— Да это Митрич! — рассмеялась Тамира. — Привет, Митрич!
— Приветствую тебя, царица Тамира! — с достоинством ответил супермен Митрич.
Дымов, чувствуя волнение и даже испуг, обратился к Кабанову, ища в нем союзника:
— Скажите, вы что-нибудь понимаете?
— Ни хрена! — честно признался Кабанов.
— Но вы тоже это видите? — прошептал Дымов.
— Вижу. Откуда-то, как черт из табакерки, взялся какой-то урод, — судорожно сглотнул Кабанов, — и говорит, блин, что прилетел!
— Ну, сразу и урод! — обиделся Митрич — человек-Супермен. — А я, между прочим, посланец иных миров!
Он ослепительно улыбнулся, обнажив редкие, примерно через один, зубы.
Прилетел вас спасать!
С этими словами Митрич жестом факира вытащил из-за своей красной накидки бутылку водки, гордо водрузил ее на журнальный столик, а сам уселся на диван.
— Гляжу, неспокойно у вас сегодня, — заметил загадочный Митрич, — кричите, ругаетесь… Нехорошо!
— Извини, — улыбнулась Тамира.
— Да ничего, я не в претензии! — великодушно кивнул Митрич, после чего, не теряя времени, принялся открывать водку.
— Он что, действительно упал с неба? — шепотом спросил Тамиру Дымов.
Тамира даже, кажется, огорчилась:
— Ну что вы, в самом деле? Что, у вас чувства юмора нет? С какого неба? Не понимаете, что человек пошутил? Это же Митрич, мой сосед!
— Именно! — подтвердил Митрич.
— А как он сюда… — глупо замялся Дымов.
— Я за стеной живу, — пояснил Митрич, — в соседней квартире! Через балкон перелезть — пара пустяков! Я к Тамире иногда в гости захаживаю! По-соседски, так сказать!
Митрич схватил стоявший на столе бокал и налил в него водки.
— Ну, за соседей, стало быть!
— На хрена про Супермена плел, засланец иных миров, — усмехнулся Кабанов, — и оделся, как клоун?
— У этого чувака тоже нет ни фантазии, ни чувства юмора! — печально констатировал опознанный Митрич. — Что за люди? Стараешься для них, придумываешь, мечешь, можно сказать, бисер…
Он горестно поник рыжей головой.
— Просто Митрич не такой, как все, — пояснила Тамира, — он любит придумывать, лицедействовать! Что вы хотите, бывший актер, когда-то играл в театре!
— В ТЮЗе, — скромно добавил Митрич.
Дымов вздохнул и неожиданно признался:
— Знаете, мне всегда в этом городе было неспокойно. Здесь словно дух безумия витает. Люди немного… странные. Я потому и уехал в Европу, подальше от местного климата. Даже забывать стал, как это у вас тут бывает. Как можно по-соседски зайти на огонек в трусах и непременно через балкон, не постучавшись…
— А тут, знаете ли, так! — кивнул Митрич. — Кстати, стаканчик хлопнуть не желаете?
— Нет, спасибо! — сдержанно отказался Дымов.
— Выходит, сосед? — Кабанов с недоверием разглядывал Митрича. — А я думал, тут однородный социальный строй!
— Помилуйте, ну где ж в Петербурге найдешь однородный социальный строй! — хихикнул Митрич.
— А я смотрю, сбоку окна старые, — протянул Кабанов. — И почему-то надпись: «Не отдам своего!»
— А нам эти ваши евроокна без надобности! — гордо заявил Митрич. — А своего и впрямь не отдам! Подкатывали тут всякие толстомордые, вроде тебя, продай да продай! А вот накося, выкуси, кукиш с маслом!
Митрич повторно осушил бокал.
— Ну и продал бы, деньги б приличные дали! — снисходительно заметил Кабанов. — Место-то престижное, а тебе, рванине, не все ли равно?
