Семён Михайлович окинул меня весёлым и я б даже сказал – любопытным взором.
– Что же в тебе такого нашёл Климент Ефремович, что тебя ко мне инструктором заслали?
А молодцы чекисты, красиво подвели меня к Будённому от лица его непосредственного начальника – Ворошилова.
Я усмехнулся.
– Это вам лучше у него спросить, товарищ Будённый.
– Спрашивал уже. Только по глазам вижу – не договаривает чего-то Клим. Ты воевал, Быстров?
– Так точно, воевал.
– В каких войсках?
Настоящий Быстров всю гражданскую провёл в Первой Конной, но, увы, его воспоминания ко мне так и не передались, поэтому я легко мог засыпаться на любых деталях, начни Будённый уточнять, в каком полку и эскадроне я служил, кто мой командир. И всё-таки стоило рискнуть.
– В кавалерии.
Будённый был страстным лошадником, любившим свой род войск до умопомрачения. Мои слова пришлись ему по душе.
– В кавалерии? Это дело! – просиял он. – А с джиу-джитсу как познакомился?
– В Москве занимался на курсах у товарища Катаямы.
– И что – хорошая вещь эта джиу-джитсу?
– Как и любая другая борьба, это всего лишь инструмент в руках того, кто ей владеет. Нужно уметь его использовать.
– А ты – вроде как умеешь? – слегка подначил меня Будённый.
– Товарищ Катаяма не жаловался.
Я знал, что вряд ли мне просто поверят на слово, так или иначе Семён Михайлович захочет испытать меня и с первых минут настроился на это. Как скоро выяснилось – предчувствия меня не обманули.
– Что ж, Быстров, на словах ты мастак, осталось проверить каков ты на деле.
– Не вопрос, товарищ Будённый! Сами со мной поборетесь?
– Не спеши, инструктор, прежде чем со мной схватиться, посмотрю заборешь ты или нет моего адъютанта.
Он вызвал Зеленского и на вопросительный взгляд того, пояснил:
– А ну-ка, Петь, покажи московскому товарищу, что мы тут щи не лаптем хлебаем. Положишь на лопатки – дам тебе неделю отпуска к родным на Полтавщину.
На лице адъютанта появилась довольная улыбка. Похоже, в победе он не сомневался, а тут ещё и ценная награда в виде отпуска замаячила на горизонте. Мужик хваткий, своего постарается не упустить.
– Слушаюсь, товарищ замком округа.
Мы оба разделись до пояса.
Зеленский оказался обладателем хорошо развитой мускулатуры, стало ясно: противник мне попался серьёзный, а провалить задание нельзя ни в коем разе.
Он встал в борцовскую стойку, широко расставив ноги и выставив руки перед собой. Понятно, будет играть от обороны, надеясь поймать меня на каком-нибудь промахе и заломать как медведь косулю.
Тактика хорошая, при условии, что я буду использовать приёмчики французской борьбы.
Увы, товарищ Зеленский, придётся вас разочаровать. Мы пойдём другим путём.
Я резко присел и, крутанулся на месте, сбивая противника элементарной подсечкой. Пётр не удержал равновесия и упал, однако надо отдать ему должное: быстро сгруппировался и ушёл от меня вполне классическим пластунским кувырком.
– Неплохо, инструктор, неплохо, – оценил Семён Михайлович. – А ты, Петь, не расслабляйся. Помни, что я тебе про отпуск обещал.
Лицо адъютанта покраснело с досады. Вот что бывает, когда недооцениваешь того, с кем ввязался пусть в тренировочный, но всё-таки поединок.
На сей раз Зеленский решил проявить инициативу. Он кинулся ко мне, сократив дистанцию до минимальной. Но его ждал очередной крайне неприятный сюрприз, когда я схватив его за руки, упал на спину и, уперев ногу ему в живот, перекинул через себя, а потом вдруг оказался сверху, придавив к паркетному полу. Говоря по правде, паркет – не маты, грохнулся я не слабо, но оно того стоило, поскольку со стороны выглядело безупречно и эффектно.
– Да, москвич… Лихо ты моего Петра приложил, – присвистнул будущий маршал. – Теперь я понимаю Клима. А меня таким штукам сможешь научить?
– Даже медведя на велосипеде кататься научить можно, что уж про человека говорить, – многозначительно произнёс я.
– Тогда завтра и начнём, – подвёл итоги Семён Михайлович. – Приедешь ко мне в Синявскую на утреннем поезде, Петя тебя на станции встретит. Поживёшь у меня с недельку, поглядишь, чему и как я у других учусь.
– С огромным удовольствием, товарищ Будённый, – обрадовался я.
Мы тепло простились, затем Пётр Зеленский проводил меня из кабинета.
– Надеюсь, ты на меня не в обиде? – спросил я.
– За что? – удивился он.
– Ну, что по моей вине ты отпуска на родину лишился…
– Никуда он не денется, этот отпуск. Я Семёна Михайловича как облупленного знаю. А ты, смотрю, ловок драться. Может и меня поучишь?
– Отчего ж не поучить – конечно, поучу. Меня, кстати, Георгием зовут, для друзей – Жора!
– Пётр, можно Петя – не обижусь.
– Отлично. Петь, а там, кроме меня, другие учителя или инструктора будут?
