Интересно, не хотелось ли ей швырнуть эту тиару с самой высокой башни.
Я стою в мощеном дворике, с видом на главный двор, и, честное слово, едва сдерживаюсь, чтобы не отправить это массивное изделие из серебра, бриллиантов и аметистов в пруд. Но тут я слышу папин голос:
– Господи помилуй, они и до тебя добрались.
Я поворачиваюсь и улыбаюсь папе.
– Честно говоря, я как раз думала, не бросить ли эту бесценную тиару в утиный пруд.
Он одобрительно поднимает бокал, наполненный газировкой.
– Узнаю свою дочь.
Папа подходит ко мне, и некоторое время мы просто стоим в лиловых сумерках, глядя на танцующих.
Элли сегодня тоже в клетчатом – в официальных цветах клана Бэрдов. Платье очень красивое, бриллианты в волосах сверкают. Мне вновь становится ясно, что Элли рождена быть принцессой.
– Они ее заживо сожрут, – замечает папа, делая широкий жест свободной рукой и обводя всех людей, которые толпятся во дворике.
– Не знаю, пап, – говорю я и придвигаюсь поближе, чтобы коснуться его локтя. – По-моему, они не похожи на каннибалов.
Он смотрит на меня, и углы его губ поднимаются в знакомой улыбке. По обеим сторонам рта – глубокие морщинки. Ветерок отдувает с папиного лица редкие волосы.
Взяв его под руку, я кивком указываю на людей в роскошных костюмах и причудливых головных уборах.
– Они ее полюбят. Все любят Эл. Это… вроде как ее суперспособность – всем нравиться. Ну и потом, у нее шикарные волосы…
– Они такие были даже в детстве, – нахмурившись, говорит папа. – Это меня всегда смущало.
Я смеюсь, но, наверное, невесело, потому что папа переводит взгляд на меня.
– А ты, детка? Как тебе в этом сумасшедшем доме?
Папа отлично знает, когда что-то меня беспокоит, наверное, потому что я унаследовала от него способность смеяться над трудностями и прикрывать грусть шутками. С мамой это проходит, с Эл, как правило, тоже, но папа… нет, папа прекрасно всё понимает.
– Нормально, – говорю я, потому что это отчасти правда.
Иногда мне весело, порой я даже в восторге. Как ни странно, первое, что приходит в голову – то утро, когда мы с Майлзом катались в парке. Но я отгоняю эту мысль. Хотя и недостаточно быстро: я краснею. Папа, возможно, замечает мой румянец – он всё и всегда замечает, – но ничего не говорит.
– Я как будто попала на другую планету, – продолжаю я, и папа усмехается.
– О да. Планета богатых и знаменитых. Воздух здесь разрежен, дышать трудно.
Он улыбается:
– Но вы справитесь. У вас есть то, чего недоставало мне.
Я поднимаю брови и жду ключевой реплики. Разумеется, папа шутливо подталкивает меня, подмигивает и говорит:
– Хорошие родители.
Я смеюсь, и папа переводит взгляд на свой пустой бокал:
– Я хочу еще. Тебе принести что-нибудь?
Я качаю головой, и он снова подмигивает:
– Не бросай тиару в пруд без меня, детка.
Папа возвращается в дом, и я улыбаюсь, глядя ему вслед.
Мне не хватало здесь родителей – пускай подросткам это ощущение несвойственно, но я говорю чистую правду. Пусть папа порой ставит меня в неловкое положение, пусть мама страшно рассеянна, но они нас любят. С ними легко и приятно, и они всегда желали нам исключительно здоровья и счастья. В этом смысле мне и Элли повезло больше, чем членам королевской семьи.
Вздохнув, я возвращаюсь на балкон. Еще не темно – стемнеет только около одиннадцати – но всё вокруг залито золотым светом, дворик наполняют лавандовые тени, а ближайшие холмы кажутся темно-зелеными на фоне неба. Становится прохладно, и я жалею, что не захватила накидку.
– Вот ты где, – слышу я, поворачиваюсь и вижу Майлза, который шагает ко мне. И он… очень…
– Ух ты, – говорю я.
Он действительно в килте, но выглядит ничуть не смешно. Килт такой же, как мое платье – фиолетово-зелено-черный – а еще у Майлза галстук-бабочка в тон, белая рубашка и великолепный черный жилет. Даже гольфы на нем не смотрятся глупо; а переведя взгляд пониже, я замечаю…
– Это кинжал? – спрашиваю я, указав на кожаные ножны, выглядывающие из-за подвязки гольфа.
– Что? А. Да. Обязательный аксессуар. Называется «скин ду»…
Я поднимаю руку:
– Нет. Никакой истории сегодня.
К моему удивлению, Майлз улыбается, и на его щеке появляется ямочка.
Его кудрявые волосы сегодня аккуратно причесаны, хотя по-прежнему вьются на висках. Выглядит он очень… симпатично.
И даже более того. Но я не желаю это признавать.
– Никакой истории, – соглашается он и протягивает руку. – А как насчет танцев?
Глава 27
Бальная зала переполнена, когда я вхожу туда, держа Майлза под руку. Несколько секунд я просто стою и смотрю на развевающиеся юбки.
– Ой… сколько клетчатого.
Майлз слегка фыркает. Это у него сходит за смех.
