«Вот теперь я действительно остался один», — мелькнуло в голове у Роуэна. Он попытался унять страх.
«…Горсть серебристой глубины…»
Роуэн ощутил странное напряжение и обернулся. Ясинка, Морелюб и Угрюм стояли прямо у него за спиной. Они догнали его и застыли в ожидании. Давно ли они подошли? Роуэн не мог сказать наверняка. Водяные люди очень тихо ходят.
«Я должен сказать им, что делать дальше, — подумал Роуэн. — Но я же понятия не имею! — Он вновь ощутил приступ отчаяния. — Я не знаю, куда идти! Я никогда здесь раньше не был. Как страшно! И зачем только я настаивал, чтобы мы сюда пришли?»
Он снова взглянул на кандидатов и вдруг понял, что они очень изменились.
Всего пару часов назад он бы этого не заметил. Но теперь он успел привыкнуть к водяным людям, и они больше не казались ему похожими друг на друга. Он уже научился различать выражения их лиц и перемену настроения.
И сейчас он понял, что Ясинка, Морелюб и Угрюм испуганы до полусмерти. Глаза их смотрели настороженно. Они стояли в напряженных позах, и каждый держал руку поближе к поясу с кинжалом.
«На тайной части острова они еще больше, чем я, чувствуют себя на чужбине, — сообразил Роуэн. — Они не изучали этого места и никогда не бывали здесь прежде. Они отрезаны от дома и не знают, что их ждет впереди». Почему-то от этой мысли к нему вернулась уверенность в себе.
— Давайте пойдем вдоль берега и будем смотреть во все стороны в поисках того, о чем говорится в стихотворении, — предложил он.
— Глубина — это Море, — заметила Ясинка. — Оракул из Рина, нет смысла искать среди деревьев.
— У слова «глубина» много значений, — тихо возразил Угрюм. — В стихах не сказано, что именно имеется в виду.
— Да какая разница! — не выдержала Ясинка. — И так понятно, что хотел сказать Орин.
— Ясинка из рода умбров, уж тебе-то откуда знать, что хотел сказать Орин? — язвительно хмыкнул Морелюб.
— Заткни свою склизкую пасть, фиск! — взвизгнула Ясинка.
— Сама заткнись, — отозвался Морелюб.
Роуэн промолчал. Ему хотелось осадить кандидатов. Или умолять их помириться и действовать сообща. Но он знал, что все без толку.
Он устало двинулся вперед, понимая, что остальные пойдут следом. Песок хрустел под ногами. На ходу Роуэн то и дело переводил взгляд с Моря на лес и обратно.
С каждым шагом надежды становилось все меньше.
Ничего. Ровным счетом ничего не попадалось ему на глаза. А ведь конец пляжа был уже близок — впереди начиналась подошва скалистого утеса, который перегораживал берег и выдавался далеко в Море. Еще пара шагов — и идти будет некуда. Придется продолжить поиски в лесу. И хотя остров невелик, понадобится несколько дней, чтобы прочесать его вдоль и поперек.
«Если бы я только знал, что мы ищем!» — в отчаянии подумал Роуэн. Он прошел мимо еще одной опушки, взглянул на густые заросли высокой травы и двинулся дальше.
Пронзительный вскрик птицы — вроде тех, что он слышал и прежде, — раздался откуда-то из глубины леса. Роуэн машинально посмотрел в ту сторону. И тут, когда он уже поворачивал голову обратно к Морю, он кое-что увидел. Всего лишь вспышка — он приметил ее краем глаза.
Роуэн замер как вкопанный, а затем отступил на шаг, пристально вглядываясь в просвет между деревьями. И снова откуда-то из зеленой чащи сверкнуло серебром. Словно тихая поверхность воды блеснула под лучом солнца.
— Кажется… там что-то есть, — сказал он, подзывая остальных.
Он старался говорить спокойно, но сердце у него бешено колотилось.
Почему-то он был уверен, что отыскал серебристую глубину Орина.
13. Серебристая глубина
Они пробрались сквозь густую высокую траву, с опаской вступили в лес и тут же в изумлении остановились. С обеих сторон поднимались высокие деревья. Их ветви переплетались, образуя плотный лиственный шатер, не пропускавший солнечного света. Однако с берега из-за травы было неприметно то, что теперь открылось их взору. В этом самом месте начиналась тропа, уходившая вглубь леса.
Угрюм огляделся и вздрогнул.
— Кто только мог ее проложить? — удивился Морелюб.
Без сомнения, тропа появилась не сама собой. Она была ровной и широкой, так что все четверо свободно могли идти бок о бок. По краям ее возвышались земляные валы, поросшие кустами и мхом.
— Конечно, Хранитель, — ответила Ясинка. — Только ему позволено бывать на острове. Но видно, здесь уже давно никто не ходил.
Она указала на густой слой перегнивших листьев и густые кусты папоротника, разросшиеся посреди тропы.
— Не меньше года, — кивнул Роуэн. — Если папоротник растет здесь так же, как в Рине.
— Все равно, надо смотреть в оба, — мрачно заметил Морелюб.
Они двинулись вперед, по щиколотку утопая в буром лиственном перегное. Крупные серые мотыльки незряче порхали над тропой, мягкими крыльями задевая лица путников.
Роуэн напряженно вглядывался в полумрак, стараясь не пропустить следующей серебристой вспышки. Из-за деревьев показалась яркая зелень, и снова послышался уже знакомый вскрик птицы.
