Поезд снова дернулся, начал быстро набирать ход и за тридцать секунд выскочил за горловину станции. Еще минута, и поезд набрал приличную скорость и понесся по железной дороге, которую вплотную обступил высокий смешанный лес.
– Затащите патруль в купе! – приказал кап-два, снова вынимая из-под стола телефонную трубку.
Соколов прижал трубку к уху, отодвинул, подул в нее и с недоуменным выражением лица положил на место.
Приподнявшись, Федоров достал из-под своего матраса две пары никелированных наручников и передал Усияме, который непонятно как просочился в купе.
– Слушаюсь! – вскинул голову Усияма и, взяв наручники, быстро стал с ними работать.
Буквально через минуту вся троица патрульных была скована двумя парами наручников, правда, рука одного патрульного была скована с рукой другого, пропущенной между ногами соседа.
«В принципе, освободиться можно, но требуются акробатические упражнения. И все равно убежать эта троица сразу не сможет», – оценил Федоров кучу, сваленную в углу купе, которую споро обыскивали Соколов и Усияма.
Через минуту на стол легли две красноармейские книжки и одно офицерское удостоверение.
Поезд начал поворачивать влево, и, выглянув в окно сквозь открытую дверь, Федоров обнаружил, что перед ними стоит всего два товарных вагона, а салон-вагон, в котором они с таким комфортом начали путешествие, исчез.
Куча-мала около двери начала шевелиться, пытаясь принять хоть какое-то приемлемое положение.
– Лейтенант, дверь закрой! – приказал Соколов Купцову, который сидел слева от Федорова.
– Слушаюсь! – вскинул голову Купцов, протягивая руку к двери.
Резко дернув за ручку, он закрыл дверь и на всякий случай повернул щеколду.
Капитан патруля, повозившись, принял вертикальное положение и, скривив рот на правую сторону и тяжело посмотрев на Федорова, пообещал:
– Я тебя лично, черномазый, буду расстреливать! Сначала прострелю тебе левое колено, потом правое и оставлю подыхать!
– Ты не стращай, капитан! Лучше расскажи, как попали в литерный поезд, – негромко попросил кап-два, делая указательным пальцем правой руки замысловатое движение.
Усияма сделал быстрое движение вперед и, отстегнув наручник от красноармейца, выдернул его из связки.
Купцов сноровисто заломил правую руку опустившему голову красноармейцу за спину и быстро привязал ее концом к шее. Еще полминуты, и вторая рука привязана точно таким же образом.
Красноармеец застонал и, откинув голову назад, задергал шеей, которая начала краснеть.
– Ослабь конец! Клиент задохнется! – предупредил Соколов, внимательно рассматривая документы.
Купцов сноровисто перевязал конец, и красноармеец первым делом глубоко вдохнул и потряс головой.
– На этом ты свете красноармеец, на этом, – пояснил Соколов, внимательно всматриваясь в усыпанное веснушками лицо пленника, который сидел на нижнем месте, сильно наклонившись вперед.
«Все правильно. Руки у парня связаны за спиной, и если он только откинется на сиденье, то конец натянется и передавит шею», – оценил положение красноармейца Федоров, переведя взгляд на капитана, по-прежнему сидящего на полу купе.
– Как вы, товарищ красноармеец, попали в наш поезд? – спросил кап-два, благожелательно улыбаясь.
– Зашли через нерабочий тамбур[14], – ответил красноармеец, сделав странное движение головой, стараясь этим движением подвинуть конец ниже.
– Молчать, боец! – рявкнул вполне очухавшийся капитан патруля, дергая правую руку, засунутую между ног.
– Майор! Организуй заглушки на глаза и уши бойцов! – приказал кап-два, кидая Усияме брусок красного пластилина.
Усияма, ни слова не говоря, отщипнул два небольших кусочка, скатал из них четыре шарика. Затем сноровисто сунул в уши прикованного к капитану красноармейца, одновременно передавая брусок Купцову. Минута, и у второго красноармейца в ушах появились заглушки.
– Вы не имеете права так обращаться с сотрудниками комендатуры! Мы при исполнении! – снова начал возмущаться капитан, но тон взял пониже. И на его лице появилось озабоченное выражение.
– Можем, капитан, можем! – усмехнулся Соколов, кидая Усияме два зимних тельника[15].
Двадцать секунд, и на головы красноармейцев натянуты тельники, в рот вставлен кляп. Красноармейцы перестали не только слышать, видеть окружающую обстановку, но и подавать звуковые сигналы.
– Повторяю еще раз вопрос, капитан: каким образом вы попали в литерный состав? – спросил кап-два, демонстрируя красное кожаное удостоверение, на котором золотом было написано «Смерш».
Открывать удостоверение Соколов не стал.
Федоров был не уверен, показал ли кап-два свое удостоверение или его, но, увидев, как в секунду вытянулось лицо капитана, моментально преисполнился гордости за свою причастность к контрразведке.
– К нам в комендатуру зашел подполковник Смерша и приказал двум патрулям проверить поезд, который должен остановиться на станции. Особенно тщательно надо было проверить вагон-салон, который находился в голове поезда, – ответил капитан, с испугом смотря на Соколова.
