Мой выстрел произвёл на него неизгладимое впечатление. Он ойкнул, выбросил предмет и опустился на карачки, обхватив уши.
Убивать его я не собирался, нарочно палил вверх.
Мы с Климовым перелезли через ограду.
– Сан Саныч, посмотри, что это за хреновина у него была, – попросил я, не сводя револьвера с преступника.
– Сейчас проверю.
Климов поднял орудие убийства, повертел перед глазами.
– Вроде как портянка, а внутри голыш.
– Что, гражданин Башкатов, будем сознаваться?
Он убрал руки и посмотрел на меня безумным взором.
– Ты кто?
– Барабашка.
– Кто?!
– Уголовный розыск.
В чём-чём, а в наглости ему было не занимать. Он внезапно усмехнулся.
– И чего тебе надо, уголовный розыск?
– Тебя, сволочь такую!
Больше всего на свете мне хотелось врезать ему по голове и потом долго и методично пинать ногами, но я пока не мог позволить себе такую роскошь. Мы могли не знать о всех жертвах Башкатова, к тому же не удивлюсь, если у него есть помощник. Но, Господи, каких трудов мне стоило преодолеть это желание!
– Чем ты их напоил? – указал я на женщину с детишками.
Если яд, даже не знаю, что и делать, промывать желудок, пожалуй, уже поздно.
– Добавил чуток сонной травки и всех делов.
– Если они не проснутся, я из тебя котлету сделаю! – сквозь зубы прорычал я.
До Башкатова дошло, что я говорю ему правду, да и как не могло дойти: меня аж трясло от злости.
– Ничего с ними не будет! Проснутся к утру, – взвизгнул он, отворачиваясь от моего взгляда.
– Какой же ты урод, Башкатов! – с ненавистью произнёс Климов и сплюнул. – И как такого, как ты, земля носит!
Долго раскалывать злодея не пришлось, да и будучи далеко неглупым, он понял, что попался на горячем, смысла изворачиваться нет и потому стал говорить.
В принципе, о многом мы уже подозревали, но ещё не догадывались, о каких масштабах идёт речь.
Убивал Башкатов далеко не первый год.
Приезжал на вокзал к прибытию поезда, выбирал потенциальную жертву, втирался в доверие, отвозил якобы на ночёвку, опаивал снотворным, а потом безжалостно убивал. Оружия при себе он никогда не носил, осторожничал. Придумал следующее: заворачивал в мешок или портянку булыжник, стягивал верёвкой, получалось что-то наподобие кистеня. Этим кистенём ударял жертву по голове. Так как большинство убийств происходило в темноте, чтобы не промахнуться и лишить человека жизни с одного удара, клал тем на голову листы бумаги.
Свой кистень он почему-то называл «микстурой».
– Вот и этих собрался угостить микстуркой, да вы помешали, – вздыхал он.
– Кто тебе помогал? Были ли у тебя сообщники?
– А на кой ляд они мне?! Я и сам неплохо справляюсь.
Как я уже говорил, Башкатов оказался неплохим психологом, мог выпытать у своих жертв подробные детали о семье и даже адрес. Убив главу семейства, преспокойно писал от его имени письмо родным и сообщал, что якобы хорошо устроился, ждёт всех к себе. Потом встречал жён и детей на вокзале и убивал без всяких зазрений совести.
– И тебе ни разу не было их жалко? – потрясённо спросил Климов.
Сельского милиционера аж трясло от откровений Башкатова.
– А чего их жалеть? Меня никто не жалел, и я не собираюсь. Да и жить-то надо на что-то!
– Но ведь дети… – простонал Климов.
– Эка невидаль – дети! – фыркнул убийца. – Да я, может, нашей советской власти помогаю!
– Чего? – ошалело замигали мы.
– Да того: вы ж не знаете, кого мне микстурой приходилось охаживать – там ить столько белогвардейской сволочи да приплода ихнего! Вон, ейный мужик, – Башкатов показал на всё ещё мирно спящую женщину, которая пока не представляла, от чего мы спасли её и детишек, – он у Врангеля воевал, кровушку красноармейскую лил, а я, можно сказать, справедливость восстановил!
– Тебя, может, ещё и наградить нужно? – поинтересовался я.
– Так если ж власть советская во всём разберётся, кто знает, может, и до награды дойдёт!
– Ну ты и сука! – вырвалось у меня.
– Слышь, Георгий, а давай мы его тут пристрелим, а? – попросил Сан Саныч.
– Ох, ты б знал, как мне этого хочется! – признался я. – Одно удерживает: надо всю правду от этого гада узнать и зафиксировать для потомков. Пусть знают, какую нечисть мы выкорчёвываем!
Утром женщина проснулась, а вслед за ней открыли глазки и малолетние Дуня с Аникушкой. При виде нас они страшно перепугались, а я даже перекрестился от счастья. Башкатов всё-таки напоил их не отравой, а снотворным.
Климов отвёз их к себе, где передал на попечение супруги. Башкатова мы связали и заперли в сарае милиционера.
– У меня дверь крепкая, не сбежит! – заверил Сан Саныч.
Вместе мы отправились обыскивать дом Башкатова, где нас ждала страшная находка.
– Что это? – удивлённо спросил Климов, листая старую замусоленную тетрадь.
– А ну, покажи.
Оказывается, мы нашли «гроссбух» маньяка, в котором тот скрупулёзно вёл учёт убитых им людей, тщательно фиксируя, кого «угостил микстурой» и что потом взял с тела. Не гнушался порой даже обычного исподнего, застирывал его и продавал в городе.
