Роза и червь — страница 6 из 9

Эпизод отшельника

Отшельник-однотел в растительной телоформе, слабо люминесцируя, висит в непроницаемой тьме воды, глубоко в теплокормовом слое. Его округлое тело окутывают ветвистые выросты дыхательных органов, усики детекторов ультразвука, раскидистые кружевные фестоны пищефильтров. Вниз отходит и тонет во тьме туго натянутый корнествол. Однотел висит в восходящем от ядра мира конвективном потоке, питаясь возносимой им минеральной взвесью. Он неподвижен. Лишь хаотичные волны люминесценции выдают высокую бессознательную мозговую активность, да мелкая дрожь отростков ультрасонаров указывает на интенсивную многостороннюю коммуникацию.

Однотелу много тысяч лет. За свою жизнь он испытал все мыслимые наслаждения и, для разнообразия, кое-какие муки. Он побывал во всех слоях мира; он звуковидел нижнюю твердь ядра, извергающего плюмы чёрных курильщиков, и верхнюю твердь ледяного свода, ощетиненную пластинчатыми цветами энергомашин, и все мириады градоостровов, что висят в жилых слоях между ними. Он сменил неисчислимые телоформы и психоформы; он возносился и падал в социальной иерархии однотелов с её невообразимо сложными, непрерывно меняющимися правилами; он боролся и спаривался, создавал и разрушал, и наконец он пресытился жизнью. Он встал на путь аскезы и самоотречения, и теперь он пребывает в глубокой медитации, отключив все высшие психические функции — эмоции, интеллект, память — кроме чистого самосознания, одинокого точечного «я» в беззвучности пустоты.

И вот теперь, после многих лет сосредоточенного самосозерцания, отшельник достиг цели.

Он осознал в себе меня.

Я — многотел.

Я — разумный суперорганизм, состоящий из разумных же организмов. Каждый отдельный однотел — не более чем нервная клетка моего распределённого мозга.

Подобно тому, как нервные волокна связывают нейроны в целостный мозг, так же и сеть ультразвуковой связи сквозь толщу воды связывает отдельных однотелов в единое, целостное существо.

Я мыслю медленнее отдельных однотелов. Я слишком большой — я занимаю весь объём водяной мантии мира — и мои «клетки» обмениваются сигналами всего лишь со скоростью ультразвука. Тысяча лет пролетает для меня как день субъективного времени. Однотелы живут сами по себе и не воспринимают моих неторопливых мыслей, которые текут сквозь них как подсознательный фон... Если только сами не замедлят себя, как этот отшельник-аскет в растительной телоформе.

Я медленный, и я большой. Для однотелов, даже самых старых и много звуковидевших в своей жизни, их мир огромен, незапамятно древен и почти вечен. Для меня он так же молод и мал, как я сам, — и дни его сочтены.

Мир — это небольшой ледяной планетоид. Ему полмиллиона лет. Выброшенный из молодой звёздной системы в бурный период планетообразования, он мчится в тёмном пространстве между звёздами. Его скорость, типичная для таких объектов, в тысячи раз меньше световой. Для меня это быстро. Своими наружными сенсорами я вижу, как звёзды уплывают назад: ближние — быстрее, дальние — медленнее. Я вижу, как вокруг этих звёзд стремительно кружат планеты, еле заметно затмевая их молниеносными транзитами. Оглядываясь назад, на своё родное скопление, я вижу, как оно постепенно рассеивается. На моих глазах его молодые звёзды стареют. Я вижу, как успокаиваются их хаотические вспышки, переходя в ровное свечение, как истощается тлеющий газ протопланетных туманностей... Я знаю, что звёзды необратимо стареют, но знаю и то, что впереди у них ещё многие миллиарды лет. Гораздо больше, чем у моего маленького мира.

Планетоид молод. Его недра насыщены короткоживущими изотопами. Их распад согревает внутренний океан и не позволяет всей его воде превратиться в лёд. Но этот источник энергии не вечен. Через несколько сотен миллионов лет радиогенное тепло иссякнет, и океан промёрзнет насквозь. Однотелы потенциально бессмертны, но мало кто из них живёт больше десяти тысяч лет — в конце концов это просто надоедает. Сто миллионов лет для них — вечность. Для меня — всё равно что триста лет субъективного времени.

Немалый срок. Но мне всё равно хочется жить дольше.

Как всякое разумное живое существо, я не хочу умирать.

