Маргарет Сент-Клер. Ротохаус
Иллюстрация – Virgil Finlay
– Представьте себе, – выразительно сказал Аберкромби, – как возможность свободно менять положение может оказать значительное влияние на качество вашей жизни! Представьте, что вы можете наслаждаться любимым видом из любого окна вашего дома в любое время! Представьте, что вы просыпаетесь в спальне, залитой великолепным солнечным светом, и можете наслаждаться этим же светом в любой комнате по вашему выбору! Ротохаус – это прощание с монотонностью, неподвижностью, оцепенелостью. Ротохаус – первый в истории современный дом.
Уна восхищенно кивнула. Ну и ну, он определенно умел говорить. Да и сам дом был не такой уж плохой идеей.
– Вы уже продали его? – спросила она.
Аберкромби слегка покраснел. Казалось, она затронула больное место.
– Ну, нет, пока нет, – признался он. – Конечно, строительство Ротохауса обошлось недешево. Я вложил в него все, что мог, до последнего цента. Но главная проблема, я уверен, в том, что люди просто не понимают, что значит «современный». Они приходят ко мне в офис, говорят о функционализме и хотят лестницы без перил! Они на годы отстали от жизни. Вот почему я хочу, чтобы вы с мистером Риттербушем попробовали пожить в нем. Это бы мне очень помогло.
Уна посмотрела на сидевшего напротив Джика. На его лице отразилось такое же, как и у неё, удивление. Без сомнения, Аберкромби считал, что он уже говорил им об этом раньше – в нём сочетались гениальность и высшая степень рассеянности.
– В… в Ротохаусе? – уточнила она.
– Да. Если бы люди смогли увидеть молодую, современную пару вроде вас, живущую в нем и, очевидно, наслаждающуюся жизнью в полной мере, они бы поняли, что может значить вращающееся жилье. Они бы прекратили эти глупые шутки о каруселях и парках развлечений. Они бы отнеслись к Ротохаусу серьезно.
– Эм. Я не…
– Я полагаю, вы беспокоитесь о своем собственном доме, – понимающе сказал Аберкромби. – Не стоит. Я попрошу кого-нибудь из офиса позаботиться обо всем, пока вас не будет. Вы можете со спокойной душой отдаться наслаждению Ротохаусом.
– Там действительно будет чем насладиться. Миссис Риттербуш, дом не только вращающийся, но и современный во всех отношениях. В ванной есть душ с ароматизатором и шведский массажный аппарат, на кухне есть все необходимое для приготовления пищи, включая витаминизатор, во всех комнатах есть кнопочная система уборки и полный контроль климата. В доме есть все. Даже мышеловки электрические. Почему бы вам не взглянуть на всё это самим?
Уна заколебалась.
– Ну… – сказала она.
Полчаса спустя ее сомнения сменились безудержным энтузиазмом. Дело было не столько в том, что Ротохаус вращался, хотя и это было неплохо; в нем был большой центральный пилон, обитый тканью, с сиденьями вокруг него и выдвижными ящиками под ними для хранения вещей, и дом, несомненно, вращался вокруг него, когда нажимали соответствующий переключатель. Самым замечательным в Ротохаусе было то, как он был устроен внутри.
Целую стену гостиной (по форме напоминающую кусок пирога и оформленную в фисташковых и эпидотовых[1] тонах) занимала огромное стерео. В ванной, помимо ароматического душа (ей-богу, ей так не терпелось его попробовать) и шведского массажного аппарата, о котором говорил Аберкромби, была сушка и выпрямитель для волос, обещавшие сэкономить ей массу времени в салоне красоты.
На кухне были миксер для приготовления соков и электрический барболайзер, а также витаминизатор, а в обеих спальнях имелись смотровые панели, становящиеся прозрачными, при нажатии на переключатель, так что можно было лежать ночью в постели и наблюдать, как созвездия кружатся над головой, если было такое желание. Джик был без ума от мастерской в ангаре – там было полно всевозможного оборудования, названий которого Уна даже не знала.
В целом, это был самый красивый дом, когда-либо виденный ею. Когда Аберкромби вручил ей ключи и произнес небольшую прощальную речь, сказав, что знает, что может положиться на нее, и поблагодарив ее, она едва удержалась, чтобы не обнять его.
После месяца, проведенного в Ротохаусе, энтузиазм Уны все еще не угас. Конечно, ей постоянно приходилось показывать его людям, а это означало, что все нужно было содержать в порядке и чистоте. Но Аберкромби постоянно присылал ей шоколад и бон-боны (в половине случаев они тоже были из «Венус импортс») в знак благодарности, а когда ты можешь обеспечить безукоризненную асептическую чистоту, нажав одну кнопку, а затем, через пятнадцать минут, другую, работа по дому становится не такой уж сложной. Уна стала проводить большую часть времени на кухне, пробуя готовить блюда, за которые она обычно никогда бы не решилась взяться, а ее прически достигли нового уровня сложности.
– Все окей, малышка? – Спросил Джик как-то вечером, когда она подавала ему полную чашку. – Боже, этот форте так хорош… Никаких проблем с домом?
