– А она тебя точно не запалила?
– Жора, я в уголовном розыске не первый год. Методам слежки обучен. Чтобы меня спалить, нужно очень постараться, а она не больно-то старалась. И да, я к ней человечка приставил, так что никуда она от нас не денется. Задержим и вытащим всю подноготную.
– Сорок минут истекли. Пора ехать! – вернулся Иван Никитович.
Служебная машина высадила меня недалеко от дома, я попрощался с начальством и мужиками и отправился на боковую. Поспать по дороге не удалось, хлипкий грузовичок мотало и бросало во всем стороны по дороге.
Придя в выделенную нам с Петром комнату в коммуналке, упал не раздеваясь на кровать и обнял пахнувшую свежестью подушку. Глаза закрылись сами собой, а когда открылись – на часах было уже двенадцать. Самое время для подвига.
Прошёл на кухню, вскипятил воды, заварил крепкого, почти до состояния чифиря, чая и стал пить его из металлической кружки. Сахара не нашёл, поэтому пил вприкуску со случайно обнаруженным пряником, твёрдым как камень. Чтобы не сломать зубы, пришлось вымачивать его и только потом есть.
Постепенно сон уходил из головы, мозг начинал работать всё лучше и лучше.
Вот что значит молодость – в бытность «тащ майором», когда мне стукнул «полтинник» так легко я бы не отделался, пришлось бы глотать таблетки горстью и мучиться как с похмелья.
А тут – поспал пару часов и порядок в танковых войсках! Хоть сейчас в клубешник на дискотеку. Вот только, какой ещё клубешник и где та дискотека?
Я невольно вздрогнул: а что если ничего этого нет? Вдруг всё, что со мной происходит – плод игры мозга. И что касается меня… Я в действительности сплю, лежу в больничке или того хуже…
Мать! Мать! Мать!
Аж в жар бросило и проняло до мозга костей…
Отставить! Никакой паники!
И да, сантименты и глупые размышления в сторону! Сон ли это, воспаление мозга, галлюцинация или что-то другое, я всё равно обязан оставаться самим собой.
Есть уголовный элемент: бандиты всех мастей, душегубы, воры, убийцы, насильники… Я боролся с ним тогда, буду бороться и сейчас. Иначе просто не могу, характер не позволяет.
А ещё есть женщина, жена моего раненого товарища. Она не просила меня ни о чём, но интуиция подсказывает – она в беде. Ей надо помочь.
И этот простой как лом в разрезе факт сделал таким же простым сам факт моего пребывания здесь.
Менту – ментово!
Вор не должен бегать на свободе, его место в тюрьме или в могиле.
Вот так, дорогие мои! Вот так!
На кухне появилась соседка – смешливая толстушка Дуня, мать двух вертлявых и беспокойных огольцов и по совместительству супруга слесаря из железнодорожного депо.
– Жора, а ты чего чай с таком пьёшь? – удивилась она. – Время обеденное.
– Почему с таком? У меня вот – пряник есть.
– Твоим пряником башку пробить можно. Давай я тебя накормлю.
– Неудобно как-то, Дунь…
– Тоже мне – нашёл неудобство! Я трёх мужиков кормлю, нешто четвёртого не прокормить будет! Борщ любишь?
– Люблю!
– А драники?
– И драники люблю, – признался я.
– Вот и ладушки. Я как раз драников нажарила с сальцем. А чайком потом побалуешься.
Напоили и накормили меня от души. Я с трудом встал из-за стола.
– Всё было очень вкусно! Спасибо тебе, хозяюшка!
– Да за что? – на самом деле не поняла она.
Я улыбнулся в ответ и стал собираться.
Путь мой лежал в лавку Веры.
Постою в сторонке, тихонечко осмотрюсь, а дальше буду действовать по обстановке.
Глава 19
Я прошёл вдоль чугунной ограды сада и оказался напротив двухэтажного деревянного дома. Ну вот, я на точке: если верить вывеске – лавка скобяных товаров, принадлежавшая Веронике Михайловой, занимала весь первый этаж. Второй был отдан под коммунальные квартиры.
Внутрь пока заходить не стал, отошёл в сторонку к фонарному столбу, подпер его спиной и, как говорили в моё время – «прикинулся шлангом», то есть стал изображать праздношатающегося лодыря, благо таких хватало.
Безработица, дери её за ногу…
Мимо проехала гружённая телега, остановилась возле магазина. Я напрягся, но потом облегчённо вздохнул – это привезли какой-то товар, и с крыльца лавки за ним уже спускались два паренька лет пятнадцати. Они принялись сноровисто разгружать телегу, таская на плечах узкие длинные ящики.
Появилась Вера, она замерла возле дверей и стала наблюдать за процессом разгрузки, время от времени давая указания. До меня доносились только обрывки её слов.
Чтобы не попасться ей на глаза, я отвернулся, достал небольшое карманное зеркальце и взял его так, чтобы в нём отражалась Вера.
Когда с разгрузкой было покончено, телега уехала, а женщина и её двое помощников скрылись в лавке.
Пока никакого криминала, обычные торговые будни нэпманши средней руки. Если и дальше так пойдёт, придётся сворачиваться или пытаться вызвать супругу Петра на откровенность. Знаток женской психологии из меня так себе, но я был уверен на девяносто процентов, что последнее вряд ли прокатит. Не станет Вера делиться со мной своими проблемами, не такой характер.
