Rotten. Вход воспрещен — страница 62 из 75

Я был обречен.

В такой обстановке я очень быстро научился быть злым. Я был в заключении четыре дня, но чувствовал себя так, как будто это были четыре года, – прежде чем меня выпустили по апелляции. Мой отец прилетел в Ирландию из Лондона в тот день, когда меня освободили из тюрьмы. Мы встретились с моим новым ирландским адвокатом в отеле в тот же вечер. Тогда же мою комнату обыскали на наличие оружия и признаков принадлежности к Ирландской республиканской армии.

На следующее утро он сидел со мной в зале суда, и меня трясло. Мы наняли местного адвоката, чтобы он помог с моим делом. Мне сказали, что если я потеряю свою апелляцию, то они удвоят срок ареста до двенадцати месяцев. Годы моей жизни тогда пролетели у меня перед глазами. Пять, десять, пятнадцать. Я был напуган. Я решил, что шесть месяцев смогу выдержать, но год – нет. Монтджой был ужасным местом.

Я был уверен, что мне придется это вытерпеть. До того, как я услышал приговор, я встретил цыганку. Она была арестована за кражу часов. Судья сказал ей: «Вы принесли эти часы, а часы были украдены. Вы заплатите за них семьдесят фунтов. Если я вас попрошу вернуться и принести семьдесят фунтов, вы сможете?»

Женщина ответила: «Нет, я не смогу достать семьдесят фунтов!»

Тогда судья ответил: «Как же вы собираетесь найти их на выкуп часов?»

Женщина ответила: «Больше у меня денег нет!»

Тогда судья ответил: «Хорошо, вы будете заключены на три месяца!»

Тогда цыганка сказала: «Извините, Ваша честь, я получу радио, если сяду на три месяца, не так ли?» Судья ответил: «Да». «Дайте мне шесть месяцев. Тогда я смогу получить два радио и обменять их на телевизор!»

Далее я сидел и трясся на своем стуле – «Миднайт Экспресс» пробегал у меня голове. Что случится? Что будет? Люди пытаются торговаться с судьей за радио и часы.

Тогда пришел мой ирландский адвокат. Он сказал судье: «Здравствуйте, сэр! Как ваши дела? Я увижусь с вами чуть позже. У меня сейчас гольф!» Это были первые слова, которые произнес мой защитник.

И все дело внезапно свернулось до штрафа в сто фунтов.

Это было отлично.

Два английских адвоката подошли к нам в полном смятении. «Что произошло? Мы что-то упустили? Он его посадил?» Мой отец сказал им, что все закончилось, и отпустил их, но я не был счастлив, пока не оказался в гребаном самолете. Теперь я знаю, случиться может что угодно.

Таким мы и помним Сида – вежливым и мягким. Он был таким, потому что еще не крутился и не варился в дерьме под названием «шоу-бизнес».

Глава 18Лэброк Гров, Лондон

ДОН ЛЕТТС:
Мы часто наведывались в «Робак Паб», потому что Джанет Ли и я управляли магазином на Кингс Роуд под названием «Акме Аттракшнс». Тогда на Кингс Роуд были два главных магазина – «Секс» и «Акме Аттракшнс». До «Секс» Вивьен продавала шмотки тедди-боям, и я часто наведывался к ней до «Акме Аттракшнс». До Pistols и «Акме» я работал в одном магазине высокой моды, и именно там я впервые услышал про «Секс». Вау! Какие там были дизайны, я просто не мог в это поверить! Я практически повелся на эту красивую обертку, тогда как Джон обнаружил, что они просто копировали стафф из пятидесятых. Помню, я как-то рассматривал старые журналы того времени и сразу же понял, откуда «Секс» свистнули все образы. Вивьен обещала мне работу в магазине, пока Малкольм работал в Америке с New York Dolls. Как-то раз случайно мы с Вивьен встретились с Лу Ридом. Она провела мне мастер-класс по культуре белых, которой я ранее не увлекался – The Velvet Underground и New York Dolls. Все закончилось тем, что я подрался с Вествуд прямо напротив ее магазина, когда я сказал, что пойду работать в «Акме Аттракшнс», а она сочла эти слова враждебным шагом с моей стороны. Но она мне так и не предоставила гребаную работу. В конце концов и Джанет, и мне доступ в магазин был закрыт.

ДЖОН ЛАЙДОН:
Если Вивьен побеспокоилась о том, чтобы открыть магазин (иногда она вообще там не появлялась), то она должна была и побеспокоиться о своих ценниках. «Акме Аттракшнс» бесил ее своей ценовой политикой до чертиков. «Акме» продавал оригинальную одежду из секонд-хенда, а она в то время была на шаг позади и только пыталась создать такой стиль.

«Акме» мне нравился больше, чем магазин Вив. Я, Сид и прочие сначала покупали все в «Акме», а потом шли к Вивьен, чтобы сравнить цены. В конце концов мне пришлось устроиться на работу в «Секс», потому что только так я мог позволить себе резину и прозрачные рубашки.

ЛЕТТС:
Чернокожие не носили сережек или одежды из резины, и я был первым парнем в Брикстоне, который занимался подобным дерьмом. Однажды, будучи один на один с собой, я надел одну из тех рубашек с золотой окантовкой. У меня не получалось ее снять, но я слишком стеснялся сообщить кому-то об этом.

