— Головокружение и тошнота возможны еще сутки, — говорит муари. — Потом все пройдет.
Я только сейчас понимаю, что камешка у меня во лбу больше нет. Больше никто не смотрит моими глазами, я теперь сама за себя.
Халид дает мне чистую рубашку.
— На, переоденься, а то в кровищи вся.
Я пытаюсь сесть. Наваливается дикая слабость, руки дрожат. От каждого движения раскалывается голова. Неуклюже пытаюсь снять. Халид вздыхает, берется сам и помогает мне, переодевает, как ребенка. Потом мокрым полотенцем вытирает лицо, стирает что-то с волос.
— Скоро станет полегче, — говорит он.
Солдаты уносят мешок. Керуш тоже уходит. Только напоследок… я видела, так приветствуют айнара — склоняя голову, прижимая руку к сердцу.
— С одного крючка мы тебя сняли, Халид. Смотри, не попадись на другой.
Он молча кивает. Долго стоит, глядя Керушу вслед. Потом садится рядом со мной. Устало проводит ладонью по лицу, трет глаза.
— И что теперь? — осторожно говорю я.
Он поворачивается, смотрит на меня.
— Теперь ты свободна, Ю. Если завтра у нас все получится, ты отправишься домой. С муари я договорился.
— А ты?
Он криво ухмыляется, долго молчит. Потом вздыхает, трет шею сзади.
— А я стану айнаром. Или умру. Одно из двух.
22. И шаг за край
Он сходил, принес мне воды. И бутылку себе. Потом так и остался сидеть рядом, до самой ночи. Сказал, ему лучше сегодня не слишком мозолить глаза, в дагане могут быть соглядатаи и кроме меня.
Он выходил — только посидеть с бутылкой в руках на улице, показать всем, как он пьет с горя, или там от безысходности, что его не слушают, не уважают… и вообще ему уже на все плевать. Пусть катится все! Напиться, и хоть трава не расти.
Завтра они поедут во дворец.
Приказом айнара — состязания переносятся туда. Айнар боится покидать Кизу, боится оказаться среди людей, в верности которых он сомневается, а вот в их умении владеть оружием — нет.
Возможно, это хитрая ловушка и провокация от айнара, но у Халида тоже есть свой план.
Воины, которые участвуют в состязании, поедут вместе к Керушем. Тот будет нарываться и отвлекать внимание на себя, впрочем, стараясь не слишком уж переходить границы. Так, чтобы в случае чего, не попасть на плаху. Просто внимание. Все силы айнара уйдут на усмирение идар-деке.
Халид, тем временем, тихо выберется дворами и огородами с небольшой группой верных людей, и тайными ходами проникнет во дворец. А уж там — дело за малым… Если все пойдет как надо, его не будут ждать и удастся пройти незамеченным.
Нужно всего лишь убить айнара. Всего лишь… Потом объявить его узурпатором, незаконно захватившим трон. Ведь законный наследник — Халид, это была воля его отца. И многие готовы поддержать его. Он договорился. Если все пройдет как надо…
Слишком много «если».
— Как у тебя голова?
Вечером нам принесли ужин.
— Болит немного, но уже лучше, — сказала я.
— Есть будешь? — предложил он. — Тут ребрышки вкусные. Иди. И сладкие булочки с изюмом.
Я села напротив.
— Нам теперь больше не нужно есть из одной тарелки? — сказала тихо.
Мы и раньше-то наедине из одной тарелки не ели, а теперь… только я хотела спросить о другом…
Халид кивнул.
— И спать в одной постели не нужно, — так же тихо ответил он на мой незаданный вопрос. — Ты спи на кровати, а если хочешь, не буду мешать тебе, возьму подушки и буду спать вон там на ковре, там удобно.
Он не смотрел на меня, скорее чуть в сторону. Словно ему тоже неловко, как и мне. Хотя, думаю, с ним все иначе. Просто что-то не давало покоя. Неловко — мне.
— Будущий айнар готов спать на полу, уступив кровать рабыне? — попыталась усмехнуться я. От нервов. Я не знала, как себя теперь с ним вести. Все вдруг изменилось.
Халид глянул на меня, покачал головой.
— Я родился рабом, Ю. Сыном рабыни. Бастардом, совершенно ненужным своему отцу. Ты родилась свободной и желанной в своей семье. Потом все перемешалось. Так что разница не слишком велика. Я с детства привык спать хоть на земле, хоть на камнях, хоть сидя, хоть стоя в полном доспехе в походе, как только выдалась свободная минутка. На ковре спать удобно.
Он так говорил это — тихо, просто, как-то иначе, как я не привыкла. Я смущалась. Не могла понять…
Мы можем делать все, что хотим, на нас никто не смотрит. И больше не можем — в то же время.
— Ты не будешь мне мешать, — сказала я, очень стараясь не выдать голосом свое волнение.
Он усмехнулся, никак комментировать не стал.
Молча взял кусочек копченого мяса…
Тогда я попыталась еще:
— Ты говорил — это я тебе мешаю. Ты не привык, что в твоей постели кто-то спит, кроме тебя.
Он так и не стал есть мясо, покрутил в руках, положил на тарелку. Налил себе немного вина. Но и пить не стал.
— Уже привык. Вот отправлю тебя домой, и надо будет найти себе какую-нибудь симпатичную девочку… которая будет закидывать на меня ноги во сне, перетягивать одеяло и сопеть мне в ухо.
Усмешка на его губах. Это бы и звучало как усмешка, как шутка, если бы… не звучало как прощание. Халид смотрел в сторону.
Немного больно от этого.