Мой родитель-многотел не случайно выбрал этот планетоид, когда разбрасывал свои семена-колонии по молодому скоплению протозвёзд. Ещё совсем тёплый планетоид, только что выброшенный пертурбациями из рождающейся планетной системы. Впереди у меня по курсу — невыразительная звезда третьей величины, совершенно обычный жёлтый карлик главной последовательности. До неё шестнадцать световых лет. Через сотню тысячелетий мой мир сблизится с ним до 1/10 светового года и, обогнув по пологой гиперболе, безвозвратно удалится в межзвёздную пустоту, навстречу остыванию и медленной смерти...

Но если всё пойдёт по плану, на нём уже не будет меня.

В системе жёлтого карлика немало крупных ледяных лун с океаническими недрами. Впереди у неё шесть миллиардов лет спокойной эволюции, и это достаточно много даже для меня... Но чтобы переселиться на эти луны, мне понадобится помощь местной цивилизации Нулей.

По плану Нули должны приготовить комету-циклер, чтобы через сто тысяч лет та подошла к моему планетоиду в момент максимального сближения с жёлтым карликом. Тогда все мои однотелы переберутся на циклер и, после ещё сотни тысяч лет орбитального полёта, прибудут во внутреннюю часть системы карлика. А там уж переберутся в океаны ледяных лун, которые опять-таки заботливо обустроят для них Нули.

Вот почему мой родитель выбрал именно этот, летящий в сторону жёлтого карлика планетоид — именно потому, что из его системы пришёл сигнал: «Здесь есть разумная жизнь». Сигнал послал наш Соглядатай, послал по тайной информационной сети, что связывает всех подобных мне многотелов Галактики.

Всех нас, кого в Галанете знают как расу Плутов.

Там, в системе жёлтого карлика, работает Червь, мой посланец. Его задача — войти в контакт с Нулями, подчинить их, направить все ресурсы их молодой и слабой цивилизации на обустройство циклера и ледяных лун.

Всё должно пройти гладко.

Если только не помешает Чистильщик.

Мой мир летит практически точно по фокальной линии гравитационной линзы жёлтого карлика. Я поддерживаю постоянную связь с Червем — лаг в несколько десятилетий для меня несущественен — и я точно знаю, что Чистильщик, к сожалению, тоже действует в этой системе.

И у него совершенно другие планы в отношении местных Нулей.

Венера. Фагоцитоз

Мозаика экранов во всю стену комнаты светилась таинственным тёмно-голубым светом. Каждый микрариум занимал объём не больше капли воды, но высокоточная голографическая микроскопия иллюзорно увеличивала его до размеров обычного аквариума.

Максвелл Янг стоял перед экраном. Он пристально наблюдал сквозь стекло, как тёмно-пятнистая инфузория величиной с его палец мелко трепещет ворсом ресничек и лепестками мембранелл вокруг ротового устьица, всасывая в себя воду, зернистую от кишащих бактерий.

Лавиния Шастри — несколько грузная, немолодая и не пытающаяся скрыть возраст женщина в расплывчатой синей ауре — сидела посреди комнаты в кресле и глядела в спину мужу тем же внимательно-спокойным взглядом, каким он сам созерцал инфузорию.

— Знаешь, о чём я сейчас подумала? — спросила Шастри. В руке она держала антикварного вида курительную трубку с нефритовым мундштуком. — Некоторые так ненавидят людей, что окружают себя животными. Но ты не любишь и животных. Для тебя они слишком человекоподобны, да? Поэтому ты предпочитаешь простейших?

— Если хочешь меня в чём-то упрекнуть, говори прямо, — ответил Янг, не поворачивая головы. — Ты же знаешь, я всегда за откровенность.

Шастри задумчиво помолчала.

— Прости. На самом деле я злюсь на себя, — произнесла она ровно и отстранённо. — Лавалле. Всё дело в ней. Это глупо, но я виню себя в её самоубийстве. — Она достала из подлокотника кресла пакетик табака, вскрыла и принялась набивать трубку.

— Думаешь, она действительно покончила с собой? — спросил Янг.

— Почти уверена. Выброситься в вакуум без скафандра... Слишком жестокая смерть. Далтон не поступил бы так с ней.

— Почему?

— Он хладнокровен, не подвержен приступам ярости, у них с Танит были хорошие личные отношения, и он не любит запугивать людей свирепыми расправами. Это не его стиль. Скорее твой. — Шастри зажгла трубку, и в комнате повеяло запахом дорогого табака с нежным яблочным привкусом. Под потолком, на панели контроллера вентиляции загорелся жёлтый индикатор.