Долго находиться на одном месте не стоило – рано или поздно на меня обратят внимание, поэтому я отлип от столба, пересёк разбитую дорогу и оказался на другой стороне улицы.
Что тут у нас? Цирюльня, она же парикмахерская, причём, судя по выставленному «рекламному баннеру» – не из дорогих. Я задумчиво поскрёб подбородок: стричься не имело смысла, я недавно обкорнал себя почти под полный ноль и только теперь на башке проступил робкий «ёжик». А вот побриться бы не мешало, щетина уже ощутимо кололась. Хорошо, что прихватил с собой деньги.
Идея насчёт бриться не просто так стукнула мне в голову. Окна заведения выходили аккурат на магазинчик Веры, так что получался очень даже неплохой наблюдательный пункт.
Что ж, совмещу полезное с приятным.
В парикмахерской скучал одинокий сухонький мужчина лет шестидесяти. При виде меня он оживился.
– Добро пожаловать! Чем могу услужить?
– Мне бы побриться.
– Конечно-конечно! – обрадовался мужчина.
Похоже, я был у него сегодня первым и единственным клиентом.
– Прошу вас сюда, садитесь в кресло… – расшаркиваясь, предложил он.
– Благодарю.
Я опустился на видавшее виды кресло. На мои плечи опустилась тяжёлая кожаная накидка.
– После бритья не желаете освежиться? Есть прекрасный немецкий одеколон, будете благоухать как настоящий джентльмен.
– А одеколон – точно немецкий?
– Разумеется. Контрабандой из самого Кёльна, а немцы, поверьте мне на слово, знают в таких вещах толк. Кстати, одеколон так и переводится – кёльнская вода, – открыл для меня «Америку» мужчина.
Кстати, очень сомневаюсь в заморском производстве этой пахучей жизни, наверняка, бодяжат и разливают по флаконам с красивыми наклейками где-то у нас.
– Хорошо, побрызгайте как побреете, но только самую малость.
– Естественно! – всплеснул руками цирюльник. – Всего должно быть в меру.
– Именно.
Больше всего на свете не люблю опасную бритву тем более в чужих руках, поэтому расслабиться сразу у меня не получилось. Было трудно отделаться от мысли, что в любую секунду мне могут полоснуть по горлу, а я ничего не могу сделать.
Старая ментовская привычка контролировать ситуацию.
Цирюльник почувствовал моё напряжение и улыбнулся.
– Что-то я вас не припоминаю. Вы, наверное, приезжий? – заговорил он.
Ну да, если клиент на измене, самый простой и действенный способ расслабить его – заговорить зубы и переключить внимание. Хороший парикмахер как правило очень хороший психолог.
Мне попался как раз такой.
– А вы что – всех жителей Ростова в лицо знаете? – подыграл ему я.
На самом деле стало немного полегче, меня уже перестало бросать в дрожь при виде бритвы «опаски», которую сейчас так старательно затачивал цирюльник. Ещё немного, и ей на лету можно будет рубить женский волос, словно клинком из булатной стали.
– Сомневаетесь? – не дожидаясь моего ответа, он продолжил:
– Я всю жизнь здесь прожил, Ростов – не Москва и не Петроград, город маленький…
– Скажете тоже – маленький!
Тут на моё лицо нанесли густую мыльную пену, и пришлось замолчать.
– И скажу! – заявил цирюльник. – Останови на улице любого местного и заговори с ним. Даже если не знаешь его, всё равно выяснится, что у вас куча общих знакомых, а то и родственников. Это же Ростов! Вы так и не сказали – откуда к нам приехали? – снова вернулся к этой теме он.
– А вы сами как думаете?
– На деревенского вы не похожи. Манеры, знаете ли дают о себе знать. Значит, городской. Говор у вас не наш, не южный – я такой разве что у москвичей слышал. Что, угадал?
– Угадали, – усмехнулся я. – Да, я действительно из Москвы.
– Надолго к нам приехали?
Этот вопрос интересовал меня не меньше его, и, увы, ответ был мне неизвестен.
– Как дело пойдёт, – неопределённо протянул я.
– А вы не спешите возвращаться, – посоветовал цирюльник. – У нас тут хорошо. Вам понравится.
Последнюю фразу он произнёс с какой-то странной интонацией, что-то его взволновало и порядком испортило настроение.
Я посмотрел в окно. Единственное, что мог в нём увидеть парикмахер – самый обычный милиционер в форме, который не спеша шагал по улице. Вполне привычное явление для Ростова. И тем не менее, завидев моего коллегу, брадобрей вдруг резко впал в ступор.
Обычно законопослушные граждане при виде милиции так себя не ведут… Грехи на совести? Скелет в шкафу?
– С вами всё в порядке?
– Со мной? Да-да, всё хорошо, – опомнился мастер.
Милиционер замер у входа в скобяную лавку, немного постоял, словно о чём-то думая, а потом поднялся на крыльцо и зашёл в магазин. Может, замок дома поломался и надо сменить, может, гвозди в хозяйстве понадобились… Да мало ли по какой причине коллега решил заглянуть в эту лавку.
Дальнейшее бритьё прошло как-то скомкано, цирюльник перестал быть словоохотливым и работал скорее на автомате. Это так резко контрастировало с его недавним поведением.