Не нужно врать и притворяться, можно говорить честно. Но я…
— А мне дома кошка на ухо сопит, — сказала я. — Залезает ко мне на подушку, ложится рядом и сопит в ухо.
Он улыбнулся. Совершенно честно и тепло на этот раз.
Потом зажмурился на мгновение.
Взял, выпил вино.
— Надо будет завести себе кошку, — сказал очень ровно.
— Айнар может позволить себе завести кого угодно, — сказала я, честно стараясь говорить весело.
Он кивнул.
— Пожалуй. Я ведь никогда не планировал стать айнаром, был уверен, что с этим разберутся и без меня. Стать джайри — да, хотел. И то, больше для того, чтобы доказать своему отцу чего я стою, чтобы он обратил внимание на меня, чтобы мог мной гордится. Хотел показать, что я достоин его. Я гордился им… Но большего я никогда не желал. Так вышло.
- Почему?
— Почему вышло? С Кейлефом у меня свои счеты, личные. Я убью его, даже если буду уверен, что после этого казнят меня самого. Он не должен был стать айнаром. Он развалит страну за пару лет, продаст все Ленарте. А что не продаст, то… — Халид облизал губы. — Дело даже не в этом. Кейлеф не выгоден никому, он слишком жаден и будет грести под себя, и достаточно умен, чтобы не стать марионеткой в чужих руках. Его нельзя контролировать, но вести с ним дела тоже слишком опасно. Сегодня ты в милости, завтра тебя посадят на кол. Он слишком любит манипулировать сам. Джейлина не примут тем более. Керуш не хочет высшей власти. Не смейся, он идар-деке, он знает, о чем говорит. У него настолько все есть, что он не хочет рисковать. Он готов заниматься вопросами экономики, внутренними, но не внешними делами. У нас там, знаешь, какой змеиный клубок? Только подними голову и Дашваар сметут, словно и не было… У нас маленькая страна, Ю… Это сейчас немного затихли после Каянквата, но ненадолго. Керуш ездил послом еще при отце. Раза три съездил, потом сказал, что с него хватит. Потом меня посылали…
Халид болезненно сморщился, закусил губу.
— У меня никогда не было амбиций, кроме как стать достойным своего отца, — сказал он.
— Ты стал.
— Еще нет. Завтра увидим. Может быть, ничего и нет, кроме самоуверенности.
Он крутил пустой бокал в руке.
— Зачем ты говоришь все это мне? — спросила я.
— Не знаю, — сказал он. — Кому еще? Ты потерпи, это не долго. Мне, наверно, больше некому рассказать. Я же не могу сказать людям, которые рассчитывают на меня, что я боюсь, не знаю, как быть, что не хочу ответственности, что я не готов к такому грузу. Им нельзя это слышать, иначе мы проиграем. В полководце сомневаться нельзя. А ты… просто девочка…
— Эффект попутчика, — улыбнулась я.
— Что?
— Когда сокровенное легче рассказать случайному человеку, встреченному в пути, зная, что он тебе никто, и ты его никогда не увидишь. Легче, чем самым близким людям.
Он кивнул, что-то изменилось в его взгляде.
— Да, как-то так.
— Знаешь, — сказала я, — наверно, я ни о чем не жалею.
Он кивнул снова. Но промолчал.
— Ты же не против? — он влез ко мне в кровать. — Я не буду мешать.
Вернее, к себе, это же его шатер и его кровать. Он — к себе.
В штанах… ну, это белье, такие короткие нижние штаны до колена. Ясно давая понять, что просто спать, без всяких посторонних мыслей.
А я в длинной сорочке, прикрывающей попу.
Впервые так.
Я подвинулась, освобождая ему больше места.
Халид задул лампадку, влез под одеяло, лег на спину.
— Спи, Ю. Завтра сложный день.
Я повернулась к нему спиной, попыталась уснуть. Но разве уснешь? Вот так, после всего, не понимая, что ждет завтра. И вертеться нехорошо, я буду мешать. Старалась лежать тихо так долго, как только могла. Слушая его дыхание.
Он тоже не спал.
Потом повернулась на другой бок.
Халид открыл глаза, посмотрел на меня.
— Не спится?
— Нет, — я покачала головой. — Никак.
Он протянул руку под одеялом, коснулся моей руки.
Я осторожно накрыла его ладонь своей…
— Нет? — тихо спросил он.
Я…
— Не знаю.
Он улыбнулся.
— Я просто хотел сказать, Ю… я к тебе очень привязался за это время.
Я фыркнула. «Привязался». Как к котенку.
— Обижаешься? — спросил он.
— Нет. Я все понимаю. Просто… — вздохнула, собралась с духом. — Да, обидно.
Я должна сказать это, признаться, хоть самой себе. Когда признаешь — проще.
Он погладил мою руку, там, под одеялом. Нежно, пальцы — один за другим. Молча.
— Я не ребенок, Эле.
— Саир, — сказал он. — Наверно, это уже не важно, но мне было бы приятно, если бы ты называла меня так.
— Домашнее имя? Так называла тебя твоя мать? — я чуть замялась. — И сестра, да? Зачем?
— Просто это мое имя, данное при рождении, — он улыбался теперь чуть виновато. — Только и всего. Меня так давно уже никто не называл. Ты не моя сестра, и не ребенок — точно. У нас тут девушку в девятнадцать лет никому не придет в голову считать ребенком. Моя мать родила меня, когда ей было шестнадцать, и пятнадцать, когда родилась моя сестра. Это обычное дело. Да, ты похожа на Миту, но ты совсем другая. И ты мне очень нравишься.