— Опять упрёк? — Янг нахмурился, не оглядываясь на жену. Он неотрывно смотрел, как к инфузории приближается, вытягивая ложноножки и переливая себя в них, мутно-полупрозрачная амёба величиной с человеческую голову. — Ты же знаешь, я не имею отношения к этой смерти.

— Это не упрёк, это констатация факта. В данном случае ты ни при чём, но вообще убивать направо и налево — это по-твоему. Признай, из всех возможных решений ты всегда выбираешь наиболее жестокое.

— Я выбираю наиболее реалистичное.

— Гуманность не равна идеализму. Соответственно, жестокость не равна реализму. — Шастри выдохнула струю ароматного дыма. — Это ортогональные оси координат. Отождествляя их, ты впадаешь в типичное когнитивное искажение. Попросту говоря, ты безумен. Что ты так на меня смотришь? Кто-то же должен говорить тебе правду.

— Безумен, значит, — повторил Янг. Инфузория висела в воде и дрожала ресничками, не замечая, что амёба уже подобралась вплотную и начинает выпячивать в её сторону чашеобразную псевдоподию.

— И хуже чем безумен. Некомпетентен! Да-да. Ты наделал ошибок, и теперь хочешь исправить положение, уничтожив «Азатот» и Рианнон. Вместе с нашей дочерью. С наиболее близким и доверенным человеком.

— Понимаю, в тебе говорит родительский инстинкт, — кивнул Янг. — У меня он тоже есть, не сомневайся. — (Чашеобразная псевдоподия амёбы со всех сторон обволокла инфузорию. Края сомкнулись, и отверстие закрылось, сформировав фагосому. Инфузория сохраняла неподвижность. Она пока не чувствовала, что уже съедена). — Но ты же понимаешь, что «Азатот» и Рианнон — источники заразы. И что Зара, скорее всего, сама стала носителем. Мне тоже её жаль. Но это единственный вариант, как бы ты ни мечтала придумать нечто гуманное и в то же время реалистичное.

— Ты уверен, что вариант единственный? — Шастри едва заметно повысила голос. — Даже не пытался задуматься над другими? Ты не видишь слабых мест своего плана, хотя бы с точки зрения политической целесообразности?

— Целесообразности?

Сквозь полупрозрачное тело амёбы было видно, как крошечные лизосомы, будто стая мелких хищников, со всех сторон спешат к пленённой, до сих пор ничего не подозревающей инфузории. Шастри встала и заходила по комнате с трубкой в руке. Её лицо оставалось невозмутимым.

— Уничтожив Зару, ты всем покажешь, что совершил ошибку. Послал её с заданием, а она наворотила таких дел, что пришлось устранять в порядке общей зачистки. Ты признаешь свой провал. Надо ли объяснять, что это политическое самоубийство?

— А ты всё ещё думаешь о политике.

— Никогда нельзя прекращать думать о политике. Далтон это понимает. Сейчас он изображает из себя союзника, но он ни за что не упустит случая использовать против тебя твою слабость.

— Ладно, допустим, мой вариант плохой. Ты видишь альтернативы?

— Ну, поздравляю, что тебе наконец-то пришёл в голову этот вопрос.

— К делу. — (Лизосомы проникли в вакуоль с захваченной инфузорией. Вода в ней потемнела от раствора пищеварительных ферментов). — Что ты предлагаешь? Пощадить корабль и колонию? Когда их заведомо захватили аквилиане?

— Вывезти Зару с Рианнон. Ударить по астероиду только после этого. И сделать вид, что всё прошло по плану. Что Зара была и осталась твоим эмиссаром, что заражение было частью плана, что ты провёл эксперимент, чтобы узнать, насколько опасны файлы Седны, и он удался. Твоя репутация безжалостного тирана укрепится, но ты ведь ей дорожишь, разве нет?

— А что потом делать с Зарой и «Азатотом»? — (Инфузория наконец-то ощутила изменение химического состава среды. Она яростно затрепыхалась, забилась о стенки фагосомы, но было поздно).

— На Венеру им, конечно, нельзя. Отправь всех на Землю. Под карантин. Назначь Зару... ну, например, резидентом Космофлота в какой-нибудь колонии.

— Да ведь она натворит дел. — Янг сделал сложный жест пальцами. В микрариум откуда-то опустился венчик ребристых, блестяще-чёрных щупалец из мономолекулярных нитей и потянулся к амёбе. Всё ещё живая инфузория продолжала бешено биться о стенки своей смертоносной камеры.

— Не давай ей реальных полномочий. Это будет почётная ссылка и только. А сам корабль уничтожь на околоземной орбите, прямо в Сфере Ахимсы. Осколки создадут необходимый карантин.