— Нет, — бесстрастно ответил Митрич, — не все равно! Тутошний я. Мы в этом доме сколько лет жили и жить будем! Не дождетесь! А я, выходит, теперь самый старый пень в этом лесу: коммуналки расселили, прежние жильцы разъехались. Только наша осталась на трех хозяев: я, Зубовы да Кузя Копейкин! Понаехала всякая новорусская шелупонь! И на все парадное только одна приличная дама, — он кивнул на Тамиру. — Я, признаться, к ней часто в гости захаживаю!
— Угу, — усмехнулся Кабанов. — Она любит всякие такие знакомства. Вполне в ее духе!
— Хорошая барышня! — кивнул Митрич. — Всюду кошечки, душевно. И всегда при деньгах! Занять можно.
— Еще бы! — рявкнул Кабанов. — Только это мои деньги, понял? Я ей даю! А она разбазаривает направо и налево, таким уродам, как ты!
— Что вы все время сквернословите? — строго заметил Митрич. — Это не делает вам чести!
На брань Кабанова Супермен, впрочем, внимания не обратил и налил себе еще стаканчик. На сей раз пригубил «за красоту» и уставился на Тамиру.
— А хороша! Мать честная, красивая, как пол-Европы! Сестра Лорен Софии! Пол-Европы, не иначе! Нет, я не говорю, что ты красивая, как вся Европа, зачем преувеличивать, но пол-Европы — точно!
Тамира усмехнулась.
Митрич вылупил глаза желто-зеленого кошачьего цвета:
— И главное, с этой барышней есть о чем побеседовать! Все бы жильцы такими были! А то вон у меня за стеной Зубовы! Тьфу, срам один. О чем с ними говорить? — раскипятился Митрич. — Бездуховность одна!
Дымов поперхнулся.
— Я Ваське Зубову говорю: «Ты мурло поганое, и говорить мне с тобой не о чем! Ты Тютчева не читал!» Зубов свои зенки оловянные пялит, а возразить не может, потому что и впрямь не читал! А как беседовать с человеком, который Тютчева не читал? Вот, скажи мне, сестра Лорен Софии?
Тамира пожала плечами.
Митрич нервно повел головенкой и сказал с надрывом:
— Жуть! «И темной ночью от тоски на рукаве повешусь!» А от бездуховности они, понятное дело, глупости творят. Вон Васька Зубов сожительнице глаз вилкой выколол!
— Как это? — поразился Дымов.
— Я же говорю, вилкой, — пояснил Митрич. — Он картошку жареную жрал со сковородки и футбол смотрел, а она ему смотреть помешала. Он раз — и тык ей вилкой в глаз! Хотя так вроде ничего живут, можно сказать, душа в душу. Но поговорить с ними интеллигентному человеку решительно не о чем.
— Она, что ль, интеллигентная? — хмыкнул Кабанов, кивнув на Тамиру.
— Могу поручиться, она интеллигентная! — с готовностью подтвердил Митрич. — Книжки читает и так вообще, с образованием, с понятиями. Тот, что до нее жил, покойничек, тоже был интеллигентный! У нас таких мало, в основном шваль всякая!
— Какой покойник? — вскричал Дымов. — Здесь?
— Ну, до нее эту квартиру художник снимал! Так он прошлой осенью из окна прыгнул!
— Какой ужас! — схватился за голову Дымов. — Подумать только, в моей квартире! О, проклинаю тебя, Ирина!
Митрич даже задумался.
— Постой, вроде не из этой квартиры жилец был. Ну, да, из соседнего парадного! Но это, впрочем, неважно. Главное, после него картины остались. Моя Клавка их на помойку снесла. Я было себе одну оставил на память, над кроватью повесил, только потом снял.
— Чего ж? — спросил Кабанов.
