Я потряс его за плечо, украшенное татуировкой в виде голой русалки, но Сучков даже не пошевелился.
– Пьян в стельку, – произнёс Пётр, стоя у меня за спиной.
– Немудрено, – кивнул я на посуду и снова обратился к хозяйке:
– Вы уж не обессудьте, но нам придётся провести обыск.
– Обыскивайте, коль надо, – флегматично произнесла та. – Чего он хоть натворил такого?
– Как раз выясняем, – не стал пускаться в объяснения я, тем более по факту у нас ничего толком на спящего официанта, кроме его подозрительности, не было.
Пока Сучков почмокивал во сне губами, мы тщательным образом проверили весь дом. Заглянули даже в сарай, где в подполе ждало первое открытие.
– Это чьё? – спросил у хозяйки Пётр, демонстрируя потёртый саквояж, внутри которого оказались золотые и серебряные украшения: цепочки, колечки, серьги и несколько дорогих часов.
– Н-не м-моё, – от испуга женщина начала заикаться. – Я в этот сарай проклятущий сто лет уже не лазала. Его, наверное, – метнула она взгляд в сторону дрыхнувшего жильца.
Второй находкой стали пистолет и две обоймы с патронами во внутреннем кармане пальто Сучкова.
– Наш клиент, – довольно произнёс Пётр и бесцеремонно толкнул официанта. – Подъём, мужчина! Хватит спать!
– Пошёл на…! – вяло протянул Сучков и повернулся на бок.
– Вот нахал! Сотрудников уголовного розыска по матери посылает! – восхитился Пётр и рывком стащил официанта на пол.
Теперь тот проснулся и обвёл нас удивлённым взором.
– Вы кто такие?
– А что – не узнаёшь? – Пётр опустился на его койку. – Кореша твои лепшие, вчера познакомились.
– Мы что – вместе пили? – Сучков поискал взглядом бутылку и, не найдя, попросил: – Мужики, пивка на опохмел не найдётся?
– Всё найдётся, но только потом. Сначала дела, – Пётр поставил себе на колени саквояж. – Как барахлишко делить будем?
– Не твоё, не замай! – кинулся к портфельчику Сучков, но, получив по рукам, вяло осел на пол.
– Не моё, говоришь, – хмыкнул Пётр. – А чьё тогда?
– Тебе то что?! Ну моё! – с вызовом ответил Сучков.
– Прекрасно, так и запишем: гражданин Сучков признался в том, что найденные во время обыска вещи принадлежат ему, – засмеялся напарник. – И пистолетик приобщим. Он ведь тоже твой?
– Мой, – важно кивнул официант, до конца не понимая происходящее.
– Раз так – собирайся. С нами поедешь.
– Это куда ещё?
– В уголовный розыск. Там тебе, красивому, самое место.
Сучков сразу протрезвел, стал серьёзным.
– Слышь, начальник, а может того – договоримся? Вы забирайте себе цацки, а я исчезаю из города навсегда… Ну как?
– Да никак, – сказал как отрезал Пётр. – А будешь ещё раз такое предлагать, пристрелим тебя, как собаку, и весь сказ. Собирайся.
Упаковав Сучкова, мы поехали назад в угро. Всю дорогу он сидел молча, не подымая глаз, а потом неожиданно заснул.
– Кажись, сегодня допрашивать его уже не придётся, – вздохнул Паша.
– Посадим в холодную, до утра протрезвеет, – сказал Пётр. – А цацки покажем мадам Филькенштейн. Глядишь, опознает…
– Сдаётся мне – не он это был. Во всяком случае, деньги из сейфа редакции точно брал не он, – произнёс я.
– Такие же мысли, – признался Пётр. – Тем более денег мы при обыске не нашли, только барахлишко. Но проверить нужно.
– Святое дело! – согласился я.
Сдав Сучкова в арестантскую (он так и не проснулся, пришлось его тащить вдвоём, взяв под руки), пошли докладываться Художникову.
Выслушав нас, он благосклонно кивнул:
– Хорошо поработали. Даже если в этих преступлениях он не замешан, всё равно рыльце у него в пушку. Надо бы отправить запросы в другие города, тем более и особая примета имеется – татуировка.
– Сделаем, – ответил Пётр. – Сегодня же этим займусь.
– Правильно, нечего время тянуть. Да, я сегодня в больнице был – Лёва всем передаёт привет. Я велел к палате приставить часового, а то – не ровён час, снова бандиты нагрянут.
В коридоре послышался какой-то топот и странный шум, Художников поморщился:
– Товарищ Быстров, посмотрите, пожалуйста, что там происходит.
Я направился к двери, приоткрыл её и сразу отпрянул назад: по коридору быстро шагали вооружённые люди в полувоенной форме, один из них при виде меня вскинул револьвер.
– На нас напали! – закричал я, захлопывая двери.
В коридоре затрещали выстрелы, послышался чей-то крик.
Мы кинулись к дверям и стали придвигать к ним мебель: столы, шкафы, стулья, правда, было ясно, что долго эта конструкция не продержится.
Двери загремели под ударами винтовочных прикладов.
– А ну, комса, сдавайся! – придурковато заорал кто-то с той стороны.
Художников открыл сейф и стал раздавать нам автоматические пистолеты. Заполучив тридцатидвухзарядный «парабеллум», я стал прикидывать наши шансы на оборону: в коридоре было человек десять, не меньше – вроде не так уж и страшно, однако интуиция подсказывала, что это далеко не вся банда.
