– Видимо, ему стало хуже, раз решился на такое, – с грустью добавил Мамед. – Пошли искать телефон – вызывать наших.
– Пошли.
Квест оказался короче, чем я думал. Счастливым владельцем телефонного аппарата был один из городских чиновников, проживавший на той же улице. Сам он находился на работе, но его жена беспрекословно впустила нас и разрешила позвонить в угро.
Судя по выражению лица, с каким она встретила нас после разговора, мимо её ушей не прошло ни одно слово.
– Это что, Дохин себя убил?! – со смесью ужаса и жуткого интереса, спросила женщина.
– А вы что – выстрел не слышали?
– Может и слышала. Только у нас тут время от времени на мотоциклетах разъезжают. Я на них подумала. Господи, ужас то какой!
Толку от неё как от свидетельницы не было, и мы покинули её дом.
Следственную бригаду ждали на улице. Мамед нервно курил папиросу за папиросой, а я думал. И пусть с мотивом всё вроде ясно, были вещи, которые меня напрягали. И чем дольше я размышлял над происходящим, тем сильнее оно мне не нравилось.
Этот опер (назову его так) – был далеко не первым на моём пути, чью смерть пытались обставить под самоубийство. И, думаю, далеко не последний. Чем сильнее я размышлял, тем всё больше убеждался, что имею дело с не очень качественной постановкой, способной ввести в заблуждение разве что чересчур замотанного текучкой и потому невнимательного мента. Ну или совсем зелёного сыщика.
Мамед, похоже, принадлежал первой категории, а может просто не включил мозги, слишком потрясённый смертью друга. Эмоции – страшная штука и способны сбить с толку даже опытного сыскаря.
– Слушай, а ты Веню хорошо знал?
– Спрашиваешь! – удивился Мамед. – С двадцать первого года вместе служим… Вернее, служили. От пули друг дружку не раз прикрывали. Отличный товарищ и настоящий друг!
Его щека предательски дрогнула.
– Тогда скажи: он действительно мог пойти на такое из-за болезни?
– Знаешь, Жора: я отвык удивляться. Люди порой такие вещи делают – волосы на голове дыбом встают. К тому же сифилис – есть сифилис, некоторые после него головой повреждаются. Может, и наш Веня – тоже того… – вздохнул Мамед.
– А что – были признаки?
– Я что тебе – врач?!
– Мамед, успокойся!
– Я спокоен, Жора!
– Отлично. Тогда просто ответь на мой вопрос.
– Ох и настырный же ты! Ладно, всё равно следак меня потом спросит. Вроде на службе это никак не проявлялось. Во всяком случае, при мне. А ты почему интересуешься? Ты ж к нам по своим делам приехал…
– Да уж не из праздного любопытства. Размышляю… Не складывается у меня картинка.
– Какая ещё картинка? – не понял Мамед.
– Преступления.
Мамед затушил очередной окурок башмаком.
– Погоди, какого ещё преступления?! Поясни…
– Попытаюсь. У Вениамина какое образование было?
– Не поверишь, даже в университете поучиться успел, пока не вышибли за политику. А что?
– То есть человек пусть с незаконченным, но всё-таки университетским образованием пишет предсмертную записку печатными буквами. Почему?
– Ну, чтобы мы почерк разобрали, прочитать смогли… – предположил он.
– Нет. Так обычно делает тот, кто хочет скрыть почерк. Оно, конечно, слова из газеты нарезать надёжнее, но это не тот случай. Второй момент: обратил внимание как ровно всё написано, буковка к буковке. Человек, который решил свести счёты с жизнью, так не напишет. Тут нужна просто стальная сила воли, чтобы рука с карандашом не дрогнула. Психология, Мамед…
– А кроме психологии у тебя ещё что-то есть?
– Почему револьвер остался на столе? Он что – стрелял, склонившись над столом? А зачем? К чему такие манёвры? Не практично это как-то…
– Слушай, Жора… Какая в задницу практичность?! Человек руки на себя решил наложить. Последнее дело в таком случае о твоей практичности думать.
– Может ты и прав, Мамед, но я бы начал с того, что опросил всех соседей Дохина. Думаю, с их помощью удастся узнать что-нибудь интересное, – сказал я.
Глава 25
Таганрогская милиция и угро на вызов среагировали оперативно. Минут через пятнадцать после звонка возле дома погибшего Дохина началось сущее столпотворение. Были все, включая газетчиков. А вот кого не было, так это служебной собачки с проводником – они бы нам очень пригодились.
Я даже взгрустнул, вспомнив своего тестя с Громом. Пёсель, потомок легендарного Трефа, бы напал на любой след и дошёл по нему до конца.
Начальник таганрогского угро Овчинников прибыл в числе первых.
Заскочил внутрь, какое-то время побыл в доме и вернулся.
Лицо его стало хмурым и озабоченным.
– Жаль Дохина. Не стоило оно – вот так с собой кончать, – сказал он.
– Тут товарищ Быстров хочет высказать свою версию, – обратился к нему Мамед. – Он считает, что Дохина убили.
– Это так?
– Давайте, я изложу вам свои доводы, а вы уж сами решайте, – сказал я и по сути слово в слово повторил всё то, что говорил сыну турецко-подданного.