– Что еще приказал подполковник? – спросил Соколов, снимая со второй полки вещмешок.
Передав вещмешок Федорову, ткнул указательным пальцем себе в горло, показывая, что надо накрывать на стол.
Развязав горловину вещмешка, Федоров достал из него три кружки, две фляжки и, к своей радости, немецкую спиртовку, которую моментально водрузил на стол.
Налив в солдатский котелок воды из фляжки, Федоров зажег спиртовку, продолжая внимательно вслушиваться в разговор.
– Если у людей в вагон-салоне будет оружие, то применять свое на поражение. Сначала стрелять, а потом спрашивать! – снова повысил голос капитан, мотнув головой, сглотнул слюну, отчего капитанский остро выпирающий кадык дернулся вниз.
– Неужели ты, капитан, вот так просто мог бы стрелять в безоружных людей? – неожиданно спросил до сих пор молчавший Усияма.
– Вам и оружие не нужно! Вон вы как мою группу спеленали! Я даже не успел глазом моргнуть, как вот этот молодец ударил меня ногой в живот! – восхищенно заявил капитан, бросая взгляд на Федорова, который именно в то время засыпал чай в закипевшую воду котелка.
Федоров, несмотря на то что стоял, отвернувшись от все так же сидевшего на полу вагона капитана, в стекле окна заметил злой взгляд, который бросил на его спину старший патруля.
– Почему вы не проверили салон-вагон? – лениво спросил кап-два, ткнув пальцем в свою кружку.
– Когда мы дошли до вашего вагона, то салон-вагон уже отцепили. Никогда не видел, чтобы на нашей станции так быстро производились маневры. Только состав остановился, как моментально подбежали осмотрщики, отцепили два вагона и утащили их за северную горловину[16], – доложил капитан, по мере возможности выпрямляясь, сидя на полу купе.
– Сколько групп патруля было направлено на наш состав? – спросил Усияма, заставляя капитана повернуться в его сторону.
– М-м! – негромко промычал солдат, скованный с капитаном одними наручниками.
Сделав вид, что поудобнее устраивается на полу, капитан потянул с ответом, но, видя, что ждать помощи не от кого, выдавил из себя:
– Три патруля.
– Как патрули пошли проверять состав? – спросил кап-два, делая какое-то движение правой рукой.
Краем глаза Федоров успел заметить, как Соколов хлопнул себя правой рукой по левой стороне груди.
Купцов неторопливо встал и, наклонившись над капитаном, стал его обыскивать, начиная с хромовых сапог.
В правом кармане брюк капитана обнаружился офицерский «вальтер», а в заднем – нож «наваха» с широким лезвием и набор железнодорожных ключей, которые Купцов передал Соколову.
«Странный набор для офицера патруля. Хотя сейчас немецкий револьвер можно запросто достать, а нож нужен капитану для того, чтобы потрошить чемоданы и вещмешки. У фронтовиков можно в вещах пушку найти, а не только револьвер и нож, даже авиационный пулемет. А железнодорожные ключи капитану положено иметь по работе», – отметил Федоров, смотря на арсенал капитана, к которому добавился вороненый «наган», вытащенный из потертой кобуры.
– Обыщите красноармейцев! – приказал Соколов, пристально глядя на капитана.
Федоров принялся за соседа капитана, а Купцов – за недавно связанного им красноармейца, который яростно замычал, дергая руками и ногами.
На столе появились перочинный нож, кожаный кисет с махоркой.
Раздался короткий стук в дверь.
– Отбей тройку! – шепотом приказал Соколов, кивая на автоматы, сложенные на рундуке.
Усияма, ни слова не говоря, костяшками пальцев отстучал тройку и присел на корточках около сидящего капитана.
– Спа… – успел начать крик капитан, как удар пальцем в ключицу разом вырубил крикуна, заставив его уронить голову на грудь.
В дверь снова требовательно постучали.
Соколов указательным пальцем ткнул на верхние полки, куда Купцов и Федоров заскочили.
Усияма вытащил из-под матраца темно-бордовую металлическую пластину сантиметров восемьдесят длиной, пятьдесят шириной и миллиметра полтора-два толщиной.
Установив лист вертикально, спрятался за ним, загородив себя и севшего в угол Соколова, который держал перед собой «наган» с укороченным стволом.
– Кто там? – заспанным голосом успел спросить Соколов, жестами показав лейтенантам, что надо стрелять вверх и вниз.
Короткая пауза, и сразу же из коридора раздалась длинная автоматная очередь, пробившая дверь купе, как бумажную.
«Вот мы с Купцом остались без начальника! А как все хорошо начиналось! Самолет, литерный поезд, лейтенантские звезды…» – пожалел себя Федоров, в свою очередь нажимая на курок.
Сразу два автомата загрохотали в маленьком купе, наполняя небольшое пространство пороховыми газами.
И как раз в этот момент прозвучала автоматная очередь из коридора, сразу насквозь пробив купе и окно.