Шери, правда, тоже не поздоровилось. Он отравился — то ли ослицей, то ли собственным гадким характером. За несколько дней бедняжка исхудал до жалких двадцати восьми килограммов, и мы с Рони повезли страдальца к ближайшему ветеринару — в Иерихон. Местный араб-ветеринар имел дело с серьезной скотиной, домашних любимцев жители пустыни к нему на прием не таскали. Тем не менее он выписал рецепт на уколы, вкатил Шери первый из них и даже отказался взять с нас плату, настолько данный случай выходил за рамки его привычных профессиональных обязанностей. А может, это был жест доброй воли по отношению к еврейским соседям. Так или иначе, я была очень благодарна и тронута, а балда Шери — спасен.
Летом Рони решил на мне жениться. Не думаю, что повлияло дурачество Ури, рухнувшего в столовой на коленях и под аплодисменты зевак предложившего мне руку и сердце. Просто, наверное, решил, что пора подать остальным товарищам правильный пример укрепления семейной ячейки. Наша свадьба будет первой в истории Итава.
Мама обрадовалась. Она сказала:
— Для тебя это большое счастье!
Я с мамой согласна, только она не знает, что это счастье вполне заслуженное. На улице Яффо приобретены подходящие обручальные кольца, а после долгих поисков в большом двухэтажном магазине «Паризьен» на Бен-Иегуде нашлось и платье, светло-кремовое, с поясом, расшитым серебряными ракушками. Долго примерялась к туфелькам на двенадцатисантиметровых каблуках, я в них такая высокая и очень тоненькая, но жалко покупать обувь на один-единственный раз, поэтому выбрала практичные бежевые босоножки. Все равно из-под длинного платья их почти не видно. Рони одалживает у Алона белую рубашку-косоворотку, черные брюки у него остались еще с архивных времен. Роль элегантных туфель с честью исполнят коричневые ботинки. По сравнению с остальными парнями — босоногими, в шортах и клетчатых рубашках — жених выглядит эталоном элегантности. Алон и Тали учат новобрачных пируэтам танго, причем жених осваивает это искусство в два счета, а невесту приходится дрессировать до самой свадьбы.
Вместе с Рони сходили в Иерусалимский раввинат. Там толстая тетка в платке, плотно повязанном на бритой голове, провела со мной подробный инструктаж о законах еврейской супружеской сексуальной жизни. В награду за их правильное исполнение рабанит обещала нам многочисленное потомство и неувядаемое взаимное влечение, но хитрить и нарушать пришлось немедленно, как только мы попытались назначить день радостного события, потому что оказалось, что свадьба, по мнению раввината, должна состояться не в удобную для нас дату, а лишь в те определенные дни менструального цикла невесты, в которые евреям разрешается приступать к исполнению заповеди «плодиться и размножиться». Рекомендованного раввина мы отыскали по данному нам адресу в религиозном районе Иерусалима. Молодой и симпатичный раввин охотно согласился ехать в далекий Итав, чтобы создать в Израиле еще одну счастливую семью, при условии что за ним пришлют машину, а невеста совершит ритуальное омовение в микве.
Наконец последние препятствия позади.
В утро своей свадьбы я вышла на балкон, заросший бугенвиллией, и сердце сжалось от красоты мира: от радуги в каплях полива, от изумрудной травы, от шуршащих листьями пальм, кобальтового неба, дорожки, окаймленной зарослями исполинских кактусов, от всего этого растительного великолепия, покоящегося, как в чаше, среди фиолетово-лиловых и золотисто-коричневых гор.
Такое прекрасное благословенное утро свидетельствовало о том, что трудный путь к этому месту, к этому дню был не напрасен. Я обрела свой рай, все в моей жизни замечательно, и дальше будет только лучше. Здесь родятся и вырастут наши дети, здесь мы с Рони проживем нашу жизнь среди друзей и потомков, здесь будет наш дом. На старости лет, за швейной машинкой, я буду рассказывать новичкам историю создания нашего кибуца.
Сколько сил и фантазии вложили обитатели Итава в нашу свадьбу! Рина всю последнюю неделю колдовала на кухне, ей помогали Дафна и еще три девушки. Площадь перед столовой украсили цветами, вход в дом молодоженов увили венками и лентами, а главное — все за нас рады.
В день свадьбы все вертится вокруг меня. После обеда Орит помогла сделать прическу. Тали, вспомнив театральные навыки, несколько неумеренно наложила грим. Все подруги наперебой восхищались моей красой, и меня распирала радость. Конечно, приятно быть красивой, но еще приятнее быть всеми любимой. Теперь невозможно сомневаться в том, что Рони меня любит. А иначе разве женился бы?
Из Иерусалима гостей доставили три заказанных кибуцем автобуса. В них прибыли мама, тетя Марина из Беэр-Шевы с двоюродной сестрой Линой, мамины коллеги, соседки и все ее подруги, включая тетю Аню. Все нас поздравляют, мама гордо хвастается перед знакомыми достижениями нашего хозяйства. Тетя Аня охает и ахает и не поминает свои мрачные пророчества по поводу безнадежного будущего двоечниц. Приехала сторонница Бегина Анат, поступившая по окончании армии в Иерусалимский университет. Остальные два автобуса заняла многочисленная родня Рони. Прибыл дядя Макс из Ашкелона. Добрались автостопом из Хайфы и Тель-Авива подружки по центру абсорбции Мира и Белла, привезла жениха-американца торжествующая Далия из Гиват-Хаима.