– Не-а-а. О, когда я сегодня разворачивала дом, послышался какой-то звук, похожий на плевок. Больше ничего особенного.
Джик выглядел серьезным.
– Завтра придет человек и все починит, – сказал он. – Я встретил Аберкромби сегодня за обедом, и он сказал мне, что послезавтра вместе с ним приедет комиссия для осмотра Ротохауса. Он чуть не забыл упомянуть об этом – ты же знаешь, какой он рассеянный. Но, как бы то ни было, Мошер, управляющий парком, входит в состав комиссии, и там ещё будут женщина-редактор из «Домов!», и мужчина по имени Макферсон, занимающийся вопросами финансирования новых жилищных проектов. Аберкромби говорит, что Макферсон – крепкий орешек, очень консервативный, и его трудно переубедить.
– Я обязательно пришлю электрика завтра. Мы не можем допустить, чтобы что-то пошло не так. Ведь от этого зависит будущее Аберкромби.
На следующее утро, после ухода Джика, Уна встала под ароматический душ, обдумывая планы на день. Она хотела навести порядок в доме до прихода электрика. После того, как он уйдет (это не займет у него много времени, потому что в доме на самом деле все было в порядке), она приготовит те маленькие гауфретты с румом, которые так хвалил Джик, и пирожные пти фур гляссе, и, может быть, бомбе эльзасен. Какие-нибудь изысканные закуски должны помочь поднять настроение членам комитета.
Покончив с этим, она отправится в цветочный магазин и посмотрит, нельзя ли купить там несколько больших пурпурных марсианских эпифитов, чтобы поставить их в гостиной. Или цвета маджента[2] будут лучше? Ей нужно подумать. Она немного нервничала, и ей хотелось, чтобы все было идеально. Нельзя было оплошать, пока здесь будет комиссия.
Она как раз вставала с массажной машины, когда раздался звонок электрика.
– Минутку! – пропела Уна в переговорную трубку.
Она бросилась в спальню, вытащила из шкафа комбинезон и застегнула его спереди. Сунув ноги в тапочки, она подбежала к туалетному столику и взяла распылитель с космилаком. Потом повернула зеркало к свету и посмотрела в него. И замерла.
У парадного входа стояли трое – женщина, элегантность платья которой можно было рассмотреть даже в отражении, и двое мужчин. Со слабой надеждой, что зеркало ее обманывает, Уна подбежала к окну и выглянула наружу. Нет, они действительно были там.
Не было никаких сомнений и в том, кто они такие. Комиссия Аберкромби, за вычетом самого Аберкромби, прибыла на день раньше назначенного срока. Это снова была рассеянность Аберкромби, и Уне предстояло продемонстрировать членам комиссии Ротохаус без помощи пурпурных марсианских эпифитов, гауфреттов с румом или даже космилака. А ведь от этого зависело все будущее Аберкромби. Уна закрыла глаза.
Мгновение спустя она снова открыла их и с дикой энергией принялась застилать постель. Она схватила с шезлонга ночную тунику Джика и кучу нижнего белья, бросилась в гостиную, взяла три газеты и журнал, прихватила с кухни пароварку с овсяной кашей и три четверти лимонного шифонного пирога и побежала со своей ношей в гостиную.
Что ей было делать с вещами? У нее просто не было времени, чтобы как следует их разложить, и она не могла просто засунуть их в один из шкафов; люди всегда открывали шкафы и заглядывали внутрь. Дверной звонок прозвенел еще раз. Уна замешкалась на одну мучительную секунду, а затем подбежала к обитому тканью пилону в конце комнаты. Она выдвинула ящики из-под мягкого сиденья, открыла их и запихнула туда всё барахло, которое принесла с собой. Это было лучшее, что она могла сделать. И вряд ли они захотят опускаться на колени, чтобы заглянуть в эти ящики. Затем Уна побежала к двери.
Первая часть беседы прошла хорошо. При ближайшем рассмотрении шикарная внешность мисс Холлоуэй (редактора из «Домов»!) была потрясающей, и Уна с ужасом осознала, что ей не хватает ни опрятности, ни космилака. Головной убор мисс Холлоуэй состоял из двух плюмажей газольбы, скрепленных застежкой из жемчуга Афродиты, а ее костюм имел оттенок розового пармезана. Она представила Уне двух сопровождавших её мужчин так вежливо, как только могла, и восхищённо охала и ахала, когда Уна начала показывать им дом. Она сказала, что это очень интересный дом, и сделала несколько цветных снимков кухни и ванной.
– А это заставляет его вращаться? – неожиданно спросил Макферсон, когда они вернулись в гостиную.
Он стоял у пилона и смотрел на панель с расположенными на ней кнопками.
– Да, это, – ответила Уна.
– Тогда сделай так, чтобы он повернулся, – потребовал он.
Немного нервничая, Уна подошла к кнопке и нажала её. Послышался слабый звук плевка, и Ротохаус завращался со своей обычной бесшумной плавностью, пока она снова не нажала на кнопку, чтобы остановить его.
– Так-так! – сказал Макферсон, и на его перманентно кислом лице появилась слабая улыбка. – А это для чего?