Уважение, которое Веллингтон испытывал к гверильясам, не распространялось на испанские регулярные части. Само появление под стенами Сьюдад-Родриго французов (с пушками или без) могло заставить гарнизон выкинуть белый флаг. С другой стороны, будь испанцы уверены, что британское войско на подходе, южная крепость не досталась бы противнику так легко. Но для того, чтобы бросить армию на выручку Сьюдад-Родриго, следовало взять Бадахос, и Веллингтон, как клещ, вцепился в своих генералов: дайте мне Бадахос!
В течение шести дней после пасхи среди развалин форта Пикурина установили тяжёлые орудия. Днём и ночью они вели огонь, не зная отдыха. Поначалу крепкая кладка стен держалась, но в один прекрасный момент поддалась и стала вываливаться целыми кусками под ликующие вопли чёрных от пороха канониров и стерегущей их от французских вылазок пехоты.
Ночью артиллеристы через раз простреливали обе бреши картечью, но обороняющиеся всё равно ухитрялись проложить края проломов шерстяными матами, и первые рассветные залпы вздымали облачка пуха. Только в клочья изорвав мягкое прикрытие, снаряды снова добирались до камня.
Запруда, сдерживаемая целёхонькой дамбой, всё так же преграждала прямой путь к городу. Не сумев подорвать плотину, британцы попробовали овладеть защищавшим её фортом. Пушки северной батареи засыпали его ядрами, пока пехота прокапывала ходы как можно ближе к укреплению. Тогда французы задействовали всю артиллерию восточной стены: от замка до бастиона Тринидад. Они в считанные минуты смешали подкапывающихся с землёй. И дамбу оставили в покое.
— Время! Дайте мне время! — недолеченный полковник Флетчер в сердцах хватил по карте кулаком. — Я инженер, а не чародей! А он ждёт от меня чуда!
— Жду!
Уэлсли вошёл неслышно, Флетчер заполошно подскочил и тут же скорчился от боли:
— Прошу прощения, мой Лорд! — тон, которым шотландец прогудел эту фразу, был далёк о раскаяния.
Веллингтон жестом отмёл извинения, кивнул собравшимся и присел. Майор Хоган, глядя на него, вспомнил, что командующему всего сорок три года. Выглядел он старше. Впрочем, эта осада всем им добавила седых волос. Хоган вздохнул. Сегодняшнее совещание, 4-го апреля, в субботу, будет похоже на все предыдущие. Веллингтон будет требовать от них, сапёров, невозможного, они — злиться. Всё закончится очередной склокой. Уэлсли развернул свою карту и прижал углы чернильницами:
— Доброе утро, джентльмены! Начнём с израсходованных материалов.
Глава артиллеристов протянул ему отчёт:
— Вчера мы потратили одну тысячу сто сорок три двадцатичетырёхфунтовых и шестьсот три восемнадцатифунтовых, — пушкарь говорил монотонно и устало, — Одно орудие потеряно.
— Каким образом?
— Взорвалась при выстреле, мой Лорд. Двадцатичетырёхфунтовик из батареи номер три. Шесть человек ранено, трое убито.
Веллингтон недовольно хмыкнул. Наблюдая за ним, Хоган подумал, что у командующего есть удивительный дар главенствовать в любой компании. Во внешности его не было ничего примечательного, разве что крупный нос крючком, да проницательные голубые глаза, но, когда он входил в помещение, будь это штабной шатёр или бальный зал, взоры присутствующих невольно приковывались к нему.
Скрипя карандашом, Уэлсли дописал заметку на клочке бумаги:
— Порох?
— Вчера прибыли восемьдесят бочек. Хватит на месяц стрельбы.
— Вот! Тогда можно будет и штурмовать! — буркнул Флетчер, — Простите, мой Лорд.
Уголки рта командующего приподнялись в слабом подобии улыбки:
— Полковник?
— Мой Лорд? — шотландец застыл, беспомощно глядя на Уэлсли.
Веллингтон продолжил:
— Полагаю, мы выслушаем вас в следующий раз, когда вы оправитесь от раны, а сегодня доложит замещавший вас майор Хоган.
Ирландец перелистнул блокнот назад:
— К нам перебежали два дезертира, немцы из гессен-дармштадтского полка, размещённого в замке крепости. Они высоко оценивают моральный дух осаждённых, мой лорд.
— Почему же они дезертировали?
— Брат одного из них служит у нас в Королевском Германском Легионе.
— А-а. Вы отправили их туда?
— Да, сэр. — Королевский Германский Легион всегда нуждался в рекрутах.
— Что-нибудь ещё?
— По их словам, в крепости на исходе ядра, но картечи и канистр для неё довольно. — Хоган говорил быстро. Командующий не любил, когда докладчик мямлил, — Горожане напуганы. Они боятся грабежа и резни в случае нашей победы.
— Значит, им стоило бы сдать город без боя.
— Население Бадахоса настроено про-французски, — горожан не раз видели на стенах, палящими по британским позициям. — Всем сердцем они желают нам поражения.
— И уповают на наше милосердие, если мы победим. — фыркнул Веллингтон.
Хоган пожал плечами. Ему, ирландцу, английское милосердие было хорошо известно. Народ Зелёного острова помнил зверства молодчиков Кромвеля в городе Дрогеда и Вексфорд. Победители согнали женщин и детей в церковь, подожгли её, а сами пьянствовали под вопли заживо сгорающих людей. Хогану пришло на ум, что в Бадахосе Тереза и её дочь, дочь Шарпа. На душе стало муторно.
