.
– А нападавшего он видел?
– Видеть-то видел, только говорит, что прежде с ним никогда не сталкивался, совсем незнакомый тип.
– Надо бы ему этого показать, – кивнул я в сторону мёртвого налётчика. – Ну и фотографию пулемётчика – вдруг кто-то из них?
– Покажем, – согласился Пётр.
Через полчаса в больницу нагрянул Художников. Он с удивлением выслушал наш рассказ:
– Это что получается – бандиты специально приехали сюда, чтобы добить Петросяна?!
– Похоже, что так. В приёмном покое они спрашивали именно его. Повезло, что мы приехали почти сразу. Ну и вдвойне повезло, что Лёва лежал в другой палате, – произнёс я.
– Ты сказал, что в кармане налётчика нашёл белую марлевую повязку, – вдруг сказал Художников.
– Да, а что? Это ж больница…
– А то, что у пулемётчика тоже нашли такую же. И, заметь, не в больнице.
– И что это нам даёт?
– Пока ничего, – задумчиво произнёс Художников.
– Чёрные маски, – внезапно оживился Пётр.
– Какие ещё чёрные маски? – не понял я.
– Банда такая. Мы её в прошлом году разгромили. Они на дело шли в чёрных масках. В народе их так и прозвали – весь Ростов из-за них на ушах стоял. Мы три месяца за ними гонялись, пока всех не перебили.
Я уже понял, что ростовские сыскари особенно на эту тему не заморачиваются, предпочитая истреблять бандитов, а не арестовывать. Зная любовь советской власти к постоянным помилованиям, я прекрасно понимал коллег. Очень обидно встречать на улице какого-нибудь головореза, который вместо законных десяти-пятнадцати лет вдруг оказывается на свободе и с чистой совестью после пары лет отсидки.