— Ему не нравится, что айнар поставил тебя над ним и заставляет слушать советы.
— Еще бы ему нравилось. Так что тебе лучше пойти к Фарису сегодня. Можешь считать, что это приказ.
— Я не переживу, если с тобой что-то случится, Эле.
Халид поцеловал ее в лоб.
— Ничего не случится. Если уж я умудрился пережить смерть отца и брата, смену власти, то теперь… Ничего не случится, Ильса. Но мне так будет спокойнее.
Она уткнулась носом ему в плечо, долго стояла так.
Халид гладил ее волосы.
Сын рабыни… Значит, они выросли вместе. Вернее, Халид, наверно, лет на десять старше, но все равно. Потом Халид стал господином… «Даган» — это войско, я слышала уже, как легион. Его отдали служить. Сейчас он джайри, как генерал… легат легиона. Да еще и советник при айнаре. Добился всего своим умом?
А Ильса всегда была рядом?
Если так, то она, наверно, имеет право вести себя, как ревнивая жена.
Он отдает ее, желая счастья и безопасности.
А ведь он, наверно, мог бы жениться на ней сам, если бы захотел? Фарис же может.
— Последний раз! — вдруг попросила Ильса. — Сейчас.
Он усмехнулся.
— Фарис уже ждет тебя.
— Фарис все понимает, — сказала она. — Я хочу запомнить тебя, Эле. Хочу запомнить твои руки, твои поцелуи. Я хочу тебя. Последний раз.
— Хорошо, — он ладонью прижал ее к себе, она засмеялась.
Взяла его за руку, повела.
— Барга, ты должна идти за своим господином, — небрежно окликнула меня через плечо.
А Халид, мне кажется, и вовсе забыл о моем существовании. Он промолчал. Он обнимал Ильсу…
— Ох, Эле, — Ильса сладко вздохнула. — Я буду скучать.
— С Фарисом все не так?
— Самонадеянный болван! — она засмеялась, толкнула его в бок. — Сила это еще не все! Фарис умеет играть с женщинами в такие игры, какие тебе даже и не снились!
— И что же он умеет такого?
— Учись сам! — Ильса шла рядом, уже довольно улыбаясь, обнимая его, я на несколько шагов позади, снова отчаянно краснея. — Когда я была с ним последний раз, — говорила Ильса, — то кончила, наверно, десять раз за ночь! Я думала что умру! О-ох! Ты не представляешь!
Халид только фыркнул в ответ.
— И еще, — сказала Ильса, вдруг неожиданно серьезно, — он не выпихивает меня из своей постели, как только кончит сам. Потом, после всего, я заснула у него на плече. А когда я проснулась утром, он обнимал меня во сне.
В ее голосе скользнули обида и слезы. Страшная обида.
— Ну и правильно. С ним тебе будет лучше, чем со мной, — сказал Халид.
— Да! Я стану Ильса-аджу! И у меня наконец-то будут дети. Эле, я так давно хотела детей! Наших с тобой…
Я чуть-чуть отстала. Шла за ними, но очень старалась не слушать — это все личное… совсем не касается меня. И все же, я вдруг поняла одно — Халид Ильсу никогда не любил. Да, она дорога ему и ему с ней хорошо. Но это не любовь. Не знаю, зачем мне это, почему волнует… и все же… это не любовь!
В спальне Халид повернулся ко мне.
— Ты можешь идти на балкон, — сказал мне. — Там тебе будет удобно.
Когда он позвал меня, Ильса уже ушла.
А балкон тот самый, что снился мне во сне… тот же вид, тот же город за стеной, внизу вымощенный розовыми плитами двор и зеленая листва. Я не могла видеть его раньше, но я видела во сне.
И даже кресло.
Я залезла в то же самое кресло, поджав ноги под себя. Здесь было удобно.
Река где-то рядом. Шум воды и шум города почти совсем заглушал звуки из спальни. Бурные такие звуки… потом, я слышала, как Ильса рыдала…
Потом стало тихо.
— Ю, ты можешь вернуться, если хочешь, — Халид вышел ко мне в тонком шелковом халатике на голое тело.
Я кивнула.
— Мне нужно закончить с бумагами для Фариса, — сказал он. — А ты должна постоянно быть рядом, в пределах видимости. Пойти погулять ты не можешь. Так что чем развлечь себя, думай сама. Шить, вышивать, читать книги, заниматься музыкой, если хочешь, я могу нанять учителя для тебя, вопрос не в деньгах. Подумай, и тебе принесут то, что ты хочешь. И не бойся странных пожеланий, меня сложно удивить. Лучше займись делом, чем просто сидеть и смотреть на меня.
В этом был свой резон. Раз уж я должна следить за ним, то пусть лучше не слишком внимательно.
— Да, Эле-энке, — сказала я. — Для начала, пожалуй, книги по истории. Я хочу лучше понять ваш мир.
— Хорошо, — он удовлетворено кивнул. — Хочу прояснить еще кое-что, Ю. Я не могу гарантировать тебе безопасности, так же, как не могу быть уверен в собственной. И моя жизнь мне дороже твоих нежных чувств. Если я что-то делаю, то у меня есть свои причины. Не для тебя. Ильсу я знаю с того дня, когда она родилась, знаю ее мать, ее братьев, и я готов позаботиться о ней. Тебя я знаю два дня, и у меня нет ни единой причины ради тебя рисковать. Я хочу сказать об этом сейчас, потому что девушки любят выдумать себе невесть что, стоит только обойтись с ними чуть помягче. Фарис прав, я скорее вижу ребенка в тебе. Я уже не мальчик и мне давно пора завести своих детей. Я знаю, что ты уже взрослая, но тем не менее… Ты должна спать со мной, иначе айнар будет недоволен. Но только в одной постели. Никакой близости не будет, по крайней мере сейчас, так что можешь не бояться. Трахать перепуганного рыдающего ребенка — не входит в круг моих интересов. Сейчас — лучше вернись в комнату. Книги тебе принесут.
