Кто-то крикнул:
– Конвент!
Картам встал рядом с Жаном Шеном:
– Конвент! – воскликнул он. – Я был в нем, у меня сохранились о нем величественные и вместе ужасные воспоминания… Я требую его обратно; я желаю его! Мы имели храбрость отстаивать невозможное, мы боролись с роком, мы держали за горло самое судьбу! Борьба была тяжкая. Не имея достаточно снарядов, мы дрались нашими головами. Это было нечто ужасное и вместе величественное. Когда неприятель был побежден, мы пали разбитые, растерзанные, уничтоженные… В жилах наших не было крови. Вот что сделал Конвент. Вы его требуете сегодня, – пусть будет так. Один вопрос: где ваши члены Конвента? Те, прежние, были молоды, были полны жизни, с честолюбивыми замыслами, с готовностью умереть… Они как бы народились от молодой Франции, выросли на девственной почве, не разработанной, которую революция подготовила, вспахала. Где найти в настоящее время эту девственную силу? Где это поколение, сильное и энергичное? Не забудьте, что все, что с именем, все, что имеет цену, за пятнадцать лет подавлено, уничтожено. Канцлеры, камергеры, сановники, судейские лакеи или придворные слуги, купленные или продажные, – вот персонал вашего Конвента. Кто будет президентом в нем? Фуше? Конвент умер, и вам не воскресить его вновь.
Теперь заговорил Жан Шен. По его мнению, влияние Наполеона, его обаяние с военной точки зрения были еще во всей своей силе. Никто из патриотов не пожелал бы раскрыть настежь врата Франции. Но следовало принять решение. За Наполеона или против него?
– Решайте! – воскликнули присутствующие, – вы наш начальник, мы вас послушаемся.
Он помолчал минуту.
– Выслушайте меня, – воскликнул Жан Шен. – Завтра ко времени выступления, чтобы все соратники дю Ги были на своем посту. Вы знаете, что один полк всецело наш; когда он будет проходить мимо Цезаря… глядите все, слушайте все… вам будет дан знак, в котором вы не ошибетесь… Все будет зависеть, говорю вам, от поведения народа… от всей армии. Если для нас пробил час отдаться тяжкому долгу освобождения отчизны, не бойтесь, мы исполним свой долг. Если же наш внутренний голос подскажет нам, что этот человек еще нужен отечеству, тогда мы войдем в ряды и дадим себя убить подле него. Хорошо ли вы меня слышали… и клянетесь ли повиноваться мне?
– Да, да! – воскликнули все в один голос.
– Благодарю вас, братья, – ответил звучным голосом Жан Шен, – до завтра, и, что бы ни случилось, будем помнить, что у нас одно сердце и одна мысль: pro virtute, pro patria!
И все стоя повторили клятву соратников дю Ги.
– Еще одно слово, – продолжал он. – Завтра чтобы все части были собраны, все люди вооружены, чтобы все были готовы действовать, в рядах никаких криков, а теперь разойдемся. Нам надо быть вдвое благоразумнее. Мы знаем, что изменники задались целью предать Францию. Меня уверяли, – я не хочу этому верить, – что роялисты пытались выкрасть из военных канцелярий план сражений, чтобы вручить их неприятелю.
Раздался всеобщий крик негодования.
– Кто эти подлецы? Назовите их.
– Мы узнаем, кто они, поверьте. Суд над ними свершится, и их роялистское чело заклеймим печатью подлости и бесчестия.
– Подлецы и негодяи те, кто смеет оскорблять короля! – прокричал молодой, страстный женский голос.
И Регина де Люсьен, вся дрожа от волнения, с непокрытым лицом, глядела гордо на людей, которых она ненавидела. Как много выстрадала она с первых слов, здесь слышанных ею!
По мере того как Картам или Жан Шен говорили, ею все более и более овладевали ее страсть, ее предрассудки, ее гнев.
Эти слова о свободе, о Конвенте, пробудив в ней ненавистные воспоминания, точно помрачили ей рассудок, и она позабыла, где она и кто она.
И как во сне, под влиянием нервного возбуждения, она приподнялась со своего места и прокричала те слова ненависти.
– Шпионка! – раздалось отовсюду.
Все обступили ее.
Тут блеснула шпага.
Жорж Лорис встал перед ней, готовый быть убитым, чтобы ее защитить.
Странное дело, он тоже находился в каком-то опьянении, он точно слышал какой-то новый язык и удивлялся, что он ему понятен. Интерес, который он испытал, можно было сравнить с интересом, какой был бы возбужден в нем каким-нибудь произведением драматическим, романическим, потрясающим. Он тоже забыл, где он, а главное, около кого.
Внезапный возглас Люсьен напомнил ему о действительности, и он явился на свой пост рыцаря.
Картам и Жан Шен бросились через столпившиеся ряды, отстраняя шпаги, которые вынимались из ножен.
– Без насилия! – прогремел громовым голосом Жан Шен.
Затем, обращаясь к виконту.
– Скажите, кто вы? – спросил он. – Кто эта женщина? Каким образом вы оба попали сюда? Не полицейские ли вы?
– Я не намерен разговаривать с вами, – ответил Лорис. – Тот, кто осмелится сделать шаг к моей спутнице, будет убит. Если вы не подлецы, расступитесь и пропустите мою даму…
– Не прежде, чем мы увидим ее лицо, – сказал кто-то.
