— Ты ревнуешь, — сказал он. Просто, буднично.
— Ревную, — согласилась она. — Разве у меня нет поводов ревновать?
Он не ответил.
Тогда она поднялась, очень быстро обошла стол и уселась к нему на колени, обняв за шею. Что-то шепнула на ухо.
— Ильса…
— М-мм? — удивилась она. — Хочешь сказать, я должна уйти? Эле, ты хочешь прогнать меня?
Такое искреннее недоверие… И — нет, он прогонять не стал. Я видела, как он потянулся и поцеловал ее. Она полезла ладонями ему под рубашку…
Не надо смотреть.
Я закрыла глаза, пытаясь притвориться, что сплю. Можно было бы отвернуться, но я боялась напомнить о себе лишним звуком. Замерла. Только нос еще больше засунула под одеяло, тихо-тихо…
Я слышала его неровное дыхание в тишине, не знаю, что уж там делала эта Ильса, но ему явно нравилось… шорох… звук поцелуев… Я не смотрела. Но не слушать я не могла. Что мне делать?
— Эле… — ее сладкий стон.
Со стуком отодвинулось кресло, он поднял Ильсу, потащил на кровать, где-то по дороге стаскивая с нее платье. Она счастливо смеялась.
Она — рубашку с него. «Давай, подними руки» — так довольно.
Если чуть приоткрыть глаза — я могла видеть широкую спину Халида… шрам под лопаткой на спине. Широкие сильные плечи. Да, такой человек, пожалуй, может легко таскать девушку на плече, хоть через весь город. Он и не к таким упражнениям привык.
Тонкие руки Ильсы обвили его шею, ноги поймали и привлекли к себе, еще больше…
Я зажмурилась, окончательно нырнув под одеяло, стараясь не дышать.
Нет, я — вещь, о моем присутствии можно не думать. Неловко лишь мне самой, им двоим — плевать. И даже если айнар смотрит моими глазами… что ж, это не значит, что у взрослого мужчины не может быть личной жизни. Если айнару приспичит смотреть — это проблемы айнара, Халид у себя дома, в своей постели, со своей любовницей.
Ильса стонет… ей явно очень хорошо.
И скрип кровати… Глухое голодное рычание Халида. Потом словно звук борьбы… возни… и тихий смех. И «ай-ай, моя нога…» и «прости, сейчас», шепот и смех снова. Им весело.
Я даже и представить не могла, чтобы так хихикать в постели с Сашкой. Он бы обиделся, пожалуй… Он… ну, он трахал меня с таким серьезным, сосредоточенным лицом, словно все правители нашего мира следили за ним и оценивали. Я тогда чувствовала себя скорее немного странно и немного неловко, мне казалось, я тоже должна делать все красиво и правильно, вот так же стонать, как сейчас Ильса… но не выходило. Не было у меня такой внутренней потребности — громко стонать. А делать это специально… я боялась, будет ненатурально, он не поверит. Будет хуже. Поэтому я пыталась просто шумно дышать… Глупо. Возможно, все от того, что мы с Сашкой плохо успели узнать друг друга? Всего-то полгода… Чего-то важного между нами не было. Опыта не было. Не знаю.
Он целовал ее.
Даже если Ильса рабыня, то все равно имеет право на его поцелуи тогда, когда захочет. «Не говори, не смотрит в глаза» — только для меня.
Я вдруг поняла, что ревную.
Ревную человека, при мысли о сексе с которым у меня от ужаса дрожали колени.
И все же, человека, который, судя по всему, спас мне жизнь… поступившись, возможно, своей гордостью… Нет, к чему гадать, я слишком мало понимаю еще, но очень хочу понять. Что заставило его?
Человека, который, несмотря ни на что, отнесся ко мне по-человечески.
Он ничего мне не должен, я вещь.
И если вдруг сейчас он решит залезть и ко мне в постель, я буду кричать вовсе не от удовольствия, буду плакать и отбиваться…
Это забавно… странно, но забавно все равно.
Я лежала и ждала, пока все это закончится.
Возня, скрип и стоны, и снова тихий шепот, не разобрать…
Долго.
Потом стоны и скрип чаще. Резче. Так, что мне хочется зажмуриться даже под одеялом, заткнуть уши. Такие судорожные полувсхлипы-полувздохи, громко и так… томительно… замирая где-то на грани… и вдруг, словно что-то оборвалось — несколько мгновений тишины. Потом долгий выдох.
— Эле-е… а-ах… — невыносимо тягуче.
Слышно, как Халид перекатывается, ложится рядом.
— Все, можешь идти, — чуть хрипло, но совершено равнодушно говорит он.
— Сейчас? — в низком, подрагивающем голосе Ильсы удивление и обида. Она садится. Впрочем, обиды и удивления не слишком много, видимо подобное обращение — не в первый раз.
— Сейчас, — говорит Халид. — Мне нужно закончиться дела. Иди.
Она подчиняется.
Он — ее хозяин, невозможно сомневаться в этом.
Ильса вылезает из кровати, одевается. Ее шаги… и тихо хлопает дверь.
Халид тоже встает, находит штаны, натягивает. Берет кувшинчик со стола, наливает воды… Не торопясь.
Я поймала себя на том, что высунула нос и смотрю на него.
— Не спишь? — спросил он вдруг, не оборачиваясь.
О-оо… и я готова сквозь землю провалиться!
Ответить?
