Но Георгиос отмахнулся от этой мысли маленькой пухлой рукой.
— Как это может быть? Чтобы женщина смогла ответить, как я могу вам служить?!
Адам сконфузился.
— Но речь идет о женщине, — удалось ему прервать поток комплиментов, льющийся из уст его друга.
— О женщине? — Эпикурейский смех разнесся по комнате. — Мой дорогой Адам, вы должны сказать мне, кто она!
Адам подтолкнул Викки вперед, и она, с трудом сдерживая улыбку, протянула хозяину дома руку. Коротышка уставился на нее круглыми от удивления глазами.
— Но, Адам… — начал он. — Вот это женщина! Подождите, я позову Умм-Яхью…
— Георгиос! — сказал Адам твердо. — Это мисс Тремэйн. Она приехала сюда из Лондона… работать!
Лицо араба вытянулось, а уголки рта опустились, словно он собрался расплакаться. Его настроение явно упало.
— Теперь я понимаю, почему вы здесь, — проговорил он уныло. Адам кивнул. — Но такая прелестная женщина… — не мог успокоиться Георгиос. Он тяжело вздохнул. — Ну, да неважно. Умм-Яхья будет рада принять ее у нас. Она недавно говорила, что ей скучно. Я ее сейчас позову!
Георгиос подбежал к двери, похлопывая в ладоши. Послышался какой-то шум, и в комнату вошла высокая, патрицианского вида дама с ниспадающими черными волосами и прекрасными серыми глазами. Она грациозно поклонилась Адаму, потом Викки, но не сказала ничего.
— Это мисс Тремэйн… — начал Георгиос. Он умолк, почесав затылок. — А это моя жена, Умм-Яхья. Как бы это сказать? Мать Яхьи!
Викки была сбита с толку и почувствовала облегчение, когда высокая женщина ей улыбнулась.
— Такой здесь обычай, — объяснила она приятным, низким голосом. — Яхья — мой старший сын. Я почти забыла собственное имя, так давно меня им не называли.
Адам быстро пересек комнату.
— Так я могу оставить ее у вас? — спросил он решительно. — Разумеется, фирма оплатит все расходы.
Георгиос насупился и покачал головой, так что щеки его затряслись.
— Не беспокойтесь, — проговорил он. — Добро пожаловать в нашу семью, юная леди!
Его жена протянула руку, крашенную хной, и потрепала Викки по щеке. Потом мягко улыбнулась и хлопнула в ладоши.
— А сейчас будем пить чай, — сказала она. — Адам всегда торопится, но мы не будем обращать на него внимание, и тогда он останется, вот увидите! — Она отдала приказание слуге, появившемуся в дверях, и повела всех к кожаным пуфам, которыми был обставлен дальний конец комнаты. — Ну, а теперь, — сказала она, усевшись и удобно скрестив ноги в шароварах, — вы должны нам рассказать все о себе!
Глава вторая
Умм-Яхья приготовила очень сладкий зеленый чай. Первому она подала чашку мужу, потом Адаму.
— Вот видите, какие мы стали современные, — улыбаясь, поддразнила она его. — Думали ли вы распивать с нами чаи?
Адам рассмеялся в ответ. Сумрачность его исчезла, и выглядел он так же беззаботно, как и хозяйка дома.
— Вы должны рассказать мисс Тремэйн о ваших обычаях, — заметил он. — Впрочем, она может их и не оценить.
Но Умм-Яхья не была обескуражена.
— Вы забываете, — сказала она с достоинством, — что я училась в Англии. Мисс со мной будет чувствовать себя как дома.
Викки с трудом проглотила тошнотворное питье, размышляя, сможет ли достаточно сблизиться с женщиной старше себя, чтобы попросить ее не класть ей в чай сахара. Она отказалась от второй и третьей чашки, что пили остальные, и довольствовалась мизерным количеством на донышке сколь могла долго, поеживаясь от неодобрительного взгляда Адама.
Пока другие болтали, Викки с восхищением рассматривала покрывавшие пол персидские ковры и редкой, удивительной красоты потолок. Повсюду были видны следы времени, краска кое-где облупилась, кое-где исчезла совсем. Может быть, думала Викки, ее хозяева не так давно разбогатели, и ей стало грустно, как всегда бывает при виде прекрасных вещей, приходящих в упадок.
— Не хотите ли пройти со мной, я покажу вам вашу комнату, — внезапно обратилась к Викки Умм-Яхья, легко поднявшись с пуфа. Адам тоже поднялся, осторожно поставив маленькую чашку на медный поднос.
— Надо договориться, как мисс Тремэйн вернется в магазин, — сказал он.
— Я ее отведу, — просто ответила Умм-Яхья. — Ей понадобится некоторое время, чтобы ориентироваться у нас. Наши базары очень путают иностранцев.
Адам поклонился.
— Это вас не обеспокоит? — спросил он из вежливости.
Умм-Яхья покачала головой.
— Мисс Тремэйн будет с нами в полной безопасности, — повторила она, глядя ему прямо в глаза. — Но «мисс Тремэйн» звучит уж очень официально. Как ваше имя, дорогая?
Викки была польщена этим проявлением нежности.
— Виктория, — прошептала она, — но все зовут меня Викки.
— Тогда вы не станете возражать, если я буду называть вас так же? — продолжала Умм-Яхья решительно. — Какое милое имя! — Она взяла чайный поднос и нежно улыбнулась мужу. — Не забалтывайся с Адамом, Георгиос. У него есть и свои дела. Викки — единственный помощник, которого они прислали вам? — спросила она высокого англичанина.