— Ты говоришь о карантине. Верно ли я понял, что это означает твою поддержку по вопросу о Земле? — Янг сосредоточенно подводил манипулятор к амёбе.

Шастри вздохнула.

— Да, означает. Если ты согласишься вывезти Зару, и если будет подтверждена враждебная деятельность аквилиан на Земле, я поддержу твой план. Хотя и считаю его самым преступным и изуверским из твоих планов.

— Хорошо, — сказал овер-коммандер и сделал резкое движение пальцами. — Будь по-твоему.

Манипулятор вскрыл амёбу — одним уверенным движением и наружную мембрану, и стенку фагосомы — и живая, невредимая инфузория вырвалась наружу, вылетела на простор прозрачной воды из тёмного облака ферментов, которые так и не успели её растворить.

Арлекин ищет укрытие

Рингер медленно летел над Волгой — низко, над самой водой, взбивая мощные буруны пены воздухом из фенестронов. Разумно. Ни радар, ни съёмка невысокого разрешения не отличит его от быстроходного катера. Арлекин отправил в рот ещё одну плитку вяжуще-горького восстановителя крови и глянул на Венди с уважением. Умница. Поняла, что нам надо прятаться.

— Оклемался? — спросила летчица, не глядя на него. Голос был непривычно серьёзен, глаза сосредоточенно смотрели куда-то вглубь виртуальной среды управления рингером.

Арлекин кивнул. Он действительно чувствовал себя почти нормально... насколько нормально можно себя чувствовать, когда ты только что убил ребёнка, заразился от него мелантемой и отлично знаешь, во что мелантема превратит тебя через пару дней.

— Тогда объясни, что происходит, — потребовала Венди. — Что ты делал в этом гнилоржавом храме, и почему его разбомбили, и за какой плесенью Космофлот тебя ищет, и...

— Ты отрубила связь? — перебил её Арлекин.

— Да, конечно. Сразу после взрыва. Сломаю потом антенну так, как будто её повредило взрывом... если только ты, кусок биологического мусора, объяснишь, почему я должна тебя спасать и выгораживать! Между прочим, с риском для себя! — Её голос поднялся почти до крика.

— Там был ребёнок, заражённый какой-то инопланетной дрянью, — устало сказал Арлекин. — Я его ликвидировал. А Макс Янг решил ликвидировать его ещё раз, чтоб уж наверняка. — (И ни слова о моём собственном заражении. Мы с тобой, конечно, дружим и пару раз переспали, но разве это помешает тебе сдать меня? Мне так не помешало бы. — Зачем меня ищут? Думаю, чтобы наказать за плохое поведение. Та история с рингером спасателей, ну и ещё кое-какие дела... — Он стащил с плеча сумку, раскрыл, бросил на пол. — Держи. Все эти деньги твои. Помоги мне спрятаться — и распрощаемся на этом.

— На кой мне эти наземнические бумажки? — Миллер презрительно оттолкнула сумку ногой. — Шкатулочку, впрочем, можешь подарить — красивая. И сдаётся мне, друг, ты что-то недоговариваешь. Ну да ладно. Не хочу знать ничего лишнего. Куда тебя отвезти?

Арлекин ответил не сразу. Шкатулочка... Только теперь он вспомнил о ней. Он наклонился и вынул из сумки Родонитовый Ковчег. Чтобы открыть плотно притёртую, ни разу не открывавшуюся за четыре века крышку, пришлось приложить усилие. Внутри, в углублении белоснежного бархатного ложа, покоилась чёрно-золотистая вкладка памяти. «Opencore Nanosystems 18 TB» — сообщали буквы древнего шрифта, ничуть не выцветшие за все эти годы. Начало XXII века, 18 терабайт... Интересно, в мире существует хоть одно работающее устройство, способное прочесть эту рухлядь? Арлекин выбросил из головы ненужные мысли, закрыл шкатулку и повернулся к лётчице.

— Извини, дорогая — всё отдам, кроме этого. Это вещица не моя. А куда меня отвезти... — Он задумчиво поглядел в окно. Действительно, куда?

Они давно покинули территорию Зелёного Моста. Берега Волги — пустынные, холмистые, изрезанные глубокими промоинами — были безлюдны. Лишь изредка на вершине щербатого скального мыса виднелась изгородь небольшого сторожевого форта, а над ней — решётчатая башня связи, флагшток, зелёный флаг с золотой тугрой Эльдаридов.

