Дымов вспыхнул и заметил:
— Да ты пьян, уважаемый, от тебя за версту несет перегаром.
— Выпил, не отрицаю, — неожиданно легко согласился Кабанов. — Не каждый день тебя бросает любовница.
— Ничего, переживешь! Подобные сантименты не в твоем духе!
— Много ты знаешь о моем духе, пианист фигов! Может, в душе я чувствительный! Тамара, скажи ему, пусть отваливает!
— Во-первых, Петя, — спокойно сказала Тамира, — отвернись, мне надо одеться.
— Можно подумать, я тебя голой не видел, — хмыкнул Кабанов.
Дымова перекосило, и он строго попросил обойтись без пошлостей.
Тамира усмехнулась:
— Не отвернешься? Ну, хрен с тобой, смотри, мне наплевать.
Она невозмутимо встала.
— Мать честная, красивая, как пол-Европы, — заголосил Митрич, — королевна, Лорен София!
Надев платье, Тамира уселась в кресло и гордо заявила:
— Во-вторых, Петя, отваливать Дымов никуда не будет. Может, ты забыл, что это его квартира?
— Тогда ты собирайся, пойдешь со мной! — приказал Кабанов.
— А в-третьих, я никуда с тобой не пойду, — отрезала Тамира.
— Это как прикажешь понимать?
— Так и понимай! Я уже сказала, что между нами все кончено! И вообще, чего тебе надо, Кабанов? Просто мимо шел, решил зайти? Или, может, Рита выгнала? Ты ведь, как телок, поплелся за ней, тебе приказали, и ты пошел. А меня оставил с незнакомым мужчиной! Была бы я тебе дорога, не оставил бы.
Кабанов нахмурился:
— Это я поначалу не сообразил, растерялся. Понимаешь, привычка. Не так-то просто зачеркнуть прошлое и начать новую жизнь! Я только потом задумался. Вот, значит, приехали мы домой, вроде нормально. Рита, ясное дело, дуется, ну, разбила всю посуду в доме, ну, это, батарею грохнула, на меня с ломом рыпнулась, но это как бы несерьезно, понятно, что через неделю отойдет. А вот со мной что-то не так. Чего-то я этого Крюкова вспомнил, и вообще… Разные мы с Ритой люди!
— А мы с тобой, что ли, похожие? — не выдержала Тамира.
— С тобой это… Чувства!
— Вот уже и про чувства вспомнили! Ты ж говорил, сентиментальщина, любовь-морковь!
— Мало ли что я говорил, — развел руками Кабанов.
— Любовь — материя тонкая, — ввернул Митрич, — иной раз не знаешь, как повернет! Вот у нас случай был: один глухой влюбился в даму, а она, понимаешь, слепой оказалась! И ничего! Сошлись, живут душа в душу! Оно, может, секрет их гармонии в том и состоит! Я иной раз посмотрю на свою Клавдию и прям возжажду быть слепым — чего-то она с годами меняется не в лучшую сторону, толстая стала, впору сало топить. А когда пилить начинает, охота глухим заделаться, чтоб она, значит, надрывалась, а мне по барабану!
— Слушайте, оставьте ваши идиотские истории, — попросил Дымов. — Вы уже сделали свое черное дело! Сколько вам заплатили, тридцать сребреников?
Митрич виновато заерзал.
— Так зачем же ты, Петя, вернулся? — с иронией поинтересовалась Тамира. — Может, забыл свои носки?
— Издеваешься? Смелая стала? — угрюмо заметил Кабанов. — Зря ты так! Я за тобой пришел! Я полночи думал, места себе не находил, бутылку водки выпил и решил: все, с Ритой развод, с тобой сходимся! Что мне Рита? У меня давно свой бизнес, свои деньги! Так что ты, Тамара, не сомневайся, будешь обеспечена по самое не хочу!
Тамира расхохоталась:
— Да с чего ты взял, что я хочу с тобой сойтись? Фу, слово какое мерзкое! Выпил, говоришь? Ну и иди домой, а то протрезвеешь, жалеть будешь!
В этот момент у Кабанова зазвонил сотовый телефон.
— Але, да, Рита. Ага, ушел! Совсем ушел. С концами ушел. Почему? Потому. Не сошлись характерами, в натуре! Ладно, бывай! Привет Крюкову!
Он нажал отбой.
— Молодец, смело, — усмехнулась Тамира. — Только поздно.
— Почему поздно?
— Потому! Я хочу быть с ним!
Тамира взяла Дымова за руку.
Кабанов с отчаянием закричал:
— Томка, идем отсюда! Я тебе квартиру куплю! Твою собственную! Хочешь, двух… трехкомнатную! Идем?!
— Хоть Версальский дворец. Не пойду!
— Да ты дура, что ли? — не выдержал Кабанов. — Ты ж сейчас свое счастье отметаешь. Сама-то сознаешь?
Митрич назидательно заметил:
— Я ж вам объяснял про Бермудский треугольник. Людям свойственно в таких условиях совершать нелогичные поступки!
— Опомнись, я по-хорошему тебя прошу, — взмолился Кабанов. — Я даже этого пианиста тебе прощу!
Кабанов чувствовал настоящее отчаяние, он был готов на любые жертвы, даже на унижение. В конце концов, сейчас главное вернуть Тамиру. А дурь из ее головы потом можно будет выбить, да и пианисту по шее навалять…
— Нет, Кабанов, я лучше с моста кинусь, чем теперь с тобой пойду.
В ее голосе звенели решительность и гнев, а лицо пылало. Вообще в развернувшейся мелодраматической сцене Тамира себя явно чувствовала как рыба в воде.
