Он рассказал ей все свое прошлое, всю свою любовь к Регине, не скрыл от нее о том, что они жених и невеста. Если он горячился при воспоминании о Флоренне, она успокаивала его, защищала ее. Разве политика – женское дело? Она могла ошибаться: неужели ее за это можно меньше любить? Он охотно соглашался и давал себе слово перевоспитать ее нравственно, как малое дитя, когда она станет его женой.
– Отчего вы не повидаете ее? – спрашивала Марсель. – Может быть, она уже вернулась в Париж.
Нет, не теперь еще. Теперь она окружена всеми этими лживыми льстецами, которые восхваляют ее, разжигают в ней те страсти, которые он теперь порицал. Разве потом. Теперь он еще не рассчитался со своими долгами.
– Ведь вы же ее все еще любите?
– Всей силой моей души.
Понятно, что Лорис взял на себя ответственность проводить Марсель до указанного отцом ее дома.
Она была принята там с распростертыми объятиями.
Хозяин этого постоялого двора был солдат Республики, с ампутированной ногой, один из уцелевших от первых стычек 1792 года. Лорен, прозванный Лорен де Вальми, в силу предстоявшего возврата к прежним титулам дворянства, занимал маленький домик на берегу Сены, близ Севрского моста.
Еще совсем бодрый, преданный Жану Шену до последней капли крови, он являлся самым верным покровителем для молодой девушки.
Прошло несколько дней без всяких новых усложнений. Неприятель быстро подвигался, но встреча состоялась только в конце июня.
1 июля Марсель напрасно прождала человека, который обыкновенно провожал ее. По временам бывали стычки, вдалеке раздавались выстрелы, которые отдавались болью в ее сердце. Наконец вечером ей удалось повидать отца на несколько минут. Это было как раз в то время, когда почтовая карета маркизы остановилась у аванпостов.
В этот вечер Жан Шен прощался с ней дольше обыкновенного. Лориса там не было: он находился со своими людьми неподалеку, в засаде; он надел опять свои погоны поручика.
– Говорят о перемирии, о капитуляции, – заметила Марсель.
Рука Жана Шена сжалась на рукоятке шпаги; он замолк.
Прошло еще два дня без особых событий. Неприятельский круг все суживался, и Жан Шен со своей ротой стоял теперь бивуаком на берегу самой Сены, в лесах Сен-Клу.
Слухи о капитуляции усиливались; все старые защитники страны ужасались при мысли, что близок час, когда их оружие должно сломаться в их руках, и они поглядывали друг на друга, бросая мрачные и злобные взгляды.
В эту ночь Марсель не ложилась. Какое-то мучительное предчувствие щемило ей сердце.
Она открыла окно и, облокотясь, прислушивалась. Луна поздно взошла и освещала своим стальным светом ленту-Сену, за которой Марсель следила взором до глубины мрака лесов.
Вдруг – это было около одиннадцати с половиной часов – Марсель услыхала конский топот по дороге из Парижа: кто-то несся во весь опор, вероятно, эстафета. Не в первый раз приходилось ей это видеть, но отчего в этот раз так тревожно забилось ее сердце?
Она высунулась в окно, чтобы следить за всадником, думая, что непременно догадается, в чем дело.
Это был французский офицер, при белом ярком свете луны можно было разглядеть его форму; если бы он не нагибался вперед, пришпоривая лошадь, она могла бы разглядеть даже его черты.
Он подъезжал в мосту. Еще несколько минут, и он въехал бы на него. Вез ли он приказание выступать или, напротив, весть об окончании борьбы?
В эту минуту внезапно налетел на офицера другой всадник с быстротой, возможной разве в кошмаре. Марсель видела только, что этот другой всадник нагнал офицера и слился с ним в одну общую тень.
Затем раздался глухой выстрел; офицер пошатнулся и упал.
Тот другой выстрелил еще вторично в него; тело заколыхалось, предсмертные судороги – и затем стало неподвижно.
Тогда тот другой быстро повернул повод, и в эту минуту Марсель при ярком свете луны увидала его лицо, которое она узнала.
Тогда, высунувшись в окно, с опасностью вывалиться, она стала кричать:
– Убийца! Убийца!
Но негодяй уже исчез.
Марсель, обезумев, бросилась в дом, взывая о помощи.
Лорен уже был около нее с ружьем в руке, поддерживая ее, так как она едва стояла на ногах.
В чем дело? Не было ли то нападение неприятеля на Севрский мост? Марсель, вся запыхавшись, была не в силах связать двух слов, она тащила его на улицу, говоря отрывочные бессвязные слова.
Они вышли. Марсель бросилась бежать к мосту. Она первая добежала до несчастного убитого и опустилась около него на колени; испуганная лошадь умчалась, исчезнув в ночной тьме.
– Ах, несчастный! – воскликнул Лорен. – Вероятно, упал с лошади.
– Нет, нет, я сама видела! О Боже, он умер!
И она приподняла голову старого офицера, лицо уже изменилось.
На виске зияла черная рана. Выстрел был сделан в упор. Лорен, нагнувшись на своей деревянной ноге, старался его приподнять.
Вдруг раненый широко раскрыл глаза и, со вздохом или скорее в предсмертном хрипе, прошептал:
– Депеша… Генералу Пире… О!
