Изображение зависает, а потом исчезает.
Час спустя Джек все еще стоит на том же самом месте, вдыхая вонь фунгицида. Он ожидал, что президент ему откажет, но думал, что этот отказ примет форму вето на результат голосования, а не этого… расстрела на месте. Джеку нужно – необходимо – дополнительное время. Эта спешка ему ни к чему, однако он уже бывал в подобных ситуациях.
В Роузуотере всего одна тюрьма. Располагается она в районе Тайво, и знающие люди способны оценить иронию этого, поскольку первым заключенным тюрьмы Тайво стал тот самый Тайво, чье имя носят и тюрьма, и район.
Джек нервничает тем больше, чем сильнее отклоняется от своих планов на день. Он любит предсказуемость, и расписания, и методики управления временем, однако ему нужно повидаться с Тайво. Начальница тюрьмы спрашивает, нужна ли ему «белая комната», но Джек отказывается. Он сидит в самой обычной комнате для посетителей, в которой никого нет. Часы посещения еще не начались. Начальница спрашивает, скольких охранников с ним оставить.
– Спасибо за беспокойство, но Тайво мне вреда не причинит, – говорит Джек.
Проходит двенадцать минут – Джек их считает. И все же он удивляется, когда входит Тайво.
– Так-так-так. Кого я вижу? Да это же наш шеф, почтенный мэр Джек Жак собственной персоной. Ты ведь до сих пор так себя называешь?
– Да, Тайво, меня зовут именно так. С тобой хорошо обращаются?
– Это тюрьма, Джек. Ты позволил им посадить меня за решетку. Мы так не договаривались.
Джек ослабляет узел галстука.
– Ты неправ. Я не нарушал нашей сделки. Это ты попытался убить правительственного агента. Я не властен над правительством, Тайво. Я тебе об этом говорил, и тогда, в пятьдесят седьмом, ты это знал и все равно так поступил. Да еще и сраного робота использовал. Улики.
Тайво фыркает, цыкает и отмахивается:
– Вы, богатеи, вечно поедаете свою жратву мелкими кусочками.
– Я не всегда был богатым, Тайво.
Тайво изменился несильно. Так и остался тем парнем из первых дней Роузуотера, когда город был построенной на скорую руку кучей времянок в окружающих купол грязи и говне. Джек до сих пор видит полупьяных от огогоро Тайво и его брата-близнеца Кехинде, неотрывно глядящих на него одинаковыми глазами.
Как ты себя назовешь?
Джек Жак.
Дурацкое имя. Alaridin. – Оскорбление без следа враждебности.
Оно звучит по-французски. Сработает.
– Я слыхал, ты женился, – говорит Тайво. – На королеве красоты?
– Ханна – адвокат, но да, она заняла второе место на конкурсе «Мисс Калабар».
– Ух ты. А вот моя адвокатша была совсем не похожа…
– Прекрати.
– Это ты ко мне пришел, Джек. Ты пришел ко мне домой. Чего тебе нужно?
Джек и сам до конца этого не знает, поэтому отвечает не сразу.
– Мне нужно было увидеть знакомое лицо, – говорит он. – Лицо, которое не лжет о своем хозяине.
– И как тебе мое? Оно говорит, что я преступник?
Лицо у Тайво бугристое, со шрамами от ножевых ран и сломанными ушами. Оно и впрямь говорит, что его хозяин – преступник. Прямо-таки кричит. Однако Тайво умен. В свое время они с Кехинде придумали, как обвести систему вокруг пальца, имплантировав себе второй ИД-чип, на который можно было легко переключиться, используя дистанционный пульт. А еще с его помощью можно было, совершая преступление, заглушить свой настоящий чип, превратившись в человека-невидимку. Возможно, благодаря этому о брате Тайво никто ничего не слышал уже много лет.
– Когда я приехал в Роузуотер, у меня была конкретная мечта. Город, в котором мы сейчас живем, – ступень на пути к тому, ради чего я планировал и готов был трудиться. Сегодня я узнал, что мне придется ускориться. Они пытаются сместить меня с должности, Тайво.
– «Они»?
– Правительство. Президент.
– Я за него не голосовал.
– Ты ни за кого не голосовал. У заключенных нет права голоса.
– Вопиющая несправедливость. – Тайво обегает комнату глазами. – Что ты будешь делать, если тебя спихнут с поста мэра?
– За пределами Роузуотера для меня жизни нет. Джек Жак и этот город сшиты воедино. Если я не могу быть мэром, значит, меня не может быть вообще.
– Самоубийство? Ты покончишь с собой?
– Нет, не пори чепухи. Я говорю о том, что без меня у города нет будущего. Мы с ним – одно целое, наши судьбы неразделимы.
– Ох, какой же ты гордец.
– Это не имеет никакого отношения к гордыне. Я вложил в этот город все что имел – физически, психологически, экономически, философски. У меня больше ничего нет.
– Полное помилование и возвращение всего моего имущества. – Тайво с довольным видом откидывается на спинку стула.
– Что?
– Тебе нужна моя помощь. Ты не хочешь просить о ней открыто, но знаешь, что будет непросто. Ты знаешь, что тебе, возможно, придется драться грязно, но за прошедшие годы ты смыл с себя всю грязь и сделался чистеньким. Тебе нужен союзник в дерьме. Моя цена – полное помилование плюс все мое конфискованное имущество. Торговаться я не буду.
Джек понимает, что именно это ему и нужно, хотя над деталями еще придется подумать. Он пока даже не знает, чего именно хочет от Тайво и может ли Тайво вообще хоть чем-нибудь помочь.
– Хорошо. Договорились. – Он протягивает Тайво ладонь, и тот сокрушает ее в рукопожатии.
– Хм. У тебя такие мягкие руки.
Лосьон с ланолином, молочной кислотой и мочевиной плюс второй активизирующий крем с глицерином и диметиконом. И средство с гиалуроновой кислотой. Естественно, они мягкие.
– Итак, что дальше?
Тайво называет ему имя и номер телефона.
– Мой адвокат подготовит все, включая контракт.
– Контракт?
– Да, я хочу, чтобы все это было на бумаге. Вы, шишки, любите обманывать представителей преступного класса. Ano ko ni won bi mi. – «Я не вчера родился».
Начальница тюрьмы ждет Джека у дверей комнаты для посещений вместе с его телохранителями. Она считает, что Джек пришел еще и для того, чтобы проинспектировать крыло J, и подготовила краткий тур. Джек делает вид, что все именно так, и использует это время, чтобы обдумать свои планы, притворяясь, что слушает нудное перечисление архитектурных подробностей. Он не знает, что это за «крыло J» такое, но, судя по всему, это какая-то новая инициатива, которую он одобрил, и работа над ней «продвигается хорошо».
Они поднимаются на переходной мост над открытой площадкой. Ее размер примерно сто пятьдесят на сто ярдов. И она битком набита реаниматами. Они стоят, бездумно глядя в пространство, однако все смотрят в одну сторону. Их молчание пугает Джека.
– Пришлите мне всю документацию по крылу J, – говорит он в браслет.
От площадки поднимается вонь пота и мочи, хотя к ней примешивается и запах дезинфицирующего средства – дешевого, каким пользуются в государственных больницах. В отличие от тех реаниматов, которые порой встречаются на улицах, эти чисты. Мостик находится всего в пяти футах над их головами, и Джек видит в глазах ближайших к нему реаниматов пустоту. Он вспоминает, что это была одна из тех инициатив, одобрить которые его заставил благотворительный фонд «Неушедшие», – точнее, заставила Ханна.
Он кивает начальнице тюрьмы и покидает это пропахшее аммиаком место, пряча за улыбкой душевный раздрай.
Глава двенадцатаяАлисса
Когда девочка засыпает, Алисса заставляет мужа сесть и начинает разговор.
Они в его мастерской. На другом конце города у Марка есть и студия побольше, которую он делит с несколькими местными художниками. Они оба сидят на стульях – Марк перед своим мольбертом; из-за его левого плеча падает естественный свет. Пол усыпан набросками, пробными эскизами частей тела, геометрических фигур, кубов и сфер, простыми рисунками. Марк рисует их каждый день, перед тем как поехать в студию. Судя по всему, сейчас он обдумывает картину с изображением какого-то растения. Кажется, Алисса такого раньше не видела, – значит, он нашел его где-то еще.
Марк выжидающе смотрит на нее. Все-таки оно довольно привлекательно, это существо, считающее себя ее мужем.
– Марк, – начинает Алисса, – тебе будет трудно это принять.
– Что? – спрашивает он. Дрожь, с которой он выговаривает этот единственный слог, выдает тревогу. Марк уже понял, что прикасаться к ней не стоит, но до того, как это началось, он, видимо, был очень нежен. Какая жалость. Хороший партнер.
– Я не Алисса, Марк. Нет, подожди. Я знаю, что это звучит безумно, но я в этом уверена. Что-то случилось – я не знаю что, но Алисса ушла и ее заменила я.
Марк встает со стула и направляется к ней, но потом берет себя в руки. Он указывает на портрет:
– Алисса, это ты.
– Нет. Я знаю, что выгляжу как Алисса, и ее лицо смотрит на меня из зеркала, но на этом сходство заканчивается. Я совершенно точно не люблю детей, и мне не кажется, что я замужняя женщина.
– Ты… это что, такой способ сказать, что ты хочешь развода? Если так, ты излишне драматизируешь. И делаешь мне очень больно.
– Прости. Я не пытаюсь навредить тебе или твоей дочери…
– Да ты послушай себя…
– Нет, это ты меня послушай. Я говорю, что я не та женщина, на которой ты женился, и это не метафора. Я не имею в виду, что Алисса изменилась или хочет чего-то нового. Я имею в виду, что Алиссы здесь нет. Я не знаю, что с ней случилось.
– И кто тогда ты такая?
– Этого я тоже не знаю. Я знаю только, кем точно не являюсь.
Марк мотает головой, как будто пытается что-то из нее вытряхнуть.
– Доктор был прав. Это функциональное расстройство. Я запишу тебя на прием.
– Не трать время, – говорит Алисса. – Я туда не пойду. Там ответа не найти. – Она встает. – Я просто хотела быть с тобой честной.
– Что это?
На пол капает кровь – видимо, у нее открылась рана.
– Ничего. Я сама с этим разберусь.
Она уходит, тихо прикрыв за собой дверь. Марк ей не поверил, но она была честна. Ему решать, что делать с этой информацией и рассказывать ли обо всем Пэт; это не обязанность Алиссы.