– Честное слово, не понял! – тихо произнёс Кишкин. – Какое-то недоразумение?
– Единственное недоразумение здесь – это ты в должности начальника отделения милиции! – в сердцах произнёс Художников.
– Товарищ…
– Молчать! – заорал Иван Никитович. – Какой ты мне товарищ?! В гробу я видел такого товарища!
Я удивлённо вскинулся: никогда не видел начальника угро таким разъярённым. От гнева его лицо покраснело, а глаза налились кровью.
– Ты – сволочь! Предатель и гад! Таких как ты надо давить, истреблять без жалости!
– Да что я сделал-то? – жалобно проблеял Кишкин.
– Ты всех нас опозорил, Кишкин! Из-за таких как ты, люди косо смотрят на всю милицию и обходят нас стороной. Ты даже не предатель, ты гораздо хуже!
Художников успокоился так же внезапно, как и разозлился. В его голосе загремела сталь:
– Хватит валять Петрушку, Кишкин! Нам доподлинно известно, что ты обложил данью всех нэпманов на твоём участке, а на тех, кто артачится, натравливаешь бандитов своего родственничка – Мамонта! И сейчас у тебя, иудушка, есть только один шанс избежать расстрела.
– Какой? – подавленно спросил милиционер.
– Мамонт! – спокойно добавил Иван Никитович.
Ломаться предатель не стал, только почти прошептал, спрашивая:
– Если я его сдам, вы гарантируете, что меня не расстреляют?
– Тебе моего слова хватит?
– Да.
– Он… Короче, в Витержево он прячется.
Я хмыкнул. Село с таким странным названием фигурировало в бумагах тех двух субчиков, которые пасли жену Пети Михайлова.
– Где именно? Витержево большое… – сказал Художников.
– У моей жены там хата осталась, по наследству от родителей перешла. Когда Мамонт попросил его спрятать, мы его туда и определили. Могу показать.
– На плане нарисуешь, – сурово сдвинул брови Мышанский.
– Может пусть лучше с нами поедет? – предложил я. – Если собираемся брать Мамонта живым – Кишкин нам ещё пригодится.
Чекист хмыкнул.
– Во-первых, Быстров, кто тебе сказал, что ты туда с нами поедешь?! Оставь Мамонта нам, мы с ним вопрос закроем. А во-вторых, с чего ты решил, что Мамонт нам живой нужен? – резонно заметил Мышанский. – Сорняк вроде него нужно сразу изводить под корень.
Художников взял меня под руку и отвёл чуть в сторонку.
– Не спорь, Жора. Не будь в каждой дыре затычкой. Оставь Мамонта ГПУ. У нас и другой работы по горло.
– Как прикажете, товарищ начальник, – вздохнул я.
– Да так и прикажу. Возьмут Мамонта, никуда он не денется. А если грохнут при задержании – так невелика потеря. Для тебя есть дело поважнее.
– Это какое? – заинтересовался я.
– Вот что мне нравится в тебе, Быстров, так это реакция! Сразу охотничью стойку принимаешь! И глаза-то, глаза как разгорелись! Сразу видно настоящего сыщика! Так держать! – похвалил Художников. – Помнишь, ты собирался Федорчука в Таганроге искать?
– А как же! – подтвердил я.
История с ограблением Общества взаимного кредита никогда не уходила у меня из головы, несмотря на многочисленные запары. Я подозревал, что в этом «преступлении века» замешан техник-строитель банка Федорчук, и на это у меня имелась куча оснований. С той поры, как банк обнесли, утекло много воды, следы Федорчука потерялись: он мог как сбежать заграницу, так и сгинуть в пучине гражданской войны, а последней зацепкой было только то, что его вроде бы видели в Таганроге.
Меня в этот город Художников тогда не отпустил, сказал, что напряжёт своих знакомых в тамошней милиции.
– У меня для тебя хорошие новости. Послезавтра едешь в Тагангрог, – сообщило высокое начальство.
– И что же это у нас в лесу сдохло? – поинтересовался я.
Незнакомый с мемами и крылатыми фразами из будущего, Иван Никитович удивлённо повёл плечами:
– А при чём тут лес? И кто там сдох и почему мне об этом не доложили?
Я слегка прикусил себя за язык. Вот так держишься-держишься, а потом – раз, и ляпнешь что-то ни к селу ни к городу из сленга моего времени. Хорошо хоть на такие проколы смотрят сквозь пальцы.
– Не обращайте внимания, Иван Никитович. Так у нас в Москве говорят, когда происходит что-то странное.
– Да? – удивился он. – Не слышал прежде. Надо будет запомнить и ввернуть при случае.
Художников спохватился:
– Так вот, начальник Таганрогского горотдела милиции Русанов прислал телеграмму по этому делу. Детали не раскрывает, только сообщает, что ждут кого-то от нас. Ты, Жора, эту версию придумал, тебе и карты в руки.
– А почему тогда послезавтра? Могу и завтра сгонять!
– Нетерпеливый какой! – восхитился Художников. – Сам кашу заварил с Кишкиным и его командой, а теперь в кусты? А кто за тебя бумаги оформлять будет? Пушкин? Порядок должен быть во всём, товарищ Быстров! Как в расследованиях, так и в документах. Прошу зарубить себе на носу.
– На нём и так скоро место живого не останется, – засмеялся я.