Челюсти сжались, все тело вытянулось в предсмертной муке, и он упал замертво. Марсель разрыдалась.
– Бедный старик, – проговорил Лорен, – печальный конец для солдата!
Марсель обернулась к нему:
– Вы не знаете еще всего – его убили.
– Убили?
– Да, я сама видела.
И, сделав над собой неимоверное усилие, она рассказала все, как было.
– Черт возьми! – заметил Лорен. – Он нам говорил о депеше, где же она?
Он расстегнул сюртук несчастного и увидел на нем кожаную сумку.
– Вернемся, – сказал он, – и посмотрим, в чем дело.
– Неужели же мы так и оставим здесь этого несчастного человека?
– Что делать! На все свое время – у него теперь терпения хватит.
Оба направились к дому.
Дома, при свечке, они открыли портфель.
Генералу Пире… Там и была та депеша, о которой он говорил.
– Что делать? – проговорила Марсель, ломая руки. – Быть может, в ней какая-нибудь важная весть, от которой зависит благополучие всех там находящихся?..
Лорен призадумался.
– Очень просто, хоть я и плохой ходок, но что нужно, то нужно: я доставлю эту депешу.
– Прекрасно, и я пойду с вами.
– Уж это извините. Я старый солдат и умею исполнять то, что мне приказано; прежде всего мы должны слушаться Жана Шена; я не могу позволить вам выходить без кого-нибудь из его людей. Так было решено, и вам придется подчиниться, мадемуазель Марсель.
– Это невозможно, говорю вам: тут вопрос жизни или смерти.
– Тем более. Вы на меня не сердитесь, вы храбрая, достойная девушка, но в моей власти только то, что вы под моей охраной, и то уже много, что я вас оставлю одну… Ну уж тут что делать, но брать вас с собой – ни за что. Мужчина всюду пролезет, и вы меня только стесните.
– Милый, добрый Лорен.
– Нет такого… или, скажем, я милый только, если исполняю свой долг, вот я его и исполняю; вы меня здесь подождете, я скоро вернусь. Мне чуется, что французы недалеко, я отдам депешу и сейчас же вернусь.
Все просьбы были напрасны. Старик был неумолим, он сознавал свою ответственность и не считал себя вправе уклониться от нее.
Марсели пришлось подчиниться.
– Вы правы, – сказала она, – только Бога ради поспешите: какой-то внутренний голос говорит мне, что эта депеша большой важности; тот негодяй был, без сомнения, заинтересован, чтоб депеша не дошла.
Она чуяла в этом какую-то мрачную интригу. Лорен торопился, как мог.
– Дождитесь меня, – сказал он ей, – обещаю вам идти как можно скорее. Отдам письмо, поразведаю чего-нибудь новенького, имейте только терпение.
Марсель, несмотря на все желание видеть его поскорее в дороге, просила, чтоб он вместе с нею помог перенести несчастного убитого с большой дороги, где лошади могли его раздавить. Они вместе дотащили его до моста и там прислонили его к камням.
Лорен отправился наудачу в поход.
Марсель не вернулась домой, она облокотилась на перила моста и силилась что-нибудь услыхать, увидеть. Что именно – она сама не знала.
Но отчего так сильно билось ее сердце? Отчего так стучали виски?
Понемногу у нее стали путаться мысли. Ее пробирал ночной холод, а колыханье воды убаюкивало ее. Она не сознавала ни времени, ни окружающей жизни. Какие-то бессвязные образы носились в ее голове.
Ей виделись взрывы, которые окружали ее своим красным пламенем. Но она не двигалась, она точно замерла в гипнозе.
Вдруг она вздрогнула, кто-то схватил ее за руку:
– Мадемуазель Марсель, скорей, скорей домой!.. Пруссаки!..
Она широко раскрыла растерянные глаза.
Но Лорен – это был он – уже тащил ее за собой бегом. Они добрались до дома; когда они вошли, он запер дверь всей тяжестью своего тела.
– Они не увидят нашего барака, – пробормотал он. – Разбойники!..
– Что же случилось?
Марсель из кошмара сна очнулась для еще более ужасной действительности.
Лорен начал запыхавшимся голосом:
– Вы никогда не отгадаете – это поистине ужасно! Едва я перешел через мост, я чуть не попал в прусский отряд. Да, они были не в пятистах метрах отсюда. Я пробрался через пол-лье, – и знаете, на кого я натыкаюсь? На англичан! Как могло это случиться? Еще в полдень тут были французы. Я не знал, куда идти дальше. Наконец, пройдя еще два лье, я встречаю французов, я уже потратил более двух часов на дорогу. Знаете ли, что я узнал? Капитуляция подписана, пруссаки и англичане вступают в Париж, наши солдаты отступают.
– Отец мой! Отец!
– Дитя мое, что делать! злой рок! – проговорил Лорен, ударив кулаком по столу. – Генерал Пире не был своевременно предупрежден о перемирии и не дал аванпосту приказания отступить и…
– И что же?
– И рота Жана Шена, видя приближающихся англичан, стреляла по ним. Говорят, произошел кровавый бой: пятьдесят человек против тысячи.
– Убит! мой отец убит!
– По-видимому, нет. Говорят, их двенадцать человек захватили, и так как они нарушили капитуляцию, они сегодня же утром предстанут перед военным судом и будут расстреляны.