— Ты должна спать в моей спальне, барга, так что привыкай, — сказал он. — На самом деле, в моей кровати, но на сегодня хватит. Должна есть из моей тарелки. Везде сопровождать меня. Теперь ты — моя тень. С этим придется смириться, и тебе, и мне.
— Да… — тихо сказала я.
Он усмехнулся.
— Принести тебе воды? — предложил так просто.
Подошел, поставил кувшинчик рядом со мной.
У него шрамы на груди, на руках… на руках особенно много. И лицо, шея — намного темнее, чем грудь. Он проводит много времени под солнцем, но вовсе не на пляже.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Я села, все еще кутаясь в одеяло. Платье на мне такое, что я все равно, что голая.
— Юля.
— Хорошо, — сказал он. — Меня ты будешь называть Эле-энке.
Я кивнула.
— А… Халид?
Он тихо фыркнул.
— Халид — это не совсем имя, прозвище, когномен. Для равных и тех, кто стоит выше меня. Тебе не стоит называть так. Малькере — родовое имя, для официальных церемоний. Эле — персональное имя, публичное… хотя, по большому счету, и не совсем имя. «Господин Эле» — то, что тебе нужно.
«Ю, вот ты где»…
— А Сар? — вдруг не удержалась я, и тут же прикусила язык. Это все сны. Это… Там, во сне, это же не он? Не может быть…
Халид нахмурился.
— Не знаю, где ты слышала, — сказал он. — Саир — семейное имя, только для близкого круга.
Отвернулся.
Не для меня…
Сны?
И все же — правда? Это реально имеет значение?
И это задело его, я видела. Чувствительно так задело, хоть он и старался не показывать, но… выпрямилась и напряглась спина…
— Постарайся поспать, Ю, — сказал он. — Если что-то нужно — говори. У меня еще дела.
5. Купаться в одной купальне
— Ю, вставай. Нам пора.
Он коснулся моего плеча.
Я дернулась, открыла глаза.
Халид стоял передо мной, одетый в кафтан шафранового цвета, куда более свободного покроя, чем вчера, и мягкие широкие штаны на два тона темнее. Явно готовый к выходу.
— Скоро полдень, — сказал он. — Одевайся и будем завтракать.
Мне тоже приготовили шафрановое платье. Простое, свободное, но такое мягкое, тонкое, длинное, до середины икры. Открывающее плечи, но все остальное прикрывающее отлично. С широким поясом под грудью. Я даже засмотрелась на себя в зеркало — удивительная красота. Желтый мне идет.
— Нравится? — Халид улыбался, разглядывая меня.
Очень.
Вот правда обуви мне не полагалось, но это я уже готова пережить, всегда любила ходить босиком. Зато, наконец, нормальное платье! Как мало мне нужно для счастья.
Завтрак во внутреннем тенистом дворике. Низкий стол, такое же низкое кресло, слегка напоминающее шезлонг, подушки рядом.
— Правила хочу объяснить сразу, — сказал Халид. — Ты сидишь на полу рядом со мной. На подушках. Не берешь ничего сама, но можешь есть из моей тарелки, пить из моего бокала, и только после того, как я разрешу. Своего тебе не положено. Ты можешь есть только руками. Это понятно?
— Да.
Я кивнула испуганно. Кажется, с едой тут будут проблемы…
От этого немного не по себе.
Халид улыбнулся, видя мое смущение. Оглянулся, прошелся, взял у соседней стены еще одно кресло, принес, поставил напротив.
— Садись, — сказал он. — Дома, тем более наедине, это не обязательно. Но запомнить надо. Ешь все, что хочешь, я уже завтракал. Ты слишком долго спишь.
Кажется, его это слегка забавляло.
Ох, я и без того сова, а после всех этих переживаний я долго не могла уснуть, и потом… Халид явно встает раньше. Ничего, я привыкну, это не самое страшное.
На столе были фрукты, какие-то пироженки, булочки, нарезанное тонкими ломтиками мясо, сыр, в мисочке — творог с ягодами и медом, еще какие-то блинчики, воздушный омлет с зеленью.
А ведь я только завтракала вчера, а когда нормально ела до этого — страшно подумать.
И все так вкусно. Сначала смущалась немного, но Халид смотрел благосклонно. Сам он почти не ел, только выхватил пару кусочков сыра и какой-то маленький пирожок.
Я уплетала омлет с пироженками за обе щеки…
— Кофе обычно наливает женщина, — сказал Халид, взял кофейник, принялся разливать в две чашки. — Если есть, то хозяйка дома, если нет, то для меня всегда наливаешь ты. Если нет женщин, то младший по возрасту или положению. Не дергайся так, просто запоминай. Я вырос не во дворце и к церемониям не привык, но при посторонних придется соблюдать этикет.
— Да, я поняла.
— «Да, я поняла, Эле-энке».
— Да, я поняла, Эле-энке, — повторила я.
— Хорошо.
Он наблюдал за мной слегка снисходительно, свысока, словно за котенком, подобранным на улице.
«Не во дворце»? И все же, он выглядел до крайности благородным принцем. Его манеры, его осанка, его движения, такие свободные, небрежные и, в то же время, изящные — все разом, его капельку высокомерный взгляд. Его руки — довольно крупные, с мозолями от оружия, но в то же время тонкие длинные пальцы… В нем чувствовалась сила, не только физическая, и привычка к власти. И если он обращается со мной так мягко, то только потому и до тех пор, пока сам того хотел.