– А он ещё и шутит! – восхитился Мышанский. – Товарищ Быстров, разве вас не учили беспрекословно выполнять приказы?
– Есть, выполнять! – по уставному отрапортовал я.
Отсортировав милиционеров в форме и без от штатских, команду Кишкина повезли на допросы. Часть в прокуратору, часть для ускорения процесса к нам, в угро.
Как я и предполагал, кололись оборотни легко и непринуждённо, сдавая подельников без душевных мук и терзаний. Хорошо, что зараза не расползлась далеко и не покинула пределы одного отделения. Но, чует моё сердце, разговоров завтра в Ростове будет много, а слухов – ещё больше.
С этим вопросом я и направился к Художникову.
– Иван Никитович, есть предложение – после того, как всю шайку, включая Мамонта, повяжем, надо бы договориться с газетчиками и дать большой материал в прессу. Пусть народ узнает от нас, чем будет черпать информацию из слухов.
– Ну, слухи никуда не денутся, а в остальном, предложение твоё дельное. Я и сам подумывал над этим. Нам скрывать от людей нечего, – легко отозвался Художников.
– А там, – я показал на потолок, – возражать не будут?
– Мне уже звонили из облисполкома, а через час надо идти в горком. Думаю, товарищи согласятся с нашим мнением. Пусть все знаю, какую работу мы ведём, чтобы чистить наши ряды от всякой сволочи! И да, хоть вскрытие этой язвы – твоя заслуга, Жора, смотри – не вздумай загордиться!
Честолюбия во мне, как и у любого нормального человека, всегда было с избытком, но годы опыта научили осаживать себя и не позволяли гордыне надуваться в огромный пузырь.
– И в мыслях не было! – заверил я.
– Тогда ступай, работай!
Я вернулся в кабинет, с допросами на сегодня было покончено. Ещё немного и, пожалуй, можно пойти домой, спатеньки. Завтра предстояла самая нелюбимая мной бумажная работа, и только опять же старая привычка по возможности прикрываться бумажками от потенциальных проблем, заставляла мириться с неизбежным.
Дверь распахнулась, в кабинет вошли трёх серьёзных и решительных мужчин в шинелях с зелёными чекистскими клапанами.
– Быстров Георгий Олегович, где? – спросил один из них, уверенный в себе, полный чувства собственной важности и превосходства.
Нехорошее предчувствие иглой кольнуло мне в сердце. Повеяло внутренним холодком.
– Я, а что? – стараясь не поддаваться эмоциям, отозвался я.
– Удостоверение личности покажите, пожалуйста.
Трое направились ко мне, встали возле стола так, чтобы у меня не было возможности дёрнуться и попытаться удрать. Так действуют профессионалы. Запахло ОСНАЗом.
Не похоже, что это были люди Мышанского. Уж что – что, а у Григория претензий ко мне быть не должно.
– Сначала ваши покажите, – сохраняя спокойствие, сказал я.
Происходящее мне решительно не нравилось, но я пока не понимал, откуда ветер дует.
– Пожалуйста! – не стал спорить и с готовностью предъявил «ксюху» старший. – Контрразведывательный отдел ГПУ, агент первого разряда Лыков.
– Даже так?! – хмыкнул я. – Вот мои документы.
Лыков пробежал по удостоверению взглядом и кивнул.
– Быстров Георгий Олегович, вы арестованы. Сдайте ваше оружие и документы.
Глава 22
Я краем глаза заметил, как встал и выскользнул из комнаты Лёва, дотоле что-то строчивший в пухлом фолианте уголовного дела. Вряд ли струсил – это на него непохоже. Скорее всего, побежал за Художниковым и поступил правильно.
– И в чём же меня обвиняют? – пусть внутри меня уже начинал закипать вулкан, я но старался держаться стоически, не выказывая тревоги и гнева.
А того и другого во мне было уже с избытком.
– В пособничестве белогвардейской швали, – встрял второй чекист, гораздо моложе Лыкова.
Тот ожёг его недовольным взглядом.
– Узнаете на месте. Вот ордер на ваш арест, – продемонстрировал он бумагу. – И не вздумайте оказывать сопротивление или пытаться бежать.
– Ну да. Ну да, – кивнул я. – Шаг влево, шаг вправо – считается побегом. Прыжок на месте расценивается как попытку улететь, – задумчиво произнёс я.
Шутку юмора Лыков не оценил, только нахмурился сильнее.
– Собирайтесь, Быстров. У нас мало времени…
– Я никуда не уйду, пока не появится мой непосредственный начальник, – заявил я.
Реакция последовала незамедлительно. Чекисты дружно достали револьверы и направили их на меня.
– Хотите стрелять в меня? На здоровье! – Я выпрямился во весь рост и скрестил руки.
Тем временем мозг лихорадочно работал, прикидывая все варианты.
На ряженных эти трое не походили, наверняка с бумагами у них всё в порядке, да и ордер на арест был оформлен как полагается, со всякими грозными печатям и подписями.
То есть с формальной точки зрения не подкопаешься. Начну бузить – сделаю только себе хуже.
Но и плясать под чужую дудку я не намерен.
Так что приняв позу каменного истукана, я с огромным интересом наблюдал за тем, как поведут себя конторские.
Чекисты не ожидали от меня такой наглости. Похоже чаще всего имели дело с более покладистыми клиентами. Нет, окажись мы в другом месте, церемониться со мной они бы не стали…