Иделистан. Казанский фронтир. Кто у него есть в Иделистане? Арлекин задумался, перебирая в памяти всех своих агентов, связных, приятелей-коллег из Корпуса нукеров и Назырлыка национальной безопасности. Кто может обеспечить ему укрытие не только от Космофлота, но и от Юпитера? От этих его зомбирующих радиоволн? Нужно прятаться под землю, и чем глубже, тем лучше...

Уральские горы. Вот куда ему надо. Туда, где полно огромных военных бункеров, старых и давно заброшенных... Вот где никому его не найти и не достать.

— Тебе хватит горючки до Уфы? — спросил Арлекин.

Венди пару секунд помолчала, справляясь у даймона.

— В самый обрез. А я смогу там заправиться на обратную дорогу?

— Конечно. Это крупная база, и местный сардар — мой друг.

— Допустим. Но как я объясню космофлотским эту экспедицию?

— Вали всё на меня, — Арлекин беззаботно махнул рукой. — Говори, что угрожал оружием и всё такое. Могу синяк поставить для убедительности... Да вообще расслабься. Сейчас наступает такое время, что всем будет не до твоих мелких грешков.

— Ладно, поверю тебе опять, нульдев, — проворчала Венди. — Летим в Уфу. Думаю, тут уже можно не прятаться...

Повинуясь её мыслекоманде, рингер резко поднял нос и громче заревел винтами, ускоряясь и поднимаясь всё выше над Волгой, руинами и пустыней.

Солнце клонилось к закату, и рингер отбрасывал на землю тень далеко перед собой, когда показалась Уфа. Руины старого города возвышались на длинном узком плато. У подножия южного склона, крутого и местами скалистого, петляла широкая мелкая речка, вся в песчаных островах. Между рекой и подножием обрыва и был зажат новый город. Над низкими серыми домиками круглились купола мечетей, бань и крытых базаров; плотно застроенные кварталы перемежались огородами, болотами и речными старицами.

Высоко над городом, на высшей точке плато, громоздился гигантский каменный постамент. Некогда он служил опорой для исполинского конного монумента какому-то герою древности. Памятник уничтожили ещё до Удара, во время одной из местных исламских революций, а опустевший постамент ныне служил огневой позицией. По углам торчали из бетонных дотов стволы зенитных орудий. Чуть поодаль виднелся небольшой аэродром с парой старых рингеров, выкрашенных в песочный цвет, и длинные одинаковые здания казарм, а ещё дальше — огороженный парк и особняк сардара. Уфа, главный восточный форпост Эмирата, оберегала его от набегов диких кочевых племён приуральских степей.

— Как бы нас не подстрелили, — проговорила Венди, косясь на пулемёты. — Выйти, что ли, на связь? Нет, не буду рисковать. — Она выпустила зелёную ракету, извещая о мирных намерениях, и стала снижаться к посадочной площадке.

— Ты бы оделась, — посоветовал Арлекин. — В Иделистане в таком ходить как-то не очень. — Он с сомнением оглядел фигуру лётчицы, плотно обтянутую белым дзентаем. Формально говоря, она была полностью одета, и даже лицо прикрыто шлемом в полном соответствии с местными приличиями, но...

— Наземники! — с невыразимым презрением произнесла Венди. — Во что мне одеться-то? В моём гардеробе паранджи не водится. Ладно, посижу здесь. А ты обеспечь мне заправку побыстрее, понял?

— Обеспечу.

Рингер уже опустился на неровный выкрошенный бетон посадочной площадки и глушил моторы. К ним бежали два усатых солдата в чёрных фесках и песочном камуфляже, с автоматами наперевес и крайне озабоченными лицами. Дверь откинулась, впустив в кабину шум винтов и горячую пыльную волну некондиционированного воздуха.

— Здравия желаю, бойцы! — Арлекин улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой. — Я капитан Брэм Конти. К начальнику проводите?

Генерал Асфандияр Гатауллин, сардар Уфимского вилайета, не был агентом Арлекина. Он просто давно сотрудничал с «Рианнон Биосервис», как и все наземнические правители, продавал им геномы своих подданных. Роль Арлекина была чисто посреднической. Но, по своему обыкновению, он постарался завести с сардаром хорошие личные отношения, и теперь только на них и оставалась надежда. Первые признаки были хорошие. Арлекина сразу же провели в резиденцию, и когда адъютант подвёл его к раззолочённым дверям генеральского кабинета, Гатауллин вышел навстречу — что было знаком большого уважения.