– Так себе доводы, если честно… – недовольно протянул Овчинников. – Печатные буквы, ровные строчки, неудобная поза при выстреле… Голая софистика, а мне нужны факты. Вернее, даже не мне, а следователю. Пока что версия о самоубийстве кажется правдоподобной. Веня действительно сильно болел и очень переживал из-за этого. Считал, что недостоин работать в уголовном розыске.
– Ваш подчинённый, вам и решать, – невесело произнёс я.
Ну. конечно, списать смерть на самоубийство, пусть даже речь идёт о твоём боевом товарище, намного легче, чем рыть и перелопачивать тонны информации…
Овчинников правильно истолковал взгляд, которым я его одарил.
– А ну, погоди Быстров… Вижу, что ты обо мне подумал.
Я усмехнулся, и это ещё сильнее задело начальника угро Таганрога.
– Так вот, Быстров, мы сдавать это дело в архив не собираемся. Если Веню убили – мы найдём, кто это сделал. Но у меня к тебе будет большая просьба…
– Какая, товарищ начальник? – произнёс я, уже догадываясь о чём пойдёт речь.
– Художников сказал, что ты у вас в Ростове уже чуть ли не живая легенда…
– Да ну вас! – рассердился я. – Нашли легенду…
– Не злись, Быстров. Скромность, конечно, украшает человека, но я и сам, без всяких рекомендаций, вижу – сыщик ты толковый. Займись этим делом, а?
Не дожидаясь моего ответа, Овчинников продолжил:
– Я понимаю, формально ты не у нас работаешь, но ты главное дай добро – а я с Художниковым порешаю. К тому же ты сюда насчёт Федорчука приехал – я так понимаю, старое дело про ограбление банка поднимаешь…
Я кивнул.
– Так вот: по Федорчуку работал Веня. Причём не официально, я его по личной просьбе Художникова подрядил.
– Я вас понял. Баш на баш, короче.
– Вроде того.
– Хорошо, если моё начальство не против, я впрягусь.
– Отлично. Тогда считай, что Художников только за.
– Товарищ Овчинников…
– Что, Быстров?
– У меня вопрос по Федорчуку… Остались какие-то материалы по нему от Дохина? Наработки… Ведь не зря же меня к вам пригласили.
– Вряд ли, – сообщил невесёлую новость Овчинников. – Я же сказал, Веня работал неофициально, просто выполнял мою личную просьбу, поэтому бумаг не осталось. Мамед тебе покажет его стол и все бумаги в сейфе Дохина, но я сомневаюсь, что ты там что-то найдёшь.
– А может он с кем-то информацией делился? – с надеждой спросил я.
И снова жестокий облом.
– Мне он сказал, что вроде напал на след. Я и велел ему выдернуть тебя из Таганрога. В детали, увы, не вдавался. У меня, как понимаешь, своих забот по горло, – подтвердил мои худшие опасения Овчинников.
– Обидно, – покачал головой я.
По сути мне придётся начинать всё с чистого лица, а ведь в отличие от Вениамина – я в Таганроге чужой и ничего не знаю. Самый паскудный вариант из всех возможных.
– Кто ж знал, что оно так выйдет, – вздохнул начальник угро. – Знать бы раньше, где упадёшь…
– Разрешите привлечь к делу товарища Челика?
– Мамед!
– Я!
– Работаешь под началом товарища Быстрова. Вопроса есть?
Мамед оживился.
– Вопросов нет.
– Тогда приступай.
Раздав ценные указания, начальство село в экипаж и уехало докладывать ещё более высокому начальству. Всё-таки смерть сотрудника угро по меркам любого города – событие из ряда вон.
– Начнём с обхода соседей, – изрёк банальность я. – На тебе правая часть улицы, на мне – левая. Встречаемся тут, на крыльце.
– Понял.
Мамед оказался человеком покладистым. Не пришлось переживать, что заартачиться работать под начальством какого-то варяга из другого города.
Мы разошлись, каждый в выбранную сторону. Предстоял нудный, абсолютно рутинный, но при этом крайне важный – «поквартирник», в данном случае «похаточник». Зацепок у нас не было, и обход – единственный вариант хоть что-то найти.
Очень редко удаётся получить первые результаты сразу, обычно приходится просеять через мелкое решето кучу бесполезной информации, а ещё чаще – получаешь в ответ «не знаю, не видел, меня не было дома». Тут важно не привыкнуть к такому, а то есть любители работать, спустя рукава.
Ну, а кто ищет – тот всегда найдёт. Я был настроен на результат.
В первом доме меня встретила вдовушка лет сорока. Внутри было бедно и грязно, сама женщина успела хорошо принять на грудь и ничего внятного от неё я не добился, кроме мата-перемата. Пила она, не просыхая уже вторые сутки, так что если и могла что-то увидеть, так только белочку.
Было откровенно жаль и саму непутёвую бабу, и её троих нечастных чумазых ребятишек, уже второй день ничего толком не евших.
Хотелось от души приложить это создание, в котором от женщины почти ничего не осталось, но вряд ли бы на неё это подействовало. Я загнал её спать, а сам сбегал в ближайший магазин и накупил продуктов: хлеба, колбасы, яиц и немного конфет.
Глаза у детворы при виде этого богатства расширились. Сладостями их, мягко говоря, не баловали.