И вот я в спальне в этой рубашке, и она буквально вцепилась мне в шею. Я умирал и не мог вздохнуть, поэтому мне просто пришлось подвесить себя на крючок и разорвать долбаную рубашку.

ДЖАНЕТ ЛИ:
Первый раз, когда я встретила Сида, они с Доном не ладили. Сид был очень мягкий, и им было легко управлять. А Дон никогда не щадил покладистых людей. Сид приходил в «Акме», слонялся по магазину и вел себя странно. Дон же был просто ужасен по отношению к нему, даже пытался вышвырнуть его из магазина. Первый раз, когда Сид подошел ко мне, он задал мне такой вопрос: «Извините! Вы знаете, как мне сделать такую прическу как у Брайана Ферри?» И тогда он показал мне картинку с альбома Roxy Music. «Мне нравятся Roxy Music и Брайан Ферри, – продолжил он. – Но я не знаю, как сделать такую прическу!»


ЛАЙДОН:
Таким мы и помним Сида – вежливым и мягким. Он был таким, потому что еще не крутился и не варился в дерьме под названием «шоу-бизнес». Он был поклонником Дэвида Боуи и Roxy Music. «Правильно ли я нанес лак для ногтей?»


Это, собственно, все, что тогда происходило. Никто ничего не делал, все только одевались, пытались быть клевыми, немножко «торчали» на амфетамине, выпивали по кружке пива, а если везло, то целую пинту.

ЛЕТТС:
Мы продали Сиду куртку Кит Мун и сказали ему, что это куртка Элвиса Пресли. Люди, которые продали ее нам, тоже сказали нам, что это куртка Элвиса, но она использовалась в фильме «Звездная Пыль» Кит Мун. Сначала я сам носил эту куртку, потом мы продали ее Сиду, затем ее носил Джон, затем Вив Альбертин, затем Палмолив. Все эти дети приходили в магазин, мы их любили, кормили и давали им одежду. Не за мои деньги. Мы практиковали благотворительность. В 1977 году я стал диджеем в «Рокси», потому что бухгалтер «Акме» Энди Чижовски организовал свой клуб. Сначала я работал только ради денег. Я думал, что панки – это просто кучка долбанутых белокожих людей. Я особо не вникал в их безумие. Когда я стал диджеем и начал чаще их встречать, до меня дошло наконец, чем они занимались. Сначала я получил работу, а потом привлек к работе всех своих знакомых.

Все, кто там работал, кроме Энди, были чернокожими. Мы объединяли усилия, чтобы продавать товар напрямую панкам. Люди подходили и говорили: «Дайте два пива и "косяк"[68]. Нет, два "косяка" и одно пиво». Сами крутить ямайские шишки они не могли.

ДЖАНЕТ ЛИ:
Клуб «Рокси» просуществовал лишь сто дней, но было впечатление, что он существует вечно. В одну ночь, когда мы с Доном были там – нам тогда было по девятнадцать лет, – мы приняли какую-то кислоту дымчато-фиолетового цвета. Дон постоянно диджеил под кислотой, и у него в глазу был ячмень[69]. Дон исчез из клуба примерно на час. Когда он вернулся, выяснилось, что он был у хирурга, который удалил ему кисту, пока он находился под воздействием кислоты. После чего он вернулся обратно к работе.

ЛЕТТС:
Есть миф о том, как регги и панк объединились. Когда «Рокси» только начинали, панка как такового еще не было, поэтому я играл то, что мне нравилось, и это был регги. Толпе нужно было больше регги. Я думаю, что как минимум нескольких человек я точно подсадил на это. Джон был в регги еще до «Рокси». Тогда был довольно известен регги-исполнитель по имени Доктор Алимантадо, которому Джон предложил исполнить свои записи на Capital Radio.

ЛАЙДОН:
Регги был единственным радикальным жанром музыки, являвшимся полностью андеграундным и не перекочевавшим на радио. Эта музыка не звучала нигде, пока я однажды не поставил ее на шоу «Томми Уанс». И тогда Джон Страммер и The Clash внезапно сказали: «Мы всегда любили регги». Но эти козлы никогда его не любили. Они не росли и не воспитывались с регги, как это было со мной.

ЛЕТТС:
Мы вовлекали друг друга в самые разные культуры.

Я нравился им, потому что дал им доступ к ямайской культуре, а они показали мне, какова белая культура, которой вообще нахрен не было, пока не пришли панки.


Панки стали отправной точкой, потому что по улицам ходило столько недовольных, разочарованных людей, без надежды, без будущего.


Сначала я не особо много общался с Джоном, потому что побаивался его. Мне казалось, что он может представлять угрозу моему личному пространству. Тогда он привлекал внимание большого количества людей, и это было немного «выпендрежно», я бы даже сказал, немного эгоистично. Большинство парней, как и Джона, я уважал издалека. Свое уважение я предпочитал выражать тем, что не разговаривал с ним. Однако мне все-таки пришлось с ним побеседовать. И у нас сразу сложились вполне уважительные взаимоотношения, мы буквально подхватили вибрации друг друга. Я видел, что Джон был серьезным парнем, потому что мало кто из людей в то время вообще демонстрировал хоть какие-то признаки серьезности. Чтобы узнать друг друга, нам потребовалось время, в то время как с людьми типа Сида я терся без конца.