«Какой неприятный звук», — подумал Роуэн. Новая мысль пришла ему в голову, но он тут же напрочь о ней забыл, потому что вдруг прямо перед ним опять блеснуло серебром.
— Вон там! — возбужденно выкрикнул он и бросился вперед.
Ясинка, Морелюб и Угрюм поспешили за ним. Впервые кандидатам пришлось труднее, чем Роуэну. Их ноги в легкой обуви увязали в мягком перегное.
На бегу Роуэн чувствовал запах влажной земли, мешавшийся с другими лесными запахами. Пахло молодой листвой, папоротником, грибами… и чем-то еще. Роуэн попытался понять, что же это такое. Сладкий густой аромат. Может быть, лесные цветы? Но в Рине не было цветов с таким запахом. А аромат все усиливался.
Тропа слегка повернула и вывела Роуэна на окруженную деревьями поляну. По краям она заросла травой, а в центре ее возвышалась гладкая темная скала, по форме напоминавшая огромное спящее животное. Над поляной проглядывало бледное небо, а сбоку из-за деревьев виднелась вершина утеса.
Не было ни ветерка. Тишину нарушал лишь отдаленный шум Моря. Тихое укромное место. Роуэн заметил, что по скале растекаются блестящие струи воды.
— По-видимому, наверху родник, — негромко сказал он. — А вода в него приходит из-под земли.
Он мог и не понижать голос, но Роуэну было здесь как-то не по себе. Место казалось опасным. Возможно, из-за света, после лесного сумрака слепившего глаза. Или дело было в странном сладком аромате, доносившемся теперь отовсюду. Или просто уж слишком странной и неподвижной казалась эта поляна.
Ясинка, Морелюб и Угрюм тоже будто потеряли дар речи. Роуэн стал медленно карабкаться на вершину скалы, и кандидаты полезли следом.
Наверху, как он и ожидал, скала образовала чашу, полную прозрачной воды. Чаша была глубокой и идеально круглой, но небольшой, так что два человека могли закрыть ее руками. Родник светился серебром. Дно его было покрыто сияющим песком.
Но в роднике было кое-что еще. Роуэн затаил дыхание, и сердце его исполнилось надежды. В глубине прозрачной воды, словно в ясном небе, покачивалась луна — белая, круглая и сияющая.
Это был цветок. Идеально круглый, с раскрывшимися лепестками, он, казалось, смотрел в небо. Сладкий тягучий аромат поднимался над водой. Тот самый запах, который Роуэн почувствовал еще в лесу.
…И слезы горькие луны —
Сорви ее в голодной луже.
— Цветы под водой расти не могут, — нарушила тишину Ясинка. В ее голосе звучала злость. Еще бы, ведь это с ног на голову переворачивало все то, чему ее учили! Ясинка знала, что цветы растут на воздухе, под открытым небом. Так было всегда. И только так и должно быть.
Морелюб смотрел на цветок с живым любопытством.
— Однако этот вырос, — возбужденно сказал он. — И это второй элемент противоядия из загадки. Мы уже обнаружили целых два — и все в одном месте! Давай, Роуэн. Сначала воду, а затем цветок.
Роуэн вытащил из кармана кувшинчик и отвинтил крышку.
«…Горсть серебристой глубины…»
Он склонился к воде, взглянул на свои пальцы и заколебался…
— Подожди, — промямлил Угрюм, коснувшись его руки. — Помнишь, в стихе говорилось…
Роуэн едва его слышал. Он завороженно смотрел на родник, потому что внезапно лунный цветок исчез. Вода больше не была прозрачной. Она стала серебристой!
Роуэн обернулся к Морелюбу и увидел, что тот изменился в лице. И тут же сильные руки прижали его к земле.
— Берегись! — завопил Морелюб.
Раздался пронзительный крик. Крылья с шумом разрезали воздух над их головами. Потом послышался всплеск, и брызги воды растеклись по камню. А затем огромная зеленая птица взмыла ввысь и направилась обратно к вершине утеса, унося в когтях несколько извивающихся рыбешек. Роуэн в жизни не видел таких больших птиц — размером она была почти с него самого!
Морелюб нервно рассмеялся:
— Я-то решил, что она на нас нападает. А ей всего лишь вздумалось перекусить! И накормить птенцов. Теперь понятно, почему Орин говорил о «голодной луже».
Угрюм начал что-то говорить, но Ясинка его перебила. Она уже поднялась на ноги и теперь испуганно указывала на воду.
— Смотрите, она прямо светится! — воскликнула она. — Что это?
Роуэн снова склонился над родником. Его так и обдало ароматом цветка. Вода походила на расплавленное серебро. Она была того же цвета, что и рыбья чешуя или плащ Ясинки, и до того ярко сверкала на солнце, что на нее было больно смотреть.
И тут же Роуэн догадался, в чем дело. Спасаясь от птицы, рыбешки ушли на глубину и взбаламутили на дне чаши сияющий песок.
«…Горсть серебристой глубины…»
— Морелюб! — выкрикнул он. — Быстрее! Пока серебро не осело, зачерпни пригоршню воды.
Морелюб в недоумении уставился на него.
— Моя рука не годится, — возбужденно продолжал Роуэн, — я это понял, перед тем как появилась птица. У меня ничего не выйдет! В стихотворении говорится о руке водяного человека. С перепонками, как у Орина.