Городские гости в костюмах и в платьях, наши ребята в шортах и в клетчатых рубашках, девчонки — в многоярусных и разноцветных балахонах сарафанов. Утопающая в цветах площадь перед столовой волшебно освещена свечами и фонариками, из динамиков льется романтическая музыка. Мы въезжаем в широкий круг гостей, сидя в ковше увитого цветами трактора, и наше прибытие сопровождается гигантским фейерверком, звездами рассыпающимся в небе пустыни.
Прибыл раввин. Четыре конца покрывала над женихом и невестой держат два брата Рони и Ури с Алоном. Под толстой рифленой подошвой ботинка беспомощно хрустит стакан. Я прижимаю к груди брачный договор, счастливая тем, что Рони вписал туда миллион лир — не потому, что когда-нибудь будет в них нужда, а потому что так дорого оценил свое семейное счастье!
Начинается торжественный ужин за празднично убранными столами. Белые скатерти, цветы, пластмассовые стаканчики — родная столовка неузнаваема! Ицик произносит торжественную речь, выражая уверенность во многих последующих свадьбах и в блестящем будущем Итава. Ребята разыгрывают капустник, сначала объявив Рони предателем мужского братства местных холостяков, а потом, вытащив меня в середину круга, громогласно оправдывают отступника. Шекспиру они конкуренции не составят, но веселее быть не может. После танго новобрачных, во время которого Рони на ухо отсчитывает мне такт, мы до полуночи танцуем танцы попроще. Шоши веселится так, как будто наконец-то взяли замуж ее саму.
Лучшей свадьбы я не могла бы себе представить — в своем доме, со всеми своими друзьями и со своим любимым! А дальше будет только лучше и лучше — сначала свадебное путешествие в Эйлат, четыре дня в прекрасном трехзвездочном отеле «Кейсар», а потом — замечательная безоблачная жизнь!
От волнения хочется плакать.
По возвращении из Эйлата нас ждет тяжкая новость: Кушниры решили оставить Итав.
— Ребенок не может расти совершенно один, — повторяет Тали заученно. — Мы надеялись, что сюда придут другие семьи, что здесь будет детский садик, школа, но мы уже два года совершенно одни!
Хочется закричать: «Как же одни? А я? А все мы? Разве нам плохо было вместе смотреть „Апокалипсис сегодня“»? Но это не поможет, и я молчу.
— Всё, — хмуро говорит Амос. — С кибуцным экспериментом для нас покончено.
Оказывается, им предложили работать вожатыми в сельскохозяйственной школе. Становится ясно, что решение принято давно. И хотя оно понятно и разумно, но все-таки отдает предательством. Конечно, и до них кто-то не приживался и уходил, но Тали, Амос и Эсти — они же из первых! Мы же с ними с самого начала пути! Эсти росла у нас на глазах, нет в кибуце ни одной девушки, которая бы не дежурила у ее кроватки ночами! Она же — наша всеобщая девочка!
Тали начинает плакать, Амос хмурится, обнимает ее за плечи и уводит, всем своим видом свидетельствуя, как тяжко далось им малодушное решение.
— Зубы залечили и теперь уходят! — возмущается Эльдад. — Я счета видел! Талька семнадцать пломб поставила!
— Именно! Один их ребенок чего нам стоил? — поддерживает Рина. — Посчитай — сколько ее возили, за садик Наарану платили, из-за нее девчонки дежурили…
Упреки в адрес Эсти слышать невыносимо:
— Оставь! Дети — это не доходная статья хозяйства!
Но я тоже чувствую, что этот уход значит больше, чем просто исчезновение подруги и единственного ребенка в хозяйстве. Как будто их разочарование доказало всю бесперспективность эксперимента под названием Итав.
Так же, по-видимому, восприняли это и остальные «ветераны». Вдруг, словно очнувшись от прекрасного сна, огляделись вокруг и отдали себе отчет в неисчислимых сложностях и сомнительных выгодах пребывания здесь, у черта на куличках. Каждым овладел страх, что другие уже далеко впереди, а он — как дурак, застрял в тупике. Кому охота понапрасну растерять силы и время, проморгать собственные возможности и остаться последним, выключить свет?
— Для кого мы здесь вкалываем? — кипятится Эльдад. — Мы хотим построить свое будущее, а тут — пропасть долгов, черная дыра!
— Здесь невозможно растить детей! — поддакивает все еще незамужняя, но далеко загадывающая Рина.
— Здесь нет для меня девчонки, — покусывая травинку и глядя в землю, говорит Ури.
— У меня аллергия на солнце! — запальчиво заявляет Дов, озабоченно рассматривая родинку на груди.
— Сюда автобус только раз в день заходит!
— У меня все друзья — кто в Индии кайфует, кто в Таиланде гуляет, кто по Эквадору путешествует… Ребята в Гоа зовут…
Через две недели Тали и Амос погрузили на грузовик свои пожитки и укатили, наобещав навещать. Я смотрела вслед машине, а на душе была тоска, как будто меня забыли. Осиротевший детский домик заперли. Казалось, из кибуца улетучилась душа. Стало ясно, что этот уход означает конец счастливых времен.