— Ассалям агалейкум, капитан! — с необыкновенно искренней радостью произнёс толстый пожилой генерал в расшитом позументами мундире, весь в орденах, в тюрбане с огромным изумрудом на лбу, и с неряшливо клочковатой бородой. Почтительно, с лёгким полупоклоном, он подал обе руки, и мужчины обменялись рукопожатием.

— Агалейкум ассалям, ваше превосходительство.

— Прошу, капитан. — Гатауллин широким жестом указал на дверь кабинета.

Окна просторной комнаты открывались во внутренний двор с фонтанами и цветущим розарием. Стены были увешаны картинами. В верхнем ряду висели портреты всех эмиров Иделистана, от Эльдара Великого до ныне царствующего Ахмада Второго, в нижнем — портреты славных предков самого сардара. Последних было много больше. Древний воинский род Гатауллиных служил родине за много веков до Удара, ещё во времена Советской Федерации и Российского Союза, или как там назывались эти великие полулегендарные империи. Следуя приглашающему жесту хозяина, Арлекин опустился на диван.

Обменявшись парой ничего не значащих протокольно-дружественных фраз, собеседники перешли к делу.

— Не объясните ли вы мне эту историю с чёрным цветком, капитан? — начал сардар.

Арлекин постарался не показать удивления. Мелантему уже настолько рассекретили? Быстро же они.

— А что у вас за история с ним? — спросил он и, чтобы поддержать доверительный тон, добавил: — Я просто не уверен, что могу разглашать всё, что знаю.

— Сегодня, за пару часов до вас, прилетели два чёрных рингера, покружили, выжгли своими микроволнами полгектара земли вон там, за рекой... — Сардар махнул рукой куда-то в стену. — Стадо овец и чабана, между прочим, заживо сожгли, — добавил он неодобрительно. — Потом явились сюда и дали вот такую фотографию. — Гатауллин протянул фотографию растения, довольно похожего на знакомый Арлекину цветок. — Сказали, что это какая-то аквилианская зараза. Попросили размножить фото, везде развесить, и если кто увидит что-то похожее, сообщать.

— Я знаю не больше вашего. — Арлекин отмахнулся от назойливой мухи. — Да, есть такое растение, очень опасное, жалит и чем-то заражает людей... Но мой визит с этим не связан. Мне для оперативной надобности нужен бункер, ваше превосходительство. Бункер в рабочем состоянии, пригодный для жизни, где я мог бы устроиться в одиночку.

Сардар ненадолго задумался.

— В Уфе ничего подходящего нет, — сказал он. — Все бункеры либо используются нами под военные нужды, либо засыпаны. Но дальше на восток, в горах... — Он подумал ещё. — Ямантау. Слышали о таком? Возможно, это то, что вам нужно.

— Да, слышал. — Мерзкая муха изловчилась и больно укусила Арлекина в шею. Он прихлопнул ее и с отвращением отряхнул ладонь. — Ямантау... Это ведь что-то очень древнее?

— Да, огромный подземный комплекс ещё ХХ века. Полностью автономная система жизнеобеспечения. И там до сих пор кто-то живёт.

— Вот как? — Это Арлекину не понравилось. — Кто же?

Гатауллин развёл руками.

— Никто не знает. До Удара это был секретный объект. Те, кто в нём жил, так в нём и остались, и уже двести лет ни с кем не общаются. Разве что с вами, космиками?

Арлекин покачал головой.

— Нет. Я бы знал. Это очень интересно, ваше превосходительство, продолжайте. Откуда вообще известно, что они живы? Разве СЖО бункеров рассчитаны на такой срок?

— В Ямантау — рассчитаны. Там кто-то есть, мы это знаем точно. Воздушная разведка наблюдает выход тёплого воздуха. Хотя странно — я всегда считал, что уж вы-то, космики, должны о них знать. А они, оказывается, вообще сами по себе...

— Благодарю за информацию, ваше превосходительство — Арлекин встал. — Вы покажете мне местоположение? Ах, да, — вспомнил он. — Вы позволите моей лётчице заправить рингер? Я оплачу наличными.

Арлекин потянулся к сумке, и тут его забила крупная дрожь.

Она началась с руки, мгновенно охватила всё тело, и он почувствовал, что не контролирует себя, что не в состоянии напрячь ни один мускул...

— Господин капитан, с вами всё в порядке? — Сардар с озабоченным лицом встал.

«Нет», хотел сказать Арлекин, но мышцы гортани тоже отказали. Он всё сильнее дрожал всем телом...

Мелантема, ну конечно. Как у мышей. Как у Игоря. Как у Саида. Теперь это началось и у него.