— Где-то это уже было, — задумчиво сказал Митрич. — Прямо сюжет из великой литературы. Настасья, значит, Филипповна! Ох, зарежет он тебя, лыбедь белая!
— Зарежу! — пригрозил Кабанов.
Неожиданно Тамира встала и подошла вплотную к Кабанову. В руках у нее оказался нож.
Со словами «На, режь!» она протянула нож бывшему любовнику. Образ гордой Настасьи Филипповны Барашковой замаячил перед присутствующими.
— Тамира, что ты?! — ахнул Дымов.
— Мать честная, кровавый трагический финал! — застонал Митрич.
Дымов хотел броситься к Кабанову и заслонить Тамиру собой, но Кабанов, угадав его порыв, прохрипел:
— Не подходи, не то точно зарежу! Как овцу!
— Да тебе слабо зарезать! — расхохоталась Тамира.
По лицу Кабанова пробегали тени. Казалось, в нем свершается великая борьба, однако трагического финала не случилось.
Кабанов выхватил у Тамиры нож и спрятал его в карман.
— Я всегда знал, что ты психическая, — сказал он.
Тамира вновь расхохоталась.
Кабанов подошел к Дымову и с отчаянием попросил:
— Пианист, ну ты же сам все понимаешь! Больная она. Ее лечить надо. Ну что тебе, поиграешь и бросишь! А у меня все серьезно!
Дымов с сочувствием посмотрел на соперника и виновато ответил:
— У меня тоже серьезно.
Кабанов дернулся, как от удара, и закрыл лицо руками.
— Петя, ты что же, и в самом деле любишь меня? — удивленно спросила Тамира.
— Размечталась, — горько усмехнулся Кабанов.
Тамира изумилась:
— Значит, и впрямь любишь! — И добавила мягко: — Ты не огорчайся… Возвращайся к жене, все будет хорошо!
Кабанов ушел, едва не рыдая, повторяя почему-то «Сука-любовь!».
— Кажись, с концами ушел! — заметил Митрич. — Надо же, с виду медведь медведем, а такой чувствительный оказался! Не иначе Бермуды, психика не выдержала! Бытие, как ни крути, определяет!
Сосед переминался с ноги на ногу, желая развить интересную тему, однако Дымов с Тамирой выразительно молчали.
— Ну ладно, пойду я, — вздохнул Митрич. — У вас дела знамо какие. Не успеет за мной дверь закрыться, начнете миловаться. Ну и правильно! Пока молодые, развлекайтесь!
Он направился к балкону, но был тут же остановлен строгим возгласом Дымова:
— Через дверь! Извольте выйти через дверь! А про балкон и прочие тайные ходы забудьте!
Ни слова не говоря, Митрич поплелся в коридор.
Глава 24
Она ехала по новогоднему праздничному городу — сверкали гирлянды, гремели фейерверки. У Леры это почему-то вызывало раздражение. Она чувствовала себя чужой среди праздника.
Какие-то люди голосовали (понятное дело, в новогоднюю ночь — всегда проблемы с транспортом), она проезжала мимо. Некогда, надо успеть в аэропорт.
Огни, дворцы, мосты…
И вдруг посреди проспекта какой-то придурок прет, как танк, на красный свет.
Идиот, кретин, а чтоб тебя — вжах по тормозам! Машину занесло.
— Урод! — крикнула Лера, открыв дверцу.
Он подошел к машине и виновато сказал:
— Извини.
— И это все? — возмутилась Лера.
Конечно, она испугалась не на шутку. Кстати, «урод» при ближайшем рассмотрении оказался довольно симпатичным.
— Куда прешь? — все еще продолжала злиться Лера.
Ответ поразил ее своей искренностью и обреченностью.
— Не знаю.
— Пьяный, что ли?
Он махнул рукой и рассмеялся:
— Какое там! Ни в одном глазу.
Лера растерялась: странный какой-то. И печальный.
— На дорогу смотреть надо! Ты ворон ловишь, а мне потом за тебя в тюрьме сидеть!
Но сказано это было уже без злости, миролюбиво.
— Извини, — еще раз повторил незнакомец, — просто так хреново на душе, что вообще ни до чего.
— Бывает, — кивнула с пониманием Лера. — А как же праздник, снегурочки и веселье?
Он развел руками:
— Выходит, что не для меня. Подкинешь до Петроградки?
— Нет. Извини, мне надо в аэропорт.
— Ну ладно, — кивнул он. — С Новым годом!
— С Новым годом!
Она поехала вперед, он зашагал по проспекту в противоположном направлении.
Разошлись? Нет, так не будет! Все-таки Новый год. Да и вернуться недолго, Лера отъехала всего метров двести.
— Эй! Давай залезай, подвезу!
— Тебя как зовут?
— Олег!
— Разве правильно, Олег, в Новый год быть одному?
Он усмехнулся (красивая улыбка, отметила Лера):
— А ты сама?
— Так сложились обстоятельства.
— Вот и у меня они так сложились.
Когда проезжали мимо Троицкого моста, он предложил остановиться, выйти покурить. Неожиданно для себя Лера согласилась.
…Шпиль Петропавловки, снежное молчание Невы… Только теперь Лера была не одна.
— Знаешь, я сегодня третий раз оказываюсь на этом месте, заколдованное оно, что ли?
Олег кивнул.
— Я сегодня здесь тоже страдал.
Лера внимательно посмотрела на Олега. Печальный и надломленный, как демон на картине. Поинтересовалась, что же такое должно было случиться, чтобы в новогоднюю ночь человек вместо того, чтобы храпеть под елкой, приятно подкрепившись закусками, шляется по городу в одиночестве, не соблюдая правил дорожного движения.