Жак – убедительный маленький засранец, в этом ему не откажешь.
Я встаю, плачу по счету и выхожу в грязь.
Глава двенадцатая. Лагос: 2055
В пивной «Семеро сыновей» я осушаю кружку, отрыгиваю, прикрывшись тыльной стороной ладони, и отыскиваю нужные слова в глубинах своего пропитавшегося пивом мозга. Женщину, которая может выслушать, которая хочет выслушать, редко встретишь, а я люблю поговорить. Она кивает, словно понимает, что я только что сказал, хотя это сомнительно.
– Это не так просто, как вам кажется, – говорю я. – Большинство людей, когда что-то ищут, думают, будто знают, что найдут.
Она спрашивает, что я имею в виду.
– Потерянное меняется уже потому, что потеряно. То, что вы найдете: ваш объект, ваша идея, ваш человек, ваша вещь, – это не совсем то, что вы потеряли.
Она спрашивает, справлюсь ли я с работой.
– Да, – я говорю это с некоторой печалью, но деньги беру.
На руке, которая протягивает плату, блестит обручальное кольцо. Кожа гладкая, ухоженная, светлая. Одежда на женщине дорогая. Часы, ожерелье, серьги – все очень недешевое. На лице нет морщин, глаза ясные, волосы густые и здоровые. Мне хочется укусить ее щеку – не по злобе, а чтобы узнать, насколько насыщен вкус ее плоти. Она никогда не болела малярией или дизентерией. Никакой микроб не поселится на этой коже.
– Вы прекрасная женщина, – говорю я.
– Спасибо.
– Это не комплимент, мэм. Я говорю это потому, что такую красивую женщину кто-то может вожделеть, например супруг. Так, может, вы мужа как раз и присматриваете, может, его и хотите найти?
Я произношу это вопросительно, но женщина не снисходит до ответа.
– Мэм, мой опыт говорит, что клиенты, которые ищут супругов, редко бывают довольны результатами.
– Понимаю.
– Нет, не думаю, что вы понимаете. Привлекательные клиентки вроде вас… ну, нечасто сталкиваются с тем, что их отвергают.
– Думаю, что справлюсь, – говорит женщина. – Что нужно сделать?
– Дайте мне руки.
На самом деле мне не нужно брать ее за руки, но я убедился, что та или иная форма участия повышает удовлетворенность клиента. Некая театральность, не важно насколько тонкая, гарантирует более щедрые чаевые и бонусы. А еще мне хочется коснуться ее, почувствовать эту шелковистую кожу. Она не разочаровывает. Такое ощущение, что лежишь на облаке, которое то ли есть, то ли нет, а эти мышцы никогда не знали физического труда. Думаю, она даже на клавиатуре никогда не печатала. Вся техника, которой она пользовалась, была либо с тачскрином, либо с голополем.
Меньше чем за минуту я нахожу то, что она ищет. Дорога чиста, как белки ее глаз.
– Нам нужен будет автомобиль, – говорю я.
Она просит счет и подает знак человеку, сидящему у стойки. Он кивает и выходит из бара. Я его не знаю, но эта богачка приехала сюда не на такси и не на автобусе. Клаус, сумасшедший бельгиец, просто сказал мне быть в этом месте и в это время, и что тут будет женщина. Никаких имен. Женщина знает, что я незарегистрированный искатель или зарегистрированный, но занимающийся незарегистрированным розыском ради дополнительного заработка. Клаус никогда меня не подставлял.
Счет оплачен, макияж подправлен, женщина выводит меня наружу дожидаться ее машины.
Водитель останавливает машину в тридцати сантиметрах от моих ног. Это черный полноприводный внедорожник с тонированными стеклами. Женщина садится назад, я следую за ней, хотя не должен бы. Никто не знает, где я, и, если это ловушка правительства, я могу провести остаток дней под арестом, без всякого суда.
– Куда, босс? – спрашивает водитель.
В этом голосе я различаю многое. Образование. Этот вымуштрованный неформальный тон, маска, натянутая, чтобы успокоить простолюдина. Никакой это не водитель. Глубокий голос, зубы во рту, мышцы повернутой шеи. Это как минимум профессиональный телохранитель.
– На запад, – говорю я.
Едем в тишине, за исключением моих указаний. Сорок минут спустя водитель говорит:
– Мы кругами ездим, босс.
На эти слова женщина поднимает голову.
– Вы неправы, – говорю я. – Но я вас прощаю. Траектория, которую мы описываем, называется спиралью. Мы движемся по кривой с постоянно уменьшающимся радиусом. Мы направляемся к центру.
– Почему мы не можем сразу поехать в центр? – спрашивает женщина.
– Вы платите мне за работу. Дайте мне ее выполнить. – Я чуть отодвигаюсь от нее. – Я не знаю конечной точки, но знаю дорогу.
Женщина скрещивает и выпрямляет ноги. Из-за этого движения облачко духов щекочет мне нос. Неожиданно у меня возникает мощная эрекция, и я прячу ее между бедер, чтобы никто не заметил.
Дорога становится уже. Темные окна придают миру насыщенность, которой ему не хватает в реальности. Выцветший песок кажется янтарным, а не привычным бежевым цветом пустыни.
Они ближе. Уже скоро.
Дорога тряская. Домов все меньше. Кустики неприхотливых сорняков, отходы производства, выброшенные паллеты. Последние признаки цивилизации – это знаки ограничения скорости, искореженные и порезанные на металлолом, а потом – лишь сухая красная земля. Через заднее стекло я вижу, что внедорожник поднимает трехметровое облако пыли.
