– Второго случаем не знаете? – показал на рябого Пётр.
– А пусть нам Кабанчик приятеля своего, ныне покойного, отрекомендует, – обратился чекист к бандиту.
– Степка Костоглод, – произнёс Мишка, не отрывая головы от пола.
– И чем он так знаменит? – поинтересовался я.
– Знатный вентирюшник – ну, налётчик то есть, – сказал напарник. – Только вроде все думали, что он ещё в прошлом году богу душу отдал.
– В прошлый раз свезло, в этот нет, – равнодушно пояснил Кабанчик. – Слышьте, начальнички, мне тут долго ещё на полу лежать?
– Столько, сколько нужно, – успокоил его чекист.
Он повернулся к нам:
– На чей счёт записывать будем субчиков? Наш или ваш?
– На общий, – твёрдо заявил Пётр. – Так сказать, коллективными усилиями и тэдэ…
– Тогда кому-то из вас придётся со мной направиться.
– Петь, давай ты, – предложил я.
– А Еремеевка?
– Съезжу я один до этой Еремеевки. Ну как один – Макар меня довезёт.
– Лады, – легко согласился Пётр.
Его можно было понять: в конце концов мы ехали не брать преступника, а проверять гипотезу насчёт его лёжки.
– Кстати, как плечо – не болит? – спросил он.
Я потрогал руку.
– Вроде нормально.
– Товарищ из ГПУ прав – ловко ты их, чисто как блоха скакнул, я даже моргнуть не успел.
– Ловчей бывают, да ты сам, наверное, в цирке всякого насмотрелся. Там почище меня хватает разного брата-акробата.
– Так то – цирк, а то жизнь… Ты когда в город вертаться планируешь?
– До вечера обернусь.
– Тогда я тебя в угро ждать буду. Всё равно нам пока деваться некуда.
Пожав руку чекисту и Петру, я вышел из чайной.
Макар уже успел запрячь лошадь.
Он с уважением посмотрел на меня, но ничего не сказал, лишь скрутил козью ножку и долго, задумчиво смолил.
Перед самой Еремеевкой Макар вдруг стряхнулся и сказал:
– Тяжёлая работа у тебя, уголовный розыск.
– Зато самая лучшая на свете.
– Это чем же она лучшая?
– А тем, что благодаря нам мир становится чище и дышится легче. Не возьми мы сегодня Кабанчика, сколько бы бед он ещё натворил! А сколько других таких же «кабанчиков» ещё колобродит! Ну ничего, потихоньку прижмём к ногтю эту породу.
Макар привёз меня к избе, в которой жил местный еремеевский милиционер. Услышав нас, он вышел на крыльцо.
– Климов Александр Александрович.
– Быстров Георгий, можно без отчества, – по виду Климов годился мне, вернее, настоящему Быстрову, в отцы.
– А где товарищ Михайлов?
– Появились непредвиденные обстоятельства, пришлось одному до вас добираться. И да – вас предупреждали, что не надо афишировать, что я – из уголовного розыска?
– Предупреждали, – кивнул он. – Мои уже проинструктированы, что ко мне должны племянники из города приехать. Ну как?
– Нормальная легенда, – согласился я.
– Пройдёмте в дом, това… то есть Георгий, – поправился Климов. – Там супруга стол накрыла, пообедаете с дороги.
Мы вместе с Макаром с удовольствием откликнулись на это щедрое предложение. Всё-таки чай и бублики, пусть даже и двойная порция, так себе замена полноценному обеду.
Супруга милиционера оказалась, как многие полные женщины, очень радушной и доброжелательной, к тому же готовила просто изумительно.
– Очень вкусно! – признался я ей, уминая очередную порцию добавки, и хозяйка аж расцвела от удовольствия.
– Кушайте, гости дорогие.
После обеда она куда-то вышла по делам, а Макар попросил у хозяев разрешения и лёг немного отдохнуть с дороги.
– Поговорим? – предложил я Климову.
– Конечно. – откликнулся тот.
– Что это за дом, о котором вы звонили?
– Не дом… амбар.
– Амбар?
– Да. Тут вот какая закавыка, Георгий: в версте отсюда, сразу как из леска выезжаешь, стоит большой амбар, вроде как ничейный. Крыша местами прохудилась, доски подсгнили, но в остальном крепенький. От ветра не шатается. Я и подумал – аккурат под ваше описание подходит. Лично вчера прогулялся туда, заглянул – точно, бывают там люди: соломы натаскано, чтоб, значит, спать, опять же следы всякие как внутри, так и снаружи. В общем, днём туда не приезжают, раз никто не видел, а на ночь бывает и останавливаются.
– Хм… – задумался я. – Очень интересно. Ещё что-то выяснили?
– Да. Я до милиции кузнецом был… Да и сейчас по старой памяти частенько помочь просют.
– К чему клоните, Александр Александрович?
– Да к тому, что все здешние лошадки с моими подковами ходят. Так вот, возле этого амбара часто останавливалась телега Егора Башкатова.
– Что за Егор?
– Да живёт тут у нас один, служил раньше в продотряде, потом запил, его оттуда и попёрли. Затем вроде за ум взялся, хозяйство завёл, лошадь опять же, телегу, извозом стал промышлять. Ну, я прикинул: нечего возле того амбара ему делать. Если б хотел, у себя б ночевал: у него ни бабы, ни детишек нет, один как перст.
– А где он сейчас?
– Так в Ростов с утра поехал.
