Она перестает дергать дверь.
– Я не видела его много лет.
– Я знаю. Я просто хочу о нем поговорить.
Впускает она меня только после того, как я показываю ей значок, за что я ее не виню. В костюме или без, я не слишком внушаю доверие. Что-то в моей фигуре, или в постоянном движении рук, или в том, что я непрерывно болтаю.
Сначала мы оказываемся в темноте, свет слабо сочится через окно. Она чиркает спичкой, зажигает керосиновый фонарь, и комната оживает. У Регины односпальная металлическая кровать на пружинах, застеленная анкарой [30]. Под ней хранятся вещи в картонных коробках и пластмассовых ведрах. Две пары скромных туфель терпеливо ждут в ногах кровати. Слева на деревянной вешалке висит ее одежда, укрытая от пыли полиэтиленом. Книги выстроены аккуратными стопками, каждая по метру в высоту, но света не хватает, чтобы прочитать названия. Центральный столик – несчастный гибрид дерева и пластмассы, который она, должно быть, раздобыла на помойке. Она ставит на него фонарь рядом с огарком свечи. По правую руку у нее кастрюли, сковородки и закопченная керосинка, все это умещается на самом узком холодильнике, который я только видел. Надо всем этим неумолимым судьей возвышается настенный телевизор с диаметром сорок сантиметров. Запах в комнате неприятный и влажный, но дым от фонаря его вытесняет.
Она вздыхает и садится на кровать.
– Вы хотели что-то сказать о моем муже. Расскажите мне.
Несмотря на поношенную одежду и ауру поражения вокруг нее, Регина – красивая женщина. На вид ей за пятьдесят, но фигура у нее стройная, а глаза проницательные, хоть и узкие. У нее овальное лицо и маленький рот с широкой нижней губой, но узкой верхней. Жизнь одарила ее множеством морщинок, веером расходящихся от уголков ее рта и глаз.
– Миссис Огене, мне нужно найти профессора, – говорю я. – У вас есть какая-нибудь информация, которая может мне помочь?
Она улыбается – самое горькое выражение лица, которое я видел, а я видел многое.
– Ну надо же, – она качает головой.
– Что вы имеете в виду?
– Алой ушел на работу 28 февраля 2044 года. С тех пор я его не видела. Ваши люди сообщили мне, что его арестовали…
– Мои люди?
– Полиция! Вы сказали мне, что он убийца и его допрашивают, что я скоро его увижу. Потом сказали, что он сбежал, потом что он напал на тюремного охранника и был застрелен. Потом – что его казнили. Историям нет конца! У меня нет тела, нет могилы, нет официального документа, подтверждающего, что он умер или был виновен. Год спустя констебль занес вот это.
Она открывает маленькую коробку и кладет на стол разбитые очки, ручку и книгу. В очках сохранилась часть правой линзы, и пламя колышется и пляшет на ее поверхности. Я присматриваюсь и вижу бегущую строку. Это одни из тех очков-дисплеев, которые были популярны когда-то давно. Доступ ко всему Нимбусу на ходу. Множество источников энергии. Удивительно, что эти еще работают, хотя и разбиты.
– Я сожалею о вашей потере, – говорю я. Самое время прощупать ее теперь, когда она думает о профессоре. Я заставлю ее довериться мне. Для этого нужен какой-то повод, пока я дожидаюсь доступа к нужной информации.
– Вы не такой, как они, – говорит Регина. – Я не думаю, что вы один из них.
– Почему вы так говорите? Хотите меня задеть?
И снова горькая улыбка.
– Вы слишком безобидный. Вы, кажется, нервничаете, даже боитесь. Вы не самоуверенны, от вас не исходит опасность, как от них, напоминающих детей, которым выдали боевое оружие вместо игрушечного.
– Я могу быть опасен.
– Кааро – ваше настоящее имя? – спрашивает она. – Вы действительно агент О45?
Я вздыхаю и отхожу от двери, у которой так и стоял. Сажусь на стол.
– Миссис Огене, я правда работаю на О45, но я не агент. Меня вызывают для особых заданий. Очень важно, чтобы я нашел вашего мужа.
– Значит, вы не верите, что он мертв, – говорит Регина.
– Я не знаю. Миссис Огене, я хотел бы взять вас за руку.
– Что? – она съеживается.
– Нет, нет, простите. Я не это имел в виду. – Я поднимаю руки вверх. – Я искатель, миссис Огене. Я могу найти вашего мужа, мертвого или живого.
Она фыркает.
– Я обращалась к искателям, мистер Кааро. Жулики, все до одного. Они брали у меня деньги и отправляли меня в такие места, куда приличная женщина ходить не должна. И для чего? Однажды меня чуть не изнасиловали, потому что я пошла… – она собирается с мыслями, несколько раз глубоко вздыхает. – Искатели бесполезны. Люди вроде вас – мошенники, а настоящие – только скользуны.
– Я скользун, – говорю я. Я решил быть честным или настолько честным, насколько могу, не подставляя себя. – Точнее, был скользуном. Некоторое время назад я это бросил.
– Что О45 нужно от моего мужа?
– Он им не нужен. Им нужен кое-кто, с кем, по их мнению, он может находиться, кто-то, кто мог его забрать.
– И вы вернете его мне?
– Я не знаю, жив ли он.