— Нет, — поморщился Адам. — Они прислали женщину и дурака! Хорошенькое сочетаньице!
— Криспин не дурак! — Викки сама испугалась своей реакции. — Он очень умный и чрезвычайно чувствительный человек!
Умм-Яхья протянула к ней руку, подавляя усмешку.
— Какая отвага! Вы должны привести этого молодого человека и представить его мне, если Георгиос не против, — добавила она. — Вы летели вместе?
Умм-Яхья за руку вывела Викки из комнаты, держа с опаской в другой руке чайный поднос, который передала слуге, как только они покинули комнату для гостей.
Викки проследовала за своей хозяйкой в гаремлик, а затем в явно дамскую гостиную, где Умм-Яхья упала в кресло и зашлась от смеха.
— Хороши же вы были с Адамом! — сумела она наконец объяснить причину своего веселья.
Викки смутилась.
— Извините, если я была с ним невежлива, — произнесла она натянуто. — Но в самом деле! Откуда он может знать, каков Криспин?
— Он живет здесь слишком долго, — улыбнулась Умм-Яхья. — И уже начал мыслить, как араб.
— Это плохо? — невинно поинтересовалась Викки.
Умм-Яхья покачала головой, глаза ее светились.
— Как же это может быть плохо? Я сама арабка! Нет, просто он не может больше ценить мужчину, который в работе уступает женщине. Думаю, вы играли первую роль в вашем тандеме с Криспином?
— Возможно, — неохотно допустила Викки. И это было действительно так. Идеи были обычно ее, но Криспин быстро все схватывал и часто лучше ее претворял в жизнь. — Мы работаем вместе очень хорошо, — добавила она.
— Тогда я понимаю, почему Адам думает, что этот мужчина — дурак, — торжествовала Умм-Яхья. — Вам с ним не сработаться и за тысячу лет.
— Да почему же? — Викки была искренне удивлена.
Умм-Яхья печально покачала головой:
— Никто вам не сможет объяснить этого, дорогая. Вам предстоит понять это самой.
Она похлопала в ладоши, и целая орава детей вбежала в комнату, галдя наперебой и путаясь в широченных шароварах матери. При виде Викки они примолкли, поедая ее глазами на безопасном расстоянии.
— Мои дети, — объявила Умм-Яхья, хотя нужды в этом не было. Она их представила, вначале сыновей, потом дочь, такую же красивую, как и мать, с теми же прекрасными серыми глазами и классическими чертами лица. У старшего сына, Яхьи, была черная курчавая шевелюра и глубокие карие глаза. Его брат Хабиль был очень похож на него, но с серыми глазами. Девочка была старше братьев. Ее звали Текла, и она оказалась самой любопытной из детей.
— Вы правда приехали из Англии? — спросила она Викки. Она говорила по-английски довольно хорошо, но с присущей арабам резкостью. — Я тоже поеду в Англию, когда подрасту.
— Мы все поедем, — вставил ее брат с полным отсутствием интереса к проекту. — А вы что-нибудь привезли?
Викки засмеялась и кивнула. Кто-то сунул ей перед отъездом коробку конфет, кроме того, у нее были английские монетки и марки, тоже могущие представлять для них интерес.
— Мы покажем вашу комнату, — заявила Текла. — В которой она будет жить? — требовательно спросила она у матери.
Та вздохнула и встала.
— Ваша комната будет рядом с комнатой моей дочери. Комната мальчиков — напротив. — Умм-Яхья опять вздохнула. — Нам очень нравится этот дом, хотя он и маловат для нашей семьи. Георгиос все чаще заводит разговоры о переезде куда-нибудь в новые районы, но здесь жить удобнее.
— О, я не выношу переездов! — воскликнула Викки. — Что может быть романтичнее, чем жить на Прямой улице в Дамаске?
Ребята побежали впереди по мраморным ступенькам, толкая и стараясь опередить друг друга. Они ворвались в комнату наверху и заспорили, кто из них пропустит англичанку.
По западным меркам это была вовсе и не комната. Она отделялась от спальни Теклы только старой занавеской, сквозь прорехи которой была видна белая железная кровать девочки, покрытая ярким одеялом.
По эту сторону занавески также стояла кровать, причем довольно непривлекательного вида. Единственный резной шкафчик, в котором Викки могла держать свои вещи, прятался в мраморном алькове, где, очевидно, спали прежние хозяева дома, прежде чем заимели кровати. Освещалась комната одним окном, через которое бугенвиллеи протягивали внутрь свои перегруженные цветками усики.
Умм-Яхья огляделась, словно ставя себя на место гостьи.
— Не очень-то комфортно, — произнесла она наконец. — Но у нас счастливый дом.
Викки хотелось обнять ее, но вместо этого она сказала:
— Я очень благодарна вам. Вы так тепло отнеслись ко мне, и Адам не дал мне уйти в отель с Криспином. Мне здесь очень нравится. Надеюсь только, что не буду вам слишком в тягость.
В комнату втиснулись мальчики, борясь за чемодан гостьи, остававшийся снаружи.
— Вы сейчас собираетесь распаковываться? — спросили они в один голос.
Викки открыла чемодан и, достав коробку конфет, отдала ее хозяйке. Умм-Яхья с благоговением вгляделась в английский пейзаж с домиками под соло