В небе кружат ястребы.
Здесь.
«Остановите машину», – говорю я.
Мое сердце колотится. Я близко. Я замечаю, что женщина обменивается с водителем многозначительными взглядами, но я не хочу или не могу об этом думать. Я пойман голодным экстазом, который не могу описать, но который чувствовал множество раз. Поэтам нравится звать это страстью искателя.
Я пытаюсь открыть дверь, но не могу справиться с ручкой. Скорее.
– Откройте чертову дверь. Сейчас же. Сейчас же! Kia, kia!
Я чувствую капли пота на коже. Водитель выбирается слишком медленно, потом открывает другую дверь.
На земле, в пыли, лежит кусок дерева с половиной дверной петли, маркер фантомного прохода, ведущего в никуда. Я ненадолго сосредотачиваюсь на нем, потом делаю ровно четыре шага вперед. Поворачиваюсь на месте на этом пустыре. Пинаю рыхлую грязь, и что-то меняется. Я приседаю и поднимаю то, что нашел, левой рукой, растираю между указательным и большим пальцами. Это не сухая земля, это опилки.
Я оглядываюсь на машину и вижу, как выходит женщина, ее платье трепещет на ветру, будто какой-то призрак дергает за подол. При виде ее бедер я еще больше возбуждаюсь.
Я говорю:
– Мне нужна…
– Лопата, – заканчивает водитель. Он уже идет к багажнику. Подозрительно, что он знает, что он заранее приготовил лопату, но я откладываю это на потом. Меня одолевает желание найти, обнаружить, и я буду рыть землю, если это принесет мне покой.
Я копаю молча, только пыхчу и тяжело дышу. Придерживаюсь ритма, зная по трудовому опыту юности, что это единственный способ довести работу до конца. Рубашку я снял, когда одежда промокла от пота. Женщина и водитель не предлагают помочь и наблюдают за мной, никак не комментируя и не испытывая никакой вины, привычное отношение богатых к работнику-простолюдину.
Вокруг меня тяжело приземляются четыре ястреба. Это киборги СКН, записывающие информацию, закачивающие ее в небесные серверы.
Лопата ударяется во что-то твердое, в ботинок.
– Здесь кто-то есть, – говорю я. – Кого-то похоронили.
Копаю вокруг и руками выкидываю комья. Моими стараниями постепенно выясняется, что труп не…
– Не один. Вот… это рука от… это не… – Я поднимаю взгляд и вижу, что женщина и ее водитель совсем не удивлены. Они стоят, как телефонные столбы на ветру: кажутся неподвижными, но передают тайную информацию. – Это не та работа, которой я занимаюсь. Отвезите меня назад, сейчас же. Я… Я не имею к этому отношения. Клаус ошибся, я такой работы не делаю. Я не работаю. Я безработный. Полиция будет…
– Уймись, – говорит водитель.
– Ты нашел? – спрашивает женщина.
– Транс кончается здесь. Это человек, которого вы искали, сто процентов. Точнее, один из этих. Но вы это уже знали, так ведь? Вы знали, что он мертв и что его… – Господи, я не могу перестать говорить.
– Уймись. – Водитель смотрит вокруг, потом на часы.
– Пожалуйста, умоляю вас, не убивайте меня, – говорю я.
– Зачем нам тебя убивать? – спрашивает женщина. Потом говорит водителю: – Они опаздывают.
– Если вы отпустите меня, можете забыть об оплате. Мне нужно жить, чтобы заботиться о семье, – говорю я.
– Нет у тебя семьи. Теперь заткнись, пожалуйста. Ты начинаешь меня раздражать, – говорит женщина. Они с водителем продолжают осматриваться.
Если я выберусь отсюда живым, то прикончу Клауса. Он, наверное, даже не бельгиец. Сраный немецкий нацист, ублюдок, говноед! Я стою в неглубокой могиле, не зная даже, копать мне дальше или попробовать сбежать. Бежать некуда. Пустошь на мили вокруг, почему здесь и удобнее всего прятать тела. Я, наверное, смогу обогнать водителя, не говоря уж о женщине, но есть и другие факторы. Униформа водителя выпирает в нужном месте, намекая на скрытое оружие. Я, может, немножко и телепат, по-своему даже замечательный, но обгонять пули или отражать их кожей не умею.
– Я обычно нахожу беглецов и украшения. А тут… мертвые тела меня пугают. Пожалуйста! – Если бы только я смог выдавить слезу. Обычно я хороший актер – как все лучшие мошенники – и, когда угроза невелика, легко могу заставить себя плакать. Но сейчас от страха и глаза, и горло у меня пересохли.
Я слышу его: шум лопастей, рассекающих воздух. Вертолет. Вглядываюсь в небо и вижу, что он приближается с запада.
– Наконец-то, – говорит женщина. Она подходит ближе к краю могилы. Я могу заглянуть ей под юбку, но и страсть искателя, и мой сексуальный интерес угасли. – Ты знаешь, что мы, люди, возможно, первые приматы, убившие своих естественных врагов? Мы научились использовать орудия, и бац! Взлетели в иерархии, благодаря противостоящим пальцам и большим мозгам.
Вертолет уже близко, ей приходится щуриться от поднятой им пыли и напрягать голос, перекрикивая грохот.