Чем дольше я читал, тем сильнее во мне росла ненависть к этому подонку.
К глубокому сожалению, в списках нашёлся и Виктор Яковлев, отец Оксаны Викторовны Хмарук. По всему выходило, что она осталась единственной из всей семьи.
– Слышь, Жор, а давай выпьем чуток? – предложил Климов.
– Нельзя, – покачал головой я. – Не имеем права расслабляться раньше времени. Вот доставим урода в тюрьму, а там… Там, может, и напьюсь.
Г лава 19
Вид у Петра был такой, словно я нанёс ему смертельную обиду, смыть которую можно только кровью. При этом он так смешно надул губы и скривил лицо, что я не выдержал и фыркнул.
– Слышь, Петь, хватит дуться! Я же не виноват, что оно вот так, без тебя, получилось. Откуда ж мне было знать, что Башкатов именно в этот день на убийство пойдёт?
Слова подействовали.
– Чтоб я хоть ещё раз тебя одного оставил! – воскликнул напарник, меняя гнев на милость. – Ты ж всех бандитов в Ростове без нас переловишь.
Паша Рыженко поддержал друга.
– А как ты думаешь – почему его к нам в Ростов сплавили? Видать, в Москве ему уже вообще делать нечего – все тюрьмы переполнены.
– Так, хватит надо мной прикалываться, парни! – смущённо пробормотал я.
Ростовские сыщика захохотали, через мгновение к ним присоединился и я. Как же здорово находиться среди этих жизнерадостных и полных оптимизма ребят! Словно я дома.
– Ну всё, теперь жди награды, – отсмеявшись, произнёс Пётр. – Художникова уже в горком вызвали, судя по довольному лицу – будут хвалить. А там, глядишь, и тебе кое-что перепадёт. Ну и нам, грешным, авось какая косточка достанется…
Когда начальник угро понял, какой пласт нераскрытых дел нам удалось поднять, он и впрямь был на седьмом небе от счастья. Башкатов охотно давал показания, правда, пытался гнуть прежнюю линию, что, дескать, боролся таким изуверским способом с врагами советской власти.
– Ивану Никитовичу вообще спасибо за всё, – заметил я. – Это он, как обещал, решил наш жилищный вопрос.
С подачи начальника угро для нас, погорельцев, отыскали комнату в коммунальной квартире, а сгоревший дом обещали восстановить за казённый счёт. Спасибо соседям, они вовремя включились в тушение пожара, и жилище Петра не выгорело дотла.
В дверь без стука ввалился высокий седой мужчина с обвисшими запорожскими усами, из-под расстёгнутого полушубка торчала полинялая солдатская гимнастёрка, вокруг шеи был обмотан клетчатый шарфик, на ногах валенки с калошами.
– Добрый день! – произнёс визитёр, вращая крупной головой со слегка выпученными глазами.
– Добрый, – приветствовал его Петр. – А вы, собственно, по какому вопросу?
– А я, собственно, из газеты «Донская беднота», – сообщил усатый.
Пётр восторженно хлопнул меня по плечу.
– О! Я ж тебе говорил: вот она слава – теперь про тебя в газете напишут!
– Да ну! – стушевался я.
Не очень-то и хотелось афишировать свои подвиги в местной прессе. Урки тоже читают газеты, и память на лица у них не хуже моей. Для опера куда лучше оставаться в тени.
– Простите, – неожиданно смутился усатый. – Вы, наверное, меня не так поняли. Я – Исидор Калюгин из газеты «Донская беднота»…
– Почему неправильно?! Мы вас очень даже правильно поняли, товарищ Калюгин! – перебил его Паша.
– Вот он – наш герой, – вытолкнул меня вперёд Петя. – Это товарищ Георгий Быстров, вчера он арестовал очень опасного преступника, на счету у которого больше ста невинно убиенных граждан. Прошу любить и жаловать!
– Да нет же! – покраснел обладатель необычного имени Исидор. – Ваш товарищ безусловно заслуживает как минимум очерка в нашей газете, вот только я – не журналист, а заведующий хозяйством.
Паша помрачнел.
– И что вы от нас хотите, товарищ заведующий хозяйством?
– Я пришёл по очень деликатному вопросу. Дело в том, что вчера из нашей редакции пропала крупная сумма денег.
– Так-так, – заинтересованно произнёс Пётр. – Присаживайтесь, товарищ Калюгин, и рассказывайте всё как на духу.
Слава богу, не по мою душу. Оно и к лучшему. Никаких тебе медных труб после огня и воды, здравствуйте, рядовые ментовские будни.
– Спасибо, товарищи! – поблагодарил завхоз.
– Так что за деньги у вас пропали? Зарплата сотрудников?
– К счастью, нет. У каждой уважающей себя редакции всегда есть определённая сумма на всякие непредвиденные расходы. Ну вы понимаете – дрова закупить, сотрудника в командировку отправить, опять же всяческие транспортные и прочие сопутствующие…
– Понимаем, – кивнул я. – Вы продолжайте.
– Наша «Беднота» не исключение. На всякий пожарный у нас тоже имеются определённые средства.
– Ну что ж, логично. О какой сумме идёт речь? – поинтересовался Паша.
– Тридцать червонцев.
– Ни хрена себе «Беднота»! – с иронией произнёс Пётр. – Чтоб я так жил!