Он говорил все это очень спокойно, холодно, по-деловому.
Немного больно… даже не знаю отчего. Но он прав — так лучше всего, расставить все точки над «i» одним махом. Обозначить границы, чтобы меня не занесло. То, что позволено Ильсе — не позволено мне. Я рабыня, подарок, навязанный ему против воли. И если он поступает со мной по-человечески, то это не значит…
Я все понимаю.
— Да, Эле-энке, — сказала я. И все же. — Я не ребенок.
Халид ухмыльнулся. С сарказмом. Таким едким сарказмом, что мне захотелось провалиться на месте.
Подошел, совсем близко, даже не в полушаге, а совсем… почти касаясь меня, так, что я чувствовала на лбу его дыхание. Один вдох и один выдох… так что я… нет…
Он нежно провел пальцами сбоку по моей шее.
Я зажмурилась.
— Вот именно поэтому, — тихо сказал он.
Потом просто развернулся и пошел заниматься своими бумагами.
Мне принесли книги…
Интересные, наверно, и, безусловно, умные… я сидела, смотрела и буквы прыгали у меня перед глазами. Пыталась читать.
Это так безумно все.
Чуть больше двадцати четырех часов я знаю этого человека. Как много можно узнать.
Чуть больше недели я в этом мире. Как многое может измениться. Словно целая жизнь.
Сейчас даже не верится, что я могла быть не здесь, что могла быть другой… что все было иначе. Словно сон. Я бесправная барга, которая не может поднять глаза на хозяина, не может иметь своих желаний, своих потребностей. Я должна есть из его тарелки, спать в его постели… Идти за ним туда, куда идет он.
И даже если он, в сущности, не плохой человек.
Даже если он сам того не хочет.
Халид сидит за столом, разбирает бумаги, что-то пишет… готовит соглашения, которые они обсуждали днем. Он должен закончить сегодня, потому что завтра на рассвете за ним могут прийти и, как сказал Менкар, схватить, раздеть догола, привязать за ноги к лошади и протащить через весь город, а потом отрубить голову. За то, что он поднял руку на сына айнара. Он ведь поднял. Он ударил Джейлина по ногам, сбил, не дал догнать меня. Возможно, потом сделал еще что-то, я не видела. Но даже этого хватит.
Наверно, Халид мог бы сделать что-то… мог бы пойти к айнару, поговорить, объяснить, что иначе было нельзя… что он не хотел… я не знаю, что тут можно объяснять. Но раз айнар настолько ценит его, что ставит советником сыну, этим можно было воспользоваться. Сделать хоть что-то.
Но он сидит здесь и пытается закрыть все дела.
Что будет со мной, если Халид умрет? Меня вернут айнару? Отдадут его сыну?
Наши жизни теперь связаны.
Он сидит, пишет… сосредоточенно хмуря брови.
Потом поднимает взгляд на меня.
— Ты не читаешь, Ю?
Я…
— Читаю, — сказала я. — Просто знаешь… я, наверно, пытаюсь понять, что произошло со мной. И как быть дальше.
Он улыбнулся.
— И как? Выходит понять?
— Нет, но… — мне вдруг стало немного стыдно. — Прости. Я, наверно, мешаю тебе?
— Не мешаешь, я уже закончил.
Он собрал бумаги в стопку, поднялся на ноги. Потом сам подошел ко мне и так, по-простому, сел на пол, напротив, приготовившись слушать.
— Я… не знаю… — что мне сказать? — Мне страшно, я не понимаю тут ничего, не знаю, как себя вести. Не знаю, откуда ждать беды… или даже смерти. В моем мире я не думала о таких вещах, моя жизнь была спокойной и простой. Хорошая семья… меня любили, баловали, у нас все всегда было, я ездила отдыхать, я получала самые новые телефоны на день рождения… это… не важно. Я хорошо училась в школе, потом поступила в университет. У меня были друзья, у меня… были планы. А потом вдруг все это оборвалось. Дома я знала, кто я и чего хочу. А тут… Я боюсь на самом деле превратиться в тень. Не поднимать глаза, не говорить, не решать ничего сама… Я всего боюсь — смерти, боли, насилия, унижений… собственной беспомощности, наверно. И я не знаю, как быть.
Халид сидел и смотрел на меня очень внимательно, чуть-чуть снизу вверх.
— Если ты можешь говорить о таких вещах сейчас, все не так уж плохо, Ю, — он немного улыбался, чуть насмешливо. — Значит, у тебя крепкие нервы, ты сильная и до отчаянья еще очень далеко. Не бойся, в тень ты не превратишься. Все самое важное так и останется в тебе. Самая суть. Ее сложно потерять, сложно избавиться. То, кем ты была изначально — будет вечно жить в тебе. Вот я… что бы ни делал, кем бы ни стал сейчас, все равно, так и остался беспечным и вечно голодным сыном прачки с плантаций, мечтающим о славе своего отца. Как бы меня ни лупили за это, пытаясь выбить дурь, какие бы учителя потом ни занимались со мной — это не изменилось. Похоже?