- Ты с ней встречался там, в Англии?
- Да.
- Она красивая.
- Допустим, - он попытался забрать медальон, но она изо всех сил сжала пальцы.
- «Допустим»! Он допускает! Она красивая, так?
- Да, очень.
Она удовлетворенно кивнула:
- Так женись на ней!
Он расхохотался, думая о невозможности такой идеи, но она покачала головой:
- Ты можешь, я точно говорю. Иначе зачем бы ты носил это с собой?
Он пожал плечами:
- Суеверие? Это мой талисман, он меня хранит.
Она нахмурилась и перекрестилась: лоб, живот, сосок, другой – нелепый крест, отгоняющий демонов. Шарп натянул на нее одеяло: ее единственное платье сохло сейчас у очага. Тереза спросила:
- Какая она?
- Стройная, улыбчивая. Очень богатая. И замуж выйдет за богача, - улыбнулся он. – Она ласковая, уютная.
Тереза отбросила сомнения: с ее точки зрения, глупо было отвергать ту, с кем можно жить в ласковом уюте:
- Как ты с ней познакомился? - Шарпу было неприятно, он попытался сменить тему, но она настаивала: - Так как?
- Она захотела узнать, как погиб ее брат.
Тереза рассмеялась:
- И ты сказал ей?
- Правду – нет. Я сказал, что он был убит французом в отчаянной схватке.
Она снова рассмеялась, поскольку знала: лейтенант Гиббонс пытался убить Шарпа, а Патрик Харпер заколол лейтенанта байонетом. Шарп мысленно перенесся в маленькую темную церковь в Эссексе: светловолосая девушка слушает его выдуманную историю, а мраморная надгробная плита скрывает правду о ее распущенном, эгоистичном брате-садисте.
«В память о лейтенанте Кристиане Гиббонсе, родившемся в этом приходе, ушедшем добровольцем 4 февраля 1809 года из состава сил самообороны этого графства в полк Южного Эссекса, соединившийся с британской армией в войне против Тирании в Испании. Он показал Себя Выдающимся Героем на Талаверском поле, где Ночью и Днем отражал Атаки Врага. Такова была его Неустрашимость, что Вынужденный противостоять Натиску Превосходящего Врага, Он и Его Рота Атаковали и Захватили Французкий Штандарт и Добыли Славу, Впервые в истории наших Армий в Испании. Подтвердив свою Храбрость и стойкость Духа, он встретил Геройскую Кончину в июле, 8-го дня, 1809 года, на Двадцать Пятом Году Жизни. Этот Памятник воздвигнут в Честь его Героизма и Заслуг сэром Генри Симмерсоном, Командиром Победившего Подразделения, и Его Благодарными Друзьями-прихожанами. Лета господня 1810».
Шарп сам изрядно повеселился над этой надписью, не столько потому, что сэр Генри приписал себе и племяннику честь захвата «орла», что произошло уже после его отстранения от командования, сколько потому, что вся история, запечатленная в мраморе, была ложью. Гиббонса и близко не было, когда Шарп и Харпер проложили себе путь к «орлу» через вражеский батальон, но мраморная плита останется на своем месте, увенчанная резной грудой оружия, когда правда будет навсегда забыта.
Раздался стук в дверь.
- Кто там? – резко спросил Шарп, вынырнув из воспоминаний.
- Прайс, сэр.
- Что надо?
- Кое-кто хочет видеть вас, сэр. Внизу.
Шарп выругался:
- И кто же это?
- Майор Хоган, сэр? – Прайс придал этой фразе вопросительные интонации, как будто Шарп мог не узнать этого имени.
- Боже правый! Уже спускаюсь!
Тереза следила, как он натягивает сапоги и пристегивает к бедру палаш.
- Это Хогану мы посылаем донесения?
- Да. Он тебе понравится, - Шарп пощупал платье, оно было еще сырым. – Спустишься вниз?
Она кивнула:
- Да, скоро буду.
В главном зале гостиницы было шумно и весело. Шарп протолкался через скопление офицеров и увидел у стойки Хогана, с того лило. Майор-ирландец поднял руку в приветствии, но сперва махнул в сторону офицеров:
- Они в хорошем настроении.
- Считают, что Бадахос будет легкой прогулкой.
Хоган приподнял бровь, потом подвинулся, освободив Шарпу местечко на лавке:
- Я слышал, ты теперь папаша?
- Что, все уже знают?
- Здесь нечего стыдиться, это замечательно, честное слово. Вина?
Шарп кивнул:
- Как ты там?
- Холодно, мокро и хлопотно. А ты?
- А я сухой, теплый и ленивый. Какие новости?
Хоган пригубил вина и взял понюшку табаку:
- Французы дрожат как мокрые курицы. Они не пытаются отбить Сьюдад-Родриго и не отправляют войска на юг, только шлют друг другу письма с обвинениями. – Хоган поднял бокал. – За твое здоровье, Ричард, и здоровье твоей семьи.
Шарп покраснел, но поднял бокал. Хоган взял еще понюшку, побольше.
- Так что ты здесь делаешь?
Глаза майора увлажнились, рот открылся, и он чихнул так мощно, что мог бы погасить канделябр:
- Святые Мария, Моисей и Марта, вот ведь мощная дрянь! Бадахос, Ричард, вечно один Бадахос. Я должен бросить беглый взгляд и отчитаться Пэру[19], - он вытер усы. – Не поверишь, я думаю, что положение там ничуть не изменилось за последний год.