Митрич махнул рукой:
— Да ну! Тоска от нее такая — хоть плачь! На рукаве вешаться впору! Все какие-то спирали черные, дыры, что ли, космические? Клавка, дура, жаловаться стала, мол, меня те дыры затягивают на хрен, убери их от греха подальше! Я картину снял, и вроде сразу веселее стало. Вот Тамира хорошие картины рисует — со зверушками. А с дырами ну их… Не надо нам никаких дыр. Хватит с нас того, что живем черт знает где!
Сосед даже сплюнул.
— Что вы, уважаемый, имеете в виду? — не понял Дымов.
— Разве не знаешь? — Кошачьи глаза Митрича выкатились из орбит от изумления. — Так мы ж в Бермудах живем!
Видно, допился мужичок, понял Дымов.
Митрич, уловив в его лице недоверие, быстренько пояснил:
— Так ведь дом наш в интереснейшем месте расположен! Бермудский треугольник Петербурга, неужели не слыхали?
Дымов только головой покачал: ничего, мол, подобного знать не знаю.
— Э, — с досадой протянул Митрич, — темные вы! Про зоны геоактивные хоть знаете?
— Ну и что?
— Плохо они на людей влияют, вот что! Живет себе человек в такой зоне, живет, а потом ему начинают дыры космические мерещиться, и вдруг бац! — в один прекрасный день он из окна сигает!
— Вы про художника, что ли, того говорите?
— Про него самого. Или вот, к примеру: сидит человек, кушает, а потом ни с того ни с сего женщине — вилкой в глаз! А другой наш жилец, Кузя Копейкин, каждый день, как на работу, на Сенную площадь ходит — чайник старый продает.
— Зачем?
— А кто его знает? — вздохнул Митрич. — Места тут загадочные, скажу я вам! Влияние на людей оказывают!
— Да где зоны-то?
— Где-где! — передразнил Митрич. — Да вот тут и есть. Под нами, можно сказать. Все знают, в районе Сенной имеется геологический разлом, Бермудский треугольник, потому это место часто в литературе упоминается.
— Кем?
Дымов все больше изумлялся.
— Я думал, вы интеллигентные, — с разочарованием сказал Митрич, — а вы небось и про Тютчева не знаете! Кем упоминается! Стыдно не знать великих имен.
С горя Митрич осушил еще стаканчик.
— А то, что аномальные зоны повсюду, — точно говорю! Да и город вообще… Тут к нам один шаман приезжал! Так он ходил по улицам и натурально ужасался! — Митрич округлил глаза, подчеркивая важность сказанного.
— А че такое? — испугался Кабанов.
— А то! Говорит, аура исключительно неблагоприятная! Столько неотмоленных мертвых душ!
— Где? — Кабанов даже огляделся по сторонам.
— Везде! На улицах. В квартирах!
Митрич зачем-то указал пальцем в потолок. Все дружно проследили за его движением, однако ничего необычного не увидели.
— Они есть! Уверяю вас! Могу вам таких историй к ночи рассказать, что потом спать не будете!
— Ой, не надо мистики! — воскликнула Тамира. — Я такая чувствительная!
— Это не мистика, это жизнь! — строго возразил Митрич. — Живем-то знамо где, в Бермудском треугольнике! Тут всюду тени! Их так много, что кажется, будто в этих домах открыты двери в параллельные миры. Ходят туда-сюда, хотят общаться — а что тут такого, типичные петербургские истории! Помнится, я в первый раз, когда ко мне сущность пришла, испугался. Просыпаюсь, значит, ночью, от шороха. Думаю, крыса, что ли. Оказалось, не крыса, а вовсе даже женщина. Как водится, в белом. Склонилась надо мной и руками машет. У меня прям в горле пересохло. Чего тебе надо-то, спрашиваю. Она молчит. А руками все водит, водит. И вдруг она как крикнет: «Ты кто?» Ладно, я не растерялся и доброжелательно так ответил: «Я свой!» Ну, она тогда успокоилась, рукой помахала и ушл