– Если он мертв, вы принесете мне его тело?
Я киваю, и она протягивает руки. Я беру их, пропустив представление, которое устраиваю для клиентов и мишеней.
Комната меняется, ее захлестывает тьма, и я чувствую, что потерялся в стремительном ветре, словно выпал из самолета или вращаюсь в торнадо. Регина Огене пропала, ее нет. Мое тело исчезло, растворилось в тысяче пересекающихся лучей света. Не обычного света. У этого света есть изгибы и завитки, карандашные каракули, сделанные скучающим богом.
Какого хера. Какого хера. Какого хера.
Я не могу говорить. Это не ветер. Это я стремлюсь. Моя… сущность, мое сознание продолжает двигаться и меняет направление быстрее, чем я успеваю думать. Чередование света и тьмы, теней и вспышек, радуга невозможных цветов, расширенный спектр. Я хочу остановиться, приземлиться, сориентироваться. Невесомость, отсутствие единого направления, потеря контроля… может, это смерть?
Что со мной сделала Регина Огене?
Я теряю последний контроль и кричу в пустоту.
Без легких кричать можно вечно, что я и делаю.
Глава семнадцатая. Лагос, Роузуотер, Акуре, Кано, Абуджа, другие места: 2066
Когда я выхожу из дома Феми, мою машину окружают трое. Слишком темно, чтобы я мог различить их пол, но они исследуют ее, точно муравьи – кусок сахара. Может, это и воры, но, скорее, они из О45. Метрах в пятидесяти я замечаю внедорожник на холостом ходу. Он такой же, как и другие машины агентства.
Они замечают меня, что нетрудно, поскольку я через дорогу от них. Бегство не вариант – я все еще прихрамываю из-за травм.
– Вот он, – говорит один.
Я достаю пистолет из кобуры.
– Пушка! – говорит один.
– Нет, он никогда ее не носит.
Я нажимаю на спусковой крючок. Слышу мощный хлопок, а вспышка меня чуть не ослепляет. Отдача так сильна, что я роняю оружие. Специально.
– Какого черта?
Они прячутся в укрытие, удивленные.
– Сказал же, это была пушка, – говорит один жалобным тоном.
Один из них любит клубничное мороженое и возмущен тем, что находится тут. Так я узнаю, что ксеносфера вернулась.
Выстрел все еще звенит у меня в ушах, сосредоточиться сложно, но я в отчаянии. Мой разум расширяется вовне – мне говорили, что электрическая деятельность мозга сродни припадку эпилепсии, – один мужчина из механистов и считает боль неисправностью. У меня нет времени на нежности. Я говорю их нервным окончаниям, температурным рецепторам, что они горят, что повсюду пламя. Мужчины начинают вопить и метаться, катаясь. Если бы у меня было время, я устроил бы им на коже пузыри от ожогов второй степени, но я спешу. Убегаю на своих двоих, чувствую, как подступает боль.
Я знаю, что смогу уйти от О45 лишь ненадолго, но очень важно скачать информацию с имплантата до того, как меня поймают. Первым делом я думаю о Клаусе. Он точно знает какого-нибудь пройдоху с нужной техникой и гибкой моралью. Но потом я вспоминаю свой последний визит в Лагос.
Я срезаю путь через переулок, где приходится отмахиваться от листьев дикого сахарного тростника. Я слышу гул машин, но приглушенный. Никогда больше не возьму пистолет. Чем я думал?
Я выхожу на более оживленную улицу, чем та, где живет Феми. Жду, успокаиваюсь, оглядываюсь, ищу признаки защитного периметра. Я не приоритетная проблема. Иначе меня бы отслеживал дрон. Осматриваюсь в поисках кошек-кибернаблюдателей, но не вижу ни одной. Вылавливаю такси и сразу плачу, чтобы довез меня до Олусосуна. Говорю водителю, что заплачу вдвое, если он заткнется.
Гнилорыб возится с машиной. Он работает в белой хламиде Небесной Церкви [31]. Когда-то в Олусосуне был процветающий рынок, а позади него – небольшая свалка. Рынок загнулся, а свалка разрослась. Пока она занимала все большую территорию, стали подтягиваться старьевщики – растущий локальный бизнес. Техностарьевщиков в Африке можно увидеть повсюду, они подбирают кусочки выброшенной техники и восстанавливают ноутбуки, имплантаты, взламывают персональные данные, создают нелегальные новые модификации того, что уже существует.
С помощью кучи обаяния, денег и небольшой манипуляции в ксеносфере я получаю аудиенцию. Рабочее пространство скрыто надежными глушилками сканеров. Его можно увидеть только человеческими глазами или направив спутник. Гнилорыб и его подручные – пост-хакеры, предприниматели, привыкшие выживать. Олусосун – его дом, и он небесник во многих смыслах. Он лучший из группы ослепительно талантливых технических гениев, которые обделывают свои дела здесь, в сумерках.
– У тебя чип «Арийо», – говорит Гнилорыб.
– Как скажешь. Это плохо?
– Сиди спокойно. Он не плохой, просто… старый. Но старый – это хорошо.
– Почему?
– Проще работать.
Гнилорыб передает мне старый планшет. На темном экране открыт каталог и виден список папок.
– Это все, что есть на твоем имплантате. Я могу распечатать…