- И? – Шарп знал, что Хоган присутствовал при обеих неудачных попытках взять Бадахос в 1811-м.
Хоган пожал плечами:
- Это дерьмо. Ричард, настоящее дерьмо. Стены – как в лондонском Тауэре, честно, и можешь еще добавить Виндзорский замок на холме за рекой. В их ров поместится вся наша армия, - ирландец покачал головой. – Положение не очень обнадеживает.
- Так плохо?
- Кто знает? – Хоган глотнул еще вина. – Места много, да, каждый дюйм стен защищать невозможно. Может, Пэр начнет несколько атак с разных сторон одновременно, не знаю.
Веллингтон, действительно, мог атаковать стену в нескольких местах, как недавно в Сьюдад-Родриго, где были предприняты три атаки за ночь, но даже несколько атак не гарантировали успеха. Ветераны, сражавшиеся под командой Веллингтона еще в Индии, знали, что он не любит осады. Пэр умел беречь людей в битвах, сражался за их здоровье между кампаниями, но мог швырять их на стены крепостей горстями, как картечь, чтобы сократить время осады.
Шарп пожал плечами:
- Это все равно надо сделать.
- Да, так все девственницы говорят, - улыбнулся Хоган. – А у вас какие новости?
- У нас с новостями негусто, - Шарп рисовал пальцем по пролитому вину букву А, потом замазал ее. – Новобранцы присоединятся к нам в Эльвасе. Говорят, две сотни плюс офицеры, но о полковнике ничего. Ты что-нибудь слыхал?
Хоган сплюнул оливковую косточку:
- Ни слова. Но ставлю два ящика вина против одного, что вы получите его до осады.
- Которая начнется когда?
Хоган задумался, подкидывая в руке оливку:
- Недели три? Морем везут орудия, все уже движется.
Шарп выглянул в маленькое оконце возле задней двери и понял, что ливень опять усилился.
- Тебе б погоду получше.
Хоган пожал плечами:
- Дождь когда-нибудь кончится.
- Угу, так говорил и брат Ноя.
Хоган улыбнулся:
- Ага, но, в конце концов, ему не пришлось месить лопатой слоновий навоз сорок дней подряд.
Шарп кивнул. Батальон скоро будет копаться в грязи, пробиваясь к огромной крепости. Когда он задумался о Бадахосе, выражение его лица изменилось, и Хоган, заметив его беспокойство, поинтересовался:
- Что-то не так?
Харп отрицательно покачал головой:
- Нет, все в порядке.
- Теперь-то будет у тебя приказ о назначении?
- Надеюсь.
- Они вечно врут, конечно, но на этот раз у тебя его не отнять.
- Готов поставить еще вина на это?
Хоган промолчал: ответить было нечего. Генеральный штаб повышал в чине слепых и вчерашних клиентов сумасшедших домов только потому, что у тех были деньги и связи, но не имел привычки утверждать приказы о повышении только потому, что человек был хорош в своем деле. Ирландец покачал головой и снова поднял бокал:
- Чтоб все крючкотворы сдохли от сифилиса!
- Пусть сгниют в корчах!
Возле стойки возникла толкотня, на лице Хогана появилась приветственная улыбка, и к ним присоединился майор Форрест. Шарп в пол-уха слушал, как Хоган повторяет новости, но мысли его были далеко, с проклятым приказом. Если бы только его утвердили, можно было бы расслабиться. Он пытался представить, что случилось бы, если бы ему отказали, но принять себя снова лейтенантом - невозможно! Он должен первым приветствовать Ноулза, называя его «сэр», а кто-то другой возглавит роту, которую Шарп выучил, воспитал и провел через два года войны. Он вспомнил, как первый раз увидел их, испуганных и беспомощных – а теперь они были такими же, как любой солдат в армии, если не лучше. Как мог он представить, что потеряет их, потеряет Харпера? Боже правый! Потерять Харпера!
- Боже правый! – на секунду Шарпу показалось, что Хоган читает его мысли. Потом он увидел, что майор глядит через всю комнату и качает головой: «Если я когда-либо видел красоту, которую желал бы завоевать, это была она, мечта моя!»
В комнату вошла Тереза, она уже пробиралась к ним. Хоган повернулся к Форресту: «Это ваша дама, майор? Она не может быть с Шарпом. У этого парня совсем нет вкуса! Он не слыхал о Джоне Донне, даже не в состоянии поправить неправильную цитату! Нет, создание столь прекрасное может влюбиться только в человека со вкусом, такого, как вы, майор, или я!» Он дернул себя за воротник, а Форрест покраснел от удовольствия.
Лейтенант Прайс упал на колени перед Терезой, не давая ей пройти и предлагая бессмертную любовь в виде красного перца, который держал, как розу. Другие лейтенанты подбадривали его и кричали Терезе, что у Гарольда Прайса отличные перспективы, но она только послала ему воздушный поцелуй и прошла дальше. Шарп безумно гордился ею: в любом месте мира, в любом обществе, а не только в сырой, прокуренной гостинице Порталегри, ее признали бы красавицей. Мать его ребенка. Его женщина. Он встал ей навстречу, смущенный, что все вокруг видят его удовольствие, и предложил ей стул. Он представил Хогана, отпустившего несколько реплик на безупречном испанском и заставившего ее засмеяться. А она нежно смотрела на Шарпа из-под длинных темных ресниц, слушала болтовню ирландца и изредка смеялась. Инженер поднял бокал в ее честь, позаигрывал с ней и произнес, взглянув на Шарпа: