Отсюда вытекает тактическая позиция «Перевала» по отношению к так называемым «попутчикам». Признавая неустойчивость и сплошь и рядом полную политическую неграмотность этих промежуточных писателей, группа «Перевал», тем не менее, находит необходимость вдумчивого и осторожного отношения, к ним без приемов огульной травли и обвинения. Вместе с тем, группа учитывает художественные и культурные достижения этих писателей, давших уже незаурядные образцы литературы, отражающие нашу современность. Усиленную и углубленную работу по овладению элементами культуры прошлого и формальных достижений мастеров нашего и прошлого времени — группа «Перевал» считает первым условием для всякого писателя из пролетарской среды, приближающегося к культуре, органически спаянной с новым бытом рабочего класса и крестьянства.
Считая себя с общественной стороны целиком слитой с социалистическим строительством рабочих и крестьян, группа «Перевал» со всей решительностью, категорически отвергает какие бы то ни было обвинения в промежуточной, «попутнической» позиции и т. п.
Группа в своем составе на 70 % состоит из членов партии и комсомольцев. Все члены группы являются активными участниками революции и гражданской войны, выращены этой суровой школой и в своей работе твердо ориентируются на рабоче-крестьянские массы, на их культурных представителей: рабкоров, селькоров и ВУЗ-овцев.
Члены группы печатаются во всех лучших партийно-советских журналах, как-то: «Красная Новь», «Молодая Гвардия», «Прожектор», «Рабочая Молодежь», «Октябрь» и т. д.
Возможную массовую работу группа «Перевал» видит прежде всего в оформлении читательской массы рабочих и крестьян, без которого невозможно органическое развитие художника, тесно связанного со своим классом.
В числе своих организационных и культурных задач группа в первую очередь ставит связь с провинцией, с целью привлечения в свои ряды талантливого писателя молодняка, стихийно возникающего в процессе выявления творческих возможностей рабочего класса и крестьянства. С другой стороны, задачи группы сводятся к пропаганде общих культурных начинаний, тесно слитых с задачами писателя.
Своей главной работой группа «Перевал» считает работу производственную. С этой стороны члены группы не ограничены никакими формальными рамками, декларациями и т. п. Считая невозможным устанавливать какие-либо предположения о формальном выражении литературы будущего, группа, отметая все расслабленное, сюсюкающее, эстетствующее, считает единственным путем художника органически здорового и восходящего класса — путь углубленного художественного реализма, выковывающего индивидуальный стиль художника, родственный современному человеку, со всем богатством его общественной и внутренней жизни.
Не собираясь в какой-либо мере активно вмешиваться в совершенно излишнюю полемику с группами, монопольно претендующими на звание «пролетарских» — «Перевал» считает, что при тяжелом экономическом положении страны борьба со всевозможными упадочно-реакционными настроениями в молодой писательской среде возможна лишь при взаимной поддержке и тесной общественности.
Группа «Перевал» призывает всех писателей-одиночек, затерянных в провинции, к постоянной товарищеской связи.
Рукописи и письма следует направлять по адресу правления группы: Москва, Дом Герцена, Тверск. бульвар, 25. Правление «Перевала».
Всем провинциальным лит-организациям
Октябрьская революция разбудила строительно-творческие силы широких рабочих и крестьянских масс.
В период гражданской войны основное внимание революционных рабочих и крестьян было обращено на закрепление позиций Октября.
НЭП открыл фронт хозяйственного строительства, а следом за первой передышкой встал фронт идеологическо-культурный.
Не последнее место в этом строительстве занимает художественная литература. В последнее время руководящие круги партии все более и более уделяют внимание художественной литературе. Вокруг этого вопроса идет и долго еще будет итти самая ожесточенная дискуссионная борьба.
И чем больше кристаллизуется лицо советской общественности, тем больше будет приобретать значения художественная литература, а следовательно, будет больше привлекать к себе внимания и партии и потребителя книжного рынка.
Оставляя в стороне причины литературной дискуссии, литературная группа «Перевал», вышедшая целиком из горнила революции, пытается на производственно-творческих принципах объединить вокруг себя всех молодых рабоче-крестьянских писателей.
«Перевал» считает, что главное сейчас — дать молодой советской литературе ряд художественно ценных вещей, возможно полней творчески отобразить нашу действительность, ломку старых и стройку новых человеческих отношений, рост новой общественности и нового человека.
Чем ярче, сочнее, крепче, талантливей будет отображена наша переломная эпоха, тем больше ценностей будет вложено в наше культурное строительство.
Потребитель требует художественно ценных вещей, и писательская молодежь, вышедшая из рабочих и крестьянских низов, должна их дать!
Литературная группа молодых рабоче-крестьянских писателей «Перевал» обращается ко всем провинциальным литературным организациям и писателям-одиночкам войти в организационную связь с «Перевалом». Просьба информировать о положении на местах, об отношении советских и партийных организаций к художественной литературе и писателю, присылать свои вещи для альманаха «Перевал», сообщить подробно состав групп и пр.
«Перевал», со своей стороны, даст возможность провинциальным писателям использовать московскую печать.
Адресовать письма: Москва, Тверской бульвар, 25, Всеросс. Союз Писателей, кв. 2, «Перевалу».
Михаил КлювинПо литературной провинции«Молодая Кузница»
В Екатеринославе группу молодых писателей и поэтов знают больше по их журналу «Молодая Кузница», а как организацию, собирающуюся по воскресным дням, знают меньше. Собирается человек пятнадцать, двадцать, немного погодя приходят гости или только пробующая быть писателями и поэтами молодежь.
Читка.
Все слушают внимательно, стараются вникнуть без остатка в произведение. Автор кончил. Среди слушателей — молчание. По привычке, смотрят на «сильных» ребят. Ждут. Кто-то пытается говорить. Тишина сломана.
Для многих «младо-кузнецов» сказать что-нибудь критическое о литературном произведении товарища довольно трудно. Косноязычны. Говорят и озираются.
Слушатели внимательны. Они знают, что если кто-то путая, слова, мучительно выбирает их, создает все-таки верное понимание литературного произведения.
Мне не забыть одного рабочего воскресения наших провинциальных литераторов: собрались товарищи в густом небольшом садку губернского партийного комитета, расположились на траве и так чудно, так хорошо молчат.
Кто-то предложил прочесть вслух воспоминание Максима Горького о Льве Николаевиче Толстом, Эта чудесная, замечательная книжка захватила всех, каждый задумался, и интересно было каждому смотреть в глаза.
Вот, у шестнадцати летнего Кудрейко-Зеленяка лицо полно детства и незабываемого мальчишества, розоватые губы сложены бантиком. Кудрейко-Зеленяк спокоен и задумчив, золотые, тонкие слова Горького о Льве Толстом запоминаются, как запоминается первая и радостная влюбчивость.
У Сосновина черные вьющиеся бакенбарды. У Сосновика немного узкие, но умные глаза, — кажется, что он посмеивается над вами. Сосновин не слушает, что скажет Горький на следующей странице о Толстом — Сосновин обмозговывает будущие стихи.
Будет он писать глубокой и тихой ночью, наклонившись над покорным белым листом бумаги, и — близорукий — будет тяжело и шумно вздыхать и много курить.
За спиной Сосновина расположился на траве, пахнущей осенью и земляной гнилью, худощавый Дмитрий Кедрин, — у него нездоровое лицо, блестящие губы, пэнснэ, а за прозрачными стеклами глаза.
Туберкулезный. Он радостен, интересен, голос у него особенный, немного торжественный, чуть-чуть поющий. Мне нравится такой голос, мне нравятся его небольшие лирические стихи, под которыми всегда стоит немного разбежавшаяся подпись — «Дмитрий Кедрин».
Есть в Екатеринославе большой, из железа, из стали вылитый завод. На этом заводе работают поэты Правдин и Звонкий. Есть люди, которые не только молчат, но и могут создавать особую тишину. Такая тишина, плотная, как железа кусок, исходила от неразлучных друзей и поэтов, когда они слышали чтеца, в руках которого с виду такая простая, серая книжка, полная женской нежности и горьковского величия.
Чтец прост и обыкновенен, как эта обложка, всегда робкий в жизни, косноязычный в самом несложном человеческом разговоре — сейчас чтец четок и проникновенен.
Все они такие…
Уже октябрь. Вечера полны осенними предчувствиями и неожиданным, из-за угла выбегающим холодным ветром. Небо звездно и крепко.
Воздух еще хорош в этом саду, где когда-то прогуливался губернатор со «всея» домочадцами и охранниками.
Читка кончилась, кончились суховатые, резкие характеристики молодого писателя Волотковского, кончились и лирические стихи нервного и заикающегося Вульмана.
Есть такая традиция. Не по домам расходятся после собрания. Что дома? Скука. «Младо-кузнецы» гурьбой направляются в 1-й дом Советов, в комнату Игната Мусиенко и Михаила Сосновина.
В небольшой, для проформы прибранной комнате на двух кроватях, стульях и на подоконнике вся «младо-кузнецкая» шатия усаживается. Электричества нет. Беседуют в темноте. Каждый старается прощупать друг друга крепкими, душевными словами, у каждого есть о чем рассказать.
Поднимаясь на третий этаж вот по этой грязной и скверно пахнущей лестнице, хорошо знаю, что в небольшой комнате грустят, поют и радуются. Поэты и писатели — одинокий и одержимый любовью и страданием к делу своему народ. Они одиноки в своих поэтических чаяниях и творчестве. Они одержимы.