Пригнувшись, метнулся к окну: так и есть, внизу стояло с полудюжину подвод, на каждой сидело по двое-трое бандитов, то есть ещё около полутора десятка противников. В здании наверняка их не меньше.
Понимая, что никто не собирается открывать двери, по ним открыли огонь, превратив в решето. Только наша баррикада не позволяла неприятелю ворваться в кабинет.
Потом кто-то в коридоре догадался метнуть гранату, бахнул громкий взрыв, двери вынесло вместе с петлями и бандиты, как тараканы, полезли в проём.
«Парабеллумы» застрочили, как швейные машинки, кося врага. Сразу несколько тел обессилено повисло на баррикаде.
Рядом со мной приземлилась граната, похолодев от мысли, что в любую секунду она рванёт и разнесёт тут всё в куски, я рефлекторно подхватил её и выкинул обратно. В коридоре громыхнуло так, что даже у нас посыпалась пыль с потолка.
Лучшая защита – это нападение, никто не учил этих ребят из угро грамотным действиям двойками или тройками, однако у каждого за спиной был опыт войны и схваток с бандитами, поэтому мы неожиданно для себя превратились в единый механизм уничтожения.
В кабинете нас ждала неминуемая смерть, пришлось идти в контратаку.
Четыре автоматических пистолета громили врага не хуже пулемётов. Через несколько секунд из десяти нападавших на нас не уцелел ни один: кругом была только кровь и трупы.
Мы тщательно зачищали все кабинеты на этаже, к сожалению, находили в некоторых из них наших мёртвых ребят или посетителей – бандиты убивали всех без разбора.
В соседнем, прямо под столом, нашли дрожавшую от страха машинистку Варю. При виде нас девушка не выдержала и разрыдалась, ткнувшись носом в грудь Петра.
– Ну чего ты… – сконфуженно произнёс он. – Не плачь, всё хорошо.
– Петь, – позвал я.
– Идём, – кивнул он.
Уцелевшие бандиты прямо на бегу запрыгивали в набиравшие скорости подводы. Мы стали стрелять вслед им. Одна из телег перевернулась, дико захрипели раненные лошади.
Если честно, я старался не метить в них, мне всегда нравились эти красивые и благородные животные. Просто в данном случае им не повезло с хозяевами.
Я подбежал к перевернувшейся подводе, услышал чей-то стон, наклонился и извлёк на свет божий мужчину лет тридцати с безумными глазами и белым, как маска, лицом.
Из его руки сочилась кровь.
– Вы кто такие, сволочи?! – заорал я на него.
– За Мамонтом приехали, отбивали его, – прохрипел бандит.
– И как, отбили?
– Отбили, – сообщил нерадостную весть бандит.
Убедившись, что больше живых, кроме него, поблизости нет, я направил на бледного пистолет.
– Пошли, сука. Тебя ждёт очень долгий и напряжённый разговор.
– Мне бы врача…
– Раньше надо было думать.
– Я же загнусь, – испуганно пролепетал бандит.
Я сплюнул.
– Ладно, будет тебе врач. Не хочу, чтобы ты сдох раньше времени.
Глава 21
– Что, Жора, не пожалел ещё, что к нам в Ростов приехал? – устало спросил Пётр.
– Некогда жалеть, только и успеваю, что стрелять да перезаряжаться, – парировал я.
– Что есть, то есть, – согласился напарник. – Если и дальше такими темпами пойдёт, придётся вокруг угрозыска рыть окопы.
– А что – пулемёты в ход пустили, скоро и до пушек дойдёт.
Мы вдвоём переводили дух после недавней схватки и релаксировали, чистя оружие. Самое успокаивающее нервы занятие.
В кабинет заглянул фельдшер.
– Это самое… Короче, я с арестованным закончил, он ваш, ребята. Можете допрашивать.
– Спасибо! – поблагодарил я. – Что, Петь, пошли, поговорим с налетчиком?
– Чего ж не поговорить, тем более вопросов к нему – выше крыши.
Поскольку налётчиков интересовал только Мамонт, других арестованных они даже не планировали выпускать, поэтому контингент сидельцев в целом не изменился. Охрана была перебита, и теперь тут дежурили бойцы ЧОН, горячо обсуждавшие недавние события.
По всем меркам, это действительно было крупное ЧП, уже пошли звонки и телеграммы из Москвы.
Мы вошли в камеру, в которой до налёта сидел Мамонт, сейчас это вакантное место занимал бандит, взятый мной под перевёрнутой телегой. Не считая простреленной руки и пары ушибов, отделался он сравнительно легко, разве что выглядел несколько помятым, но это было куда лучше, чем лежать сейчас на льду в покойницкой.
При виде меня он нахохлился и поджал губы. Узнал, сволочь!
– Встать! – приказал я.
Бандит медленно поднялся, придерживая раненную руку.
В камере, кроме него, никого не было, просто идеально для допроса. Мы заняли пустую шконку. Пётр знаком разрешил налётчику сесть.
– Ну, давай, рассказывай, – предложил я.
– Чего рассказывать-то?
– Для начала: что ты за перец такой и откуда свалился на нашу голову?
– Кто он – это я и сам скажу, – вмешался Пётр. – Вот, Жора, хочу представить тебе не последнюю личность в уголовном мире Ростова – Малявин Семён по прозвищу Моль, собственной персоной, известный налётчик, промышлял этим ремеслом ещё до революции, даже успел побывать на каторге. Правда, я не слышал, чтобы он прежде под Мамонтом ходил.