Действительно, инстинктивно она снова надела маску.
Быстрым движением Регина сняла ее и далеко отбросила:
– Мое лице – вот оно. Мое имя Регина де Саллестен, маркиза де Люсьен.
Кто-то вскрикнул.
Жан Шен побледнел как смерть. Он обратился к своим друзьям.
– Сотоварищи, – сказал он, – мы не ведем войны с женщинами. Пропустите ту, которая носит имя Саллестен.
Произнося это имя, голос его звучал особенно торжественно.
– Проходите, сударыня, вы свободны.
Затем он обратился к виконту.
– Надеюсь, вы не удивитесь, что мы обратимся к вам, как мужчины к мужчине, за некоторыми объяснениями.
– Иначе сказать, вы оставляете меня в плену.
– Роль, которую вы играете здесь, заставляет подозревать и оправдывает все меры предосторожности.
Скрестив руки, Регина не двигалась, не желая пользоваться свободой, которую ей давали из сострадания.
В эту минуту в углу комнаты отворилась маленькая дверь и влетела молодая девушка со словами:
– Отец! Друзья! Полиция!
– Полиция! Это шпионы нас выдали!
Все были возмущены до отчаяния.
– Это ложь! – воскликнул Лорис, возмущенный подобным подозрением.
– В таком случае защищай свою жизнь!
И один из присутствующих офицеров поднял на него обнаженную шпагу.
Но девушка Марсель, которая вдруг узнала Лориса, бросилась к нему.
– Вы здесь? Какими судьбами?
– Разве ты его знаешь? – спросил Жан Шен.
– Это он, тот самый, который защитил меня сегодня утром. Помните, когда какой-то негодяй вздумал оскорбить меня на улице…
Регина безмолвно слушала. Это внезапное вмешательство женщины еще более усилило гнев, кипевший в ее крови. И вдруг эта девушка вступается за Лориса, она покровительствует ему.
Но она вдруг вспомнила рассказ Лавердьера. Лорис дрался за эту якобинку!
У нее точно оборвалось сердце. Быстрота впечатлений опережает все расчеты сознания. В десятую долю секунды перед Региной предстала вся сцена: Лорис, предложивший руку этой красивой девушке, чтобы спасти ее от Лавердьера, этого нахала. Регина была слишком женщина, чтобы не понять, что девушка прелестна. Итак, Лорис знал ее, любил ее, и в этом бедном сердце маркизы, не подготовленном к страданиям реальной жизни, открылась глубокая рана.
Она выпрямилась.
– Я свободна, сказали вы, – обратилась она гордым тоном. – В таком случае пропустите меня.
Жан Шен подошел к ней и предложил руку. Она оглянула его с невыразимой заносчивостью.
– Я просила только пропустить меня, – повторила она.
Жан Шен нисколько не рассердился.
– Бедная женщина, – проговорил он, – сколько слез вы себе готовите.
Она не расслышала его слов или сделала вид, что не слышит их.
Но, подходя к двери, она обернулась.
Лорис не двигался.
Он не идет за ней! Он остается с этой проклятой девчонкой!
Он прочитал в ее глазах отчаянный призыв, полный упрека, он двинулся в ее сторону.
– Постойте, – остановил его Картам, кладя ему руку на плечо, – вы забываете, что вы нам ничего еще не объяснили.
В душе молодого человека происходила мучительная борьба. Марсель смотрела на него своими большими голубыми главами, точно догадываясь, в чем дело. Затем она вдруг проговорила:
– Боже мой! Я совсем забыла, зачем я пришла. Отец, меня уведомили, что полиция предупреждена, вас выдали.
– Вот видите, – воскликнул Картам, обращаясь к Лорису. – Более чем когда-нибудь вы обязаны объяснить ваше присутствие.
– Как, – вскричал Лорис, – неужели вы можете думать!..
Он не докончил.
В эту минуту в дверях показались люди, и раздался голос:
– Именем закона! Никто ни с места!
И Лорис в полумраке увидел следующее. Начальник появившихся людей быстро подошел к маркизе, поклонился ей и приказал людям пропустить ее. И Регина де Люсьен исчезла.
– Иуда! – вскричал Жан Шен, налетая на него.
Картам остановил его.
– Прежде всего спасем наших друзей, наказать предателей всегда успеем.
Все это случилось так быстро, что прежде, чем отряд полицейских добрался до тех, кого им было велено арестовать, Картам успел добежать до маленькой двери, в которую только что вошла Марсель, и, раскрыв ее, указал своим друзьям, куда им бежать.
Затем, точно подчиняясь одной общей мысли, Картам и Жан Шен в одну секунду устроили себе баррикаду из скамеек и столов, защищая дорогу к двери.
Явились полицейские.
Тот, кто командовал ими, наткнулся на импровизированную баррикаду.
Лорис бросился ему навстречу и сильным толчком оттолкнул его.
В эту минуту он увидел лицо этого человека и вскрикнул в бешенстве:
– Это ты, злополучный капитан! Несдобровать тебе!
Он узнал Лавердьера.
Разбойник, не получив определенного ответа от маркизы, счел за лучшее выдать полиции заговорщиков, тайну которых он узнал так случайно.
Всегда есть люди, готовые воспользоваться предательством. В его распоряжение было дано полдюжины полицейских и на подмогу им пикет солдат, которые стояли неподвижно с ружьями на плечо.