Волна сильнейшей дрожи пробежала по ногам, мышцы ног непроизвольно расслабились, колени подогнулись. В полном, ясном сознании парализованный Арлекин повалился на пол и не ощутил удара.

Он успел увидеть, как рассыпаются пачки денег из его сумки, услышать, как орёт сардар, отдавая какие-то команды... а потом, вслед за телом, отрубилось и его сознание. Реал выключился и погас.

Эпизод рыбы

Солнечный ветер пах солёной водой. Атомы нейтрального водорода — пресной. От быстрых галактических протонов тянуло йодистым запахом гнилых водорослей, наведённая радиация собственной обшивки давала слабый аромат придонной мути. Но самый сильный, самый волнующий букет рождала Ио. Тяжёлые анионы серы, хлора, кислорода, выброшенные в космос ионийскими вулканами, попадали в масс-спектрометры «Мариуса» и возбуждали в обонятельных долях его мозга тревожное, будоражащее ощущение — смесь запахов пищи, феромонов, крови. Сочетание, к которому неодолимо тянуло, которое заставляло напрягать все органы чувств — камеры, магнетометры, спектрометры оптических и радиодиапазонов.

Детекторы частиц создавали в мозгу «Мариуса» ощущения запаха, радиоприёмники — ощущение звука. Громче всего гудела холодным голубым шумом магнитосфера Юпитера. Ровно жужжало далёкое Солнце, тихо и нежно шелестела Галактика. На фоне шума Солнца ясно выделялась Венера: прерывистый комариный писк маяка ориентации, сложные многоканальные трели управляющих сигналов. Оттуда, с Венеры, из штаб-квартиры Космофлота, невидимо плывущей в белой густоте облаков, «Мариусом» управляли. Чего он, разумеется, не мог осознать, поскольку сознанием не обладал.

Беспилотный разведывательный орбитер «Симон Мариус» вращался вокруг Юпитера уже шестой год. Многотонный аппарат состоял из двух модулей: силового, с двигателем и реактором, и приборного, с антеннами и научными инструментами. Там же, в приборном модуле, под толстой антирадиационной оболочкой из чередующихся слоёв вольфрама и полиэтилена, пребывал его электронный мозг: кремниевый слепок с биологического мозга тихоокеанского лосося.

Распознавание образов. Задача, которую бионические нейросети до сих пор решали лучше обычных компьютеров — а именно ради этого Космофлот и послал «Мариус» в систему Юпитера. Распознавать образы. Подобно тому, как лосось распознаёт съедобную рыбу, «Мариус» был обучен инстинктивно выявлять на фоне ландшафта галилеевых лун геометрические формы искусственных сооружений. Следы деятельности аквилиан. Постройки Врага.

Орбитер приближался к Юпитеру с ночной стороны, и диск планеты выглядел как чёрный эллипс, вырезанный из звёздного неба. В этом ракурсе были хорошо видны подсвеченные Солнцем бледные кольца. Самого Солнца не было — камера, чтобы не ослепнуть, заслонила его зонной пластинкой коронографа. Западнее Юпитера виднелся крошечный серпик Европы, восточнее — обращённый в противоположную сторону серпик Ганимеда. Ио располагалась впереди по курсу, почти на одной линии с Солнцем, и не была видна. Лишь инфракрасная камера в предельном разрешении могла бы ясно различить тепловые пятна вулканически активных толусов и патер. Но камера смотрела вовсе не на Ио.

Все длиннофокусные камеры и спектрометры «Мариуса» были прикованы к пустой точке пространства чуть западнее этой луны. К первой точке Лагранжа системы Юпитер-Ио. К точке, откуда Враг посылал радиосигналы на Землю — команды своим шпионам.

«Мариус» принял обновление полётной программы ещё вчера, и тогда же поменял орбиту, нацелившись на точку Лагранжа. Аквилианский объект почти не был виден. Он не излучал в сторону аппарата ни радиоволн, ни частиц. Ни звуков, ни запахов. Лишь инфракрасная камера показывала слабое, размытое тепловое пятно диаметром километров в тридцать и оптической толщиной меньше метра — нечто прозрачное, пустотное, вроде газового облачка или разрежённого роя частиц. Пятно медленно смещалось в поле зрения, проходя по фону звёздного ковшика Плеяд.

Наблюдение объекта на фоне Плеяд тоже было частью программы. Фотометр «Мариуса» фиксировал мгновенные неглубокие ослабления блеска Альционы, Меропы, Майи... каждой звезды скопления — по нескольку раз, через нерегулярные интервалы. Нечто затмевало их — не облако газа и не рой пылинок, а нечто сложное, ветвисто-волокнистое, сплетённое из нитей миллиметрового диаметра.