– Почему у вас не болит голова от такого количества несочетающихся цветов? – спрашиваю я, глядя на пожилую даму, украшенную изумрудами. Ее платье представляет собой буйство оранжевого, зеленого и черного. Она разговаривает с женщиной в желто-синем платье и в бриллиантах.
И это не говоря еще о мужских килтах.
– Наверное, мы привыкли, – отвечает Майлз.
Он отступает на шаг и смотрит на мой наряд. Я вспоминаю, как разглядывал меня Себ в Шербурнском замке, скользя взглядом по моему телу с головы до пят, и как от этого мне хотелось накрыться одеялом с головой.
Майлз ведет себя по-другому, и я теряюсь. Возможно, это потому, что он смотрит на меня… как будто с восхищением, а не просто оценивающе.
– Тартан тебе очень идет, – наконец произносит он, и я, прищурившись, гляжу на два алых пятна, появившиеся у него на скулах.
– Ты говоришь мне комплименты? – уточняю я, и, по-моему, румянец слегка растет.
Очень странно. Значит, у Майлза не голубая кровь, а красная, как у нас, простых смертных.
– Это называется хорошие манеры, – отвечает он, качая головой, и ведет меня дальше в залу, хотя мы не сразу присоединяемся к танцующим.
И я этому рада, потому что идет что-то вроде народной пляски – все стоят в ряд, меняются партнерами, вертятся… выглядит довольно опасно, но тут я замечаю в толпе блестящие золотые волосы Элли. Сестра переходит от Алекса к Себу, и ее юбка раздувается, когда она кружится.
Я всё еще улыбаюсь, глядя на Эл, когда мы вдруг встречаемся взглядами с королевой.
Она стоит на другой стороне зала, разговаривая с каким-то древним старичком в таком же ярко-красном тартане, но смотрит при этом на меня. Увидев нас с Майлзом под ручку, королева слегка кивает и поджимает губы – видимо, в знак одобрения.
А Элли в танце переходит к следующему партнеру – высокому мужчине, которого я раньше не видела – а Себ берет за руки Тэмсин. Он улыбается, и она тоже; темные волосы девушки развеваются, когда Себ кружит ее, начиная следующую фигуру, но она всё время смотрит по сторонам, словно ища кого-то.
– Ты хорошо знаешь леди Тэмсин? – спрашиваю я, прижимаясь к Майлзу, чтобы меня слышал только он.
Майлз, как и большинство зрителей, хлопает в такт музыке. Услышав мой вопрос, он замирает с сомкнутыми ладонями. У него красивые руки, с длинными изящными пальцами, идеально подходящие для того, чтобы повелительно указывать.
– Не очень, – отвечает он, – но королева уже давно пытается свести ее с Себом.
– Зачем? – спрашиваю я, и Майлз пожимает плечами.
– Герцог Монтроз – один из самых богатых людей в Шотландии. Может быть, поэтому. А еще у него потрясающий охотничий замок неподалеку отсюда. Королева любит оленью охоту.
Резко повернувшись, я смотрю на него.
– То есть в год от рождества Христова две тысячи восемнадцатый она собирается женить сына, чтобы получить новые охотничьи угодья?
У Майлза слегка вздергиваются уголки губ.
– Королевская семья… – произносит он, и я вспоминаю слова Шербета: монарх может взять в его доме что вздумается.
– Все вы ненормальные, – говорю я, и Майлз, к моему удивлению, не обижается. Наоборот, он кивает.
– Более или менее.
– Монтерс! Леди Дэз!
К нам направляется Шербет – он улыбается, глаза горят, лицо раскраснелось. За ним следует Гален.
Когда я впервые услышала про бойфренда Шербета – сына греческого корабельного магната, – то решила, что он такой же ослепительно красивый, как Шербет. Но этот парень ниже на целую голову, довольно пухлый и такой застенчивый, что всякий раз краснеет, когда ему приходится вести светскую беседу.
И Шербет от него просто без ума.
– А почему вы не танцуете? – спрашивает он, и Майлз кивком указывает на них обоих.
– Я мог бы спросить то же самое, – замечает он, и Шербет смеется, обвивая рукой плечи Галена.
– Это было бы слишком демонстративно, старик, – говорит он и смотрит в зал, где завершается танец.
Себ уводит Тэмсин и, низко опустив голову, что-то говорит ей. Шербет вздыхает:
– Значит, вот так…
Майлз кивает:
– Похоже на то.
Обратив свои ореховые глаза на меня, Шербет дает мне шутливого тычка в плечо.
– Мы все надеялись, что Себ выберет тебя. Ты такая веселая.
Я иронически смотрю на него:
– По-моему, Себ и так не скучает.
Шербет хрюкает и встряхивает головой, так что темные волосы падают ему на лоб.
– Да, да. Ладно, по крайней мере, Монтерсу повезло.
Он хлопает Майлза по плечу, и я стараюсь поскорей согнать с лица удивленное выражение. Значит, Майлз не сказал друзьям, что мы просто притворяемся?
Музыка вдруг меняется, из спокойной делаясь бурной и энергичной.
Лицо Шербета озаряется, и он хватает нас с Майлзом за руки.
– «Вокруг ивы»! – кричит он и тащит обоих в танец.
– Что? – спрашиваю я.
Но, как только мы оказываемся в толпе гостей, становится ясно, что это танец, а не какой-то извращенный британский сленг.
Я упираюсь ногами в пол, чтобы затормозить.
– Слушай, я не знаю, как это танцевать!
Между тем мужчины и женщины выстраиваются в две линии. Среди них –