Я напрягся.
– Словесный портрет дать можете?
– Отчего ж не дать… Невысокий такой, щупленький. Хромой – говорит, пулей зацепило, но, может, и врёт. Говор тихий, вежливый. Ни с кем не ругается, гонору не проявляет.
– Значит, хромой…
– Так и есть, хромой.
– На какую ногу?
– На левую.
Я кивнул, переваривая услышанное. Кажется, пазл сложился, и эту ночь мне придётся ночевать под крышей амбара.
Глава 18
Вот и амбар, посеревший от времени, доски в нескольких местах выбиты, просто удивительно, что народ не разобрал его на дрова.
Заглянул внутрь, и сразу по спине пробежал неприятный холодок.
– Плохое место, – подтвердил Климов. – Наши его сторонятся.
– А что такое?
– Во время гражданской красновцы в этом амбаре насмерть пятерых подпольщиков нагайками запороли. Тела прямо тут кинули и три дня хоронять запретили. Звери, – добавил он.
– А теперь у вас ещё один зверь появился.
– Это Башкатов, что ли? – хмыкнул Климов, которого я уже стал по-простому звать Сан Санычем.
Я кивнул, но милиционер недоверчиво покачал головой:
– Думаю, ошибочка произошла насчёт него.
Я спорить не буду – мужик он так себе, ненадёжный, но и на зверя, каким ты его расписал, не смахивает.
– А это мы с тобой сегодня и проверим. Там поглядим, кто из нас прав.
Климову явно не хотелось ночевать сегодня не дома, однако перечить мне, городскому начальству, он не мог.
Расположиться решили в отгороженном участке, куда ссыпали зерно, так я впервые узнал первоначальное значение слова «закрома». Метровой высоты стенка служила хорошим укрытием от посторонних глаз.
Тут всё пропахло мышиным помётом и гнилыми досками, к этому запаху добавился аромат прелого сена, мы натаскали целую кипу в закрома, чтобы было удобней лежать. Для согрева милиционер взял из дома два колючих зипуна.
С грехом пополам устроились, проковыряли дырочки для наблюдения и принялись ждать, коротая время за разговорами.
Стемнело быстро и неожиданно, как это бывает на юге. Постепенно глаза привыкли к сначала вечерней, а потом и ночной черноте.
– Чу! – вдруг напрягся Климов. – Кажись, едут.
Я затаил дыхание и стал вслушиваться. Милиционер не ошибся: к амбару подкатила подвода, тихо заржала лошадь, а потом раздались голоса: мужские и женские.
Заскрипели ворота амбара, подул ледяной ветер снаружи, появилось несколько фигур.
– Здеся заночуем, – проговорил вкрадчивый голос, наверняка принадлежавший Башкатову. – Вы не переживайте, как токма рассветёт, сразу в путь двинемся. Домчу до супруга вашего с ветерком.
– Поскорей бы, – произнесла женщина и тут же скомандовала:
– Дуня, Аникушка, а ну слезайте с телеги и бегите сюда, греться.
Я прильнул к «глазку» и стал рассматривать приехавших. Башкатов и впрямь оказался неказистым хромым мужичком, глядя на такого не подумаешь, какая от него исходит опасность. Вместе с ним в амбар вошла крестьянского вида женщина, а с ней детишки, те самые Дуня и Аникушка.
– Озябли? – по-доброму засмеялся Башкатов, глядя на ребят. – Ничего, сейчас я костерок излажу, водички в котелке согреем. У меня и заварка с собой припасена, так что чайком побалуемся, а ежли хозяюшка захочет, так можно чего и покрепче сыскать.
– Ой, спасибо, покрепче не надо, а вот от чая не откажемся.
– Была бы честь предложена. Ну да ладно – мне больше достанется, – мерзко захихикал он.
Башкатов сноровисто развёл костёр, поставил на него котелок со снегом, когда вода закипела, немного поколдовал над ней и стал разливать напиток. Сам почему-то чай пить не стал, а приложился к солдатской фляжке.
– Ну вот и согрелся, – довольно протянул Башкатов.
Где-то через полчаса женщина и дети зазевались.
– Устали мы, – оправдываясь, произнесла она. – Спать хочется – мочи нет.
– А ты ложись, голубушка, спи спокойно. И детишки твои пусть укладываются. Вон, видите, соломка лежит: пусть себе подстелют.
– А вы?
– А мне что сдеется? – удивился он. – Посижу немного, за огнём пригляжу, а как прогорит, тоже спать лягу. Утро вечера мудреней.
– Ваша правда.
Женщина уложила сына и дочку, сама легла возле них и быстро заснула.
Мы с Климовым затаились как мыши, стараясь не шевелиться. Было ясно, что сейчас начнётся главное.
Послышался треск рвущейся бумаги. Башкатов распрямился во весь невысокий рост, про таких говорят – метр с кепкой, подошёл к своим пассажирам.
Склонившись над женщиной, потрогал её за плечо.
– Эй, вы как – спите?
Та что-то еле слышно пробормотала.
– Ну, спите-спите, – ласково сказал Башкатов и положил на голову женщине листок бумаги.
Такой же манёвр он произвёл с детьми, сходил назад к костру и вернулся со странным предметом в руках. Отсюда мне не было видно, что это такое, но тут к бабке не ходи, стопудово – орудие убийства.
– Отварчику моего вы попили, теперь пришёл черёд отведать микстурки, – произнёс Башкатов и замахнулся.