Веллингтон тем временем продиктовал адъютанту приказ, запрещающий грабежи и бесчинства в городе, но и он, и адъютант, и все остальные в палатке понимали, что приказ этот — не более, чем отписка. Флетчер снова громыхнул кулаком по столу:
— Разбомбить их!
— О! Полковник Флетчер всё ещё с нами? — Веллингтон удивлённо поднял бровь.
— Я говорю, разнести город в пух и прах, не оставить камня на камне, они подожмут хвост и капитулируют.
— И как же долго, позвольте осведомиться, нам придётся громить их?
Флетчер ответил не сразу. Даже орудиям большего калибра, чем те, что имелись у британцев, понадобились бы недели на превращение Бадахоса в груду щебня.
— Э-э, месяц, мой Лорд?
— А два не хотите? Два, а то и три месяца! К тому же, испанцы, если вы забыли, полковник, наши союзники. Последуй я вашему совету, сравняй я Бадахос с землёй, и вы первый исколете мне глаза упрёками в том, что я посмел огорчить наших пиренейских друзей!
Флетчер не обиделся, а очень рассудительно возразил:
— То-то им радости будет, если вместо этого наши ребята перенасилуют всё, что движется, а что не движется — прикарманят.
Командующий цинично ухмыльнулся:
— Печально, что вы не доверяете благовоспитанности наших солдат, полковник. Но довольно об этом. Что вы поведаете о брешах? Они проходимы?
— Нет, сэр, пока нет. Смотрите сами.
Флетчер развернул карту так, что Уэлсли видел обозначенные укрепления со стороны атаки. Слева — Санта-Мария, Тринидад — справа. Флетчер отметил бреши. В лицевой стене Тринидада зиял пролом шириной тридцать метров. В самой высокой точке насыпь достигала, по расчётам Флетчера, восьми метров. То же относилось ко второму бастиону.
— Как видите, мой Лорд, высота бреши минимум восемь метров. Бог знает, как туда залезть. Рискуя показаться пессимистом, замечу, что стены Сьюдад-Родриго до обстрела были и то ниже.
— То, что Бадахос несколько крупнее Сьюдад-Родриго, я уже заметил. Пропустите этот момент.
— Мой лорд, — Флетчер подался вперёд, — Хочу вам кое-что показать.
Его широкий палец уткнулся в изображение рва перед Санта-Марией:
— Ров заблокирован здесь и здесь. — палец сместился правее бреши Тринидада, — Они запрут нас внутри.
Флетчер был человек прямой, не стесняющийся высказывать своё мнение. Перед Веллингтоном он не трепетал, но тот ценил в нём толкового специалиста, чуждого подхалимажа.
— Они набили ров перевёрнутыми телегами и, по-видимому, пристреляли их. То есть, наши солдаты, попав туда, не смогут отойти ни вправо, ни влево для перегруппировки, их осветят и перебьют картечью.
— Печально. Это всё?
— Увы, нет. На дне рва французы вырыли глубокую канаву, подвели к ней воду. Серьёзная преграда.
Веллингтон поднял на него взгляд:
— Другими словами, чем дольше мы ждём, тем больше препятствий создают нам французы?
Флетчер нехотя уронил:
— Да, мой Лорд.
— Ладно. Вы требуете дать вам время. Для чего?
— Я могу сделать брешь ниже.
— Насколько?
— До трёх метров.
— Как долго?
— Неделя.
— То есть, две.
Спорить инженер не стал:
— Может, и две.
— У нас нет ни двух недель, ни даже одной.
Командующий встал, беспокойно походил по шатру и, остановившись у стола, отчеркнул ногтем и пространство между бастионами:
— Здесь равелин?
— Недостроен, мой Лорд.
Равелин был обозначен на карте: каменный волнорез, о который разобьётся волна атакующих. Закончи его французы, оборудуй пушками, и штурм, без того самоубийственный, будет превращён этим бастионом на дне рва в мясорубку. Веллингтон пытливо посмотрел в глаза Флетчеру:
— Сведения надёжны?
— Вполне, мой Лорд. Прошлой ночью один ловкий малый побывал на гласисе. Хорошо поработал. — в устах скупого на похвалы шотландца подобная оценка стоила дорогого.
— Кто?
Флетчер качнул головой в сторону Хогана:
— Парень из команды майора, сэр.
Веллингтон повернулся к ирландцу:
— Так кто же, майор?
Хоган захлопнул табакерку, которую вертел в пальцах:
— Ричард Шарп, сэр.
Уэлсли опустился на сидение и его губы тронула слабая улыбка:
— Шарп? Боже мой, что он делает у сапёров? Ему же полагается командовать ротой?
— Командовал, сэр. Но звание не утвердили в Лондоне.
Веллингтон нахмурился:
— Проклятые крючкотворы! Скоро я и в капралы не смогу произвести храбреца без их высочайшего соизволения! Значит, это Шарп наведался в гости к неприятелю?
— Да, сэр.
— Где он сейчас?
— Ожидает снаружи. Я предположил, что вы захотите побеседовать с ним лично.
— Правильно предположили. Зовите его сюда!
В палатке собрались командиры дивизий, бригад, сапёры, артиллеристы, штабные офицеры, и все эти высокие чины разом повернулись посмотреть на входящего внутрь высокого воина в зелёной форме. Они слышали о нём, даже те, что недавно прибыли из Англии, о нём — о смельчаке, захватившем первого французского орла. Всё в его внешности — от винтовки до шрама, убеждало: этот боец способен повторить свой подвиг.