– Само собой будут. У Семёна Михайловича подход серьёзный. Мало ему того, что турецкий и немецкий знает, так ещё и французскому обучается. Ну и про родной язык не забывает. Недавно диктант писал вместе с другими краскомами: не поверишь – у него тринадцать ошибок всего, а у других у кого за тридцать, а то и за пятьдесят, – с гордостью за командира ответил Зеленский.
– Ну, а женщины среди этих учителей есть?
Пётр улыбнулся.
– А ты с какой целью интересуешься?
– А ты догадайся, – подмигнул я.
– Что – ходок? – правильно интерпретировал мои слова он.
– Как же без этого, – продолжил изображать из себя охотника за женским полом я.
– Ну да, кто из нас не бабник, – согласился Пётр. – Даже сам – нет-нет и… Тем более, есть среди училок парочка симпатичных. Особенно та, что французскому учит!
Он мечтательно закрыл глаза.
Ага, вот она – рыба моей мечты. То есть подруга Медика, за которым я охочусь.
– Как её звать-величать-то?
– Кого? Училку французского?
– Ну да.
Он покачал головой.
– У вас в Москве все такие бойкие? Ещё не увидел, а уже как подкатить думаешь.
– И всё-таки…
– Ниной её зовут. Нина Савельевна Гречаных.
Я сделал зарубку в памяти.
– Тогда до завтра!
– До завтра, – кивнул Зеленский.
Художников велел мне прийти к нему сразу после визита к Будённому, но я решил немного подстраховаться и на всякий пожарный с полчаса походил, проверяясь нет ли за мной слежки. Как известно, бережённого…
Убедившись, что хвоста нет, я навестил непосредственного начальника и в деталях изложил Ивану Никитовичу, как плодотворно провёл нынешний день.
– Что ж, Будённый тебе поверил. Осталось ещё добиться того, чтобы тебе поверили остальные. Что касается этой Нины Савельевны, дам парням поручение покопаться в её прошлом.
– Только аккуратно, – попросил я. – Нельзя спугнуть раньше времени.
– Будь уверен, Быстров! Она даже не почует. Но и ты постарайся: чем дольше Медик ходит на свободе, тем больше у нас трупов и нераскрытых дел. И да, пока ты был у Будённого, у нас тут чрезвычайно происшествие произошло.
– А что стряслось, Иван Никитович?
– Андрюсенко прямо в камере отравили…
Глава 12
Я сжал зубы с такой силой, что наверное, раскрошил на них эмаль. Андрюсенко после того, как Медик убил его мать, охотно и даже с радостью делился с нами инфой, но вряд ли успел сообщить всё, что знал.
Убрали его по этой причине или из мести – не так важно. Главное, что произошло убийство, причём у нас под самым носом. А это крайне болезненный щёлчок для каждого сотрудника угро.
– Как это произошло?
– Пришла девка, представилась его сестрой, передала через дежурного для «брата» передачу, ну а там почти все продукты оказались отравленными, – неохотно сообщил Художников.
Как начальника уголовного розыска – по нему эта история била сильнее всего.
– Что дежурный – может её описать?
– Дежурный уже ничего не сможет: втихаря попробовал «колбаски» из передачки. Откачать не смогли. Оставил жену вдовой и четырёх детей без отца, – в сердцах проговорил Художников.
Чувствовалось, как его злит и расстраивает эта тема.
– Да уж, – только и смог выговорить я.
Перед тем, как отправиться ночевать, я заехал в больницу, проведать Петю Михайлова. Ему стало гораздо лучше, и он в полном сознании и, как мне показалось, хорошем настроении ел суп с ложечки. За ним ухаживала Вера, и Петя принимал её помощь вполне благосклонно.
– Жора! – обрадовался друг.
– Здорово, лентяй! – поприветствовал я его. – Значит, в больничке прохлаждаешься, пока другие отдуваются за тебя.
Он усмехнулся, давая понять, что оценил мою простую и даже где-то грубоватую шутку.
– А ты чего шевелюру наголо сбрил? – удивился Пётр.
– Решил, что буду на расчёсках экономить, – сострил я.
– Георгий, может и вы поедите? – предложила Вера. – Я столько наварила – на двоих хватит!
Вспомнив, что толком за весь день не завтракал и не обедал, а каким будет ужин, даже не имел представления, я охотно кивнул.
– С удовольствием!
И хотя во время еды полагается быть глухим и немым, я нарушил это строгое правило этикета, рассказав те новости, которые мог разгласить в присутствии постороннего. Само собой, Вере не стоило знать, про то, что мы вышли на Медика, что Андрюсенко отравили, а я с завтрашнего дня внедряюсь в окружение Будённого, поэтому болтал в основном на общие отвлечённые темы и как мог – поддерживал хорошее настроение у друга.
Пробыв у него часа полтора, я пожал ему руку и по просьбе Петра проводил Веру до дома.
Не люблю лезть в душу другим людям и интересоваться чужими делами, но за это время у меня сложилось впечатление, что у этой пары постепенно всё налаживалось, они явно любили другу друга и очень страдали, когда пришлось расстаться.
Жила Вера в нескольких кварталах от больницы, поэтому пошли пешком, болтая по дороге о всяких пустяках. Она спрашивала меня про Москву, доводилось ли мне ходить в театры, знаком ли я с кем-то из писателей или поэтов. На это я честно ответил, что было как-то не до того, а с богемой если и пересекался, так исключительно по работе.