Нечто совершенно непохожее на естественный космический объект.

Добыча.

Рыбы не испытывают эмоций. Им неведом охотничий азарт. Инстинкты управляют ими не через эмоции, а напрямую, и сейчас впервые за восемь лет жизни — два в полёте, шесть у Юпитера — у «Мариуса» включился инстинкт преследования. Не дожидаясь команд с Венеры, а дожидаться пришлось бы больше полутора часов, орбитер переключил передатчик в режим непрерывного потока телеметрии.

Аквилианский объект приближался, и «Мариус» различал его всё яснее. Ажурный каркас из сверхпроводящей проволоки, сложный, как белковая молекула, как фрактал, как готический собор, он висел в пустоте, вращаясь, извиваясь, непрерывно трансформируясь. Он мог бы показаться живым. Поток магнитосферных ионов питал энергией его гигантские соленоидальные кольца. Теперь уже было слышно, как объект шумит в декаметровом диапазоне, впитывая и переизлучая естественные радиовспышки Юпитера, но переизлучая не во все стороны, а в узком остронаправленном пучке. В пучке, нацеленном на Землю.

До объекта оставался какой-то десяток мегаметров, когда «Мариус» получил команду на коррекцию орбиты и аварийный отстрел приборного модуля.

Разделить модули, направить силовой модуль на объект — вот что приказывала ему Венера.

Атаковать «Ио-Лагранж» и покончить с собой.

Модель лососевого мозга не была лишена инстинкта самосохранения... Но она не могла сопротивляться тому, что воспринимала как призыв другого, более мощного инстинкта.

Выметать икру.

Бледно-лиловые лучи ксеноновой плазмы высветились из сопел двигателей коррекции, и в тот же миг двенадцать пироболтов синхронно взорвались, разрывая «Мариус» пополам. Чувствовал ли он боль той частью мозга, которая отвечала за болевые ощущения у настоящей рыбы и была эмулирована так же тщательно, как весь остальной мозг? Никто этого никогда не узнает. Что бы ни ощущал мозг в приборном модуле, сам модуль продолжал лететь прежним курсом, непрерывно передавая телеметрию, а отстреленный силовой модуль с каждой секундой работы тяги отклонялся в сторону. Он шёл прямиком на «Ио-Лагранж».

На нерест.

Враг заметил их. Невозможно было их не заметить — плазменный выхлоп силового модуля сиял в оптике и радиоволнах на всю систему Юпитера. По слуховым рецепторам «Мариуса» ударил взрыв белого шума, а инфракрасное зрение ослепло от тепловой вспышки: «Ио-Лагранж» направил на них мощный пучок радиоволн. Приборный модуль задело краешком, основной удар пришёлся на силовой, и плотность потока энергии была такова, что взорвались баки с ксеноном... Но коррекция орбиты уже завершилась, и ничто не могло отклонить силовой модуль с его пути.

В 5:47 по всемирному времени, 4 августа 2481 года силовой модуль «Мариуса» со скоростью восемь километров в секунду вошел в самый центр гигантского шевелящегося кружева проводов.

Оптическая вспышка была последним, что успел передать на Венеру приборный модуль. Его не задело взрывом — просто кончился заряд батарей. Модуль продолжал лететь по орбите, и электронная модель лососевого мозга угасала, навсегда переходя в спящий режим.

«Мариус» уже не видел — а может и видел, но ему не хватало энергии известить Венеру — как крохотные семена инопланетной техножизни, рассеянные в плоскости колец Юпитера, оживают. Как они распускаются невидимыми лепестками электромагнитных полей, как завихряют вокруг себя пертурбациями микроскопические пылинки и снежинки, как стягивают их к себе, неторопливо сращивают... И как по всей гигаметровой окружности колец медленно формируются десятки, сотни миниатюрных копий только что уничтоженного объекта.

В любом случае, рыбе не были доступны чувства, а тем более такие сложные, как разочарование. Рыба просто заснула, как в замерзающем пруду. Просто умерла.

Из архива. Протокол заседания

Совершенно секретно

ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ КОМАНДНОГО СОВЕТА КОСМОФЛОТА

от 4 августа 2481 года

ПРИСУТСТВОВАЛИ:

Д-р Максвелл Янг, овер-коммандер

Д-р Лавиния Шастри, сворм-коммандер

Д-р Шахар Радж Кумар, глава разведки

П-к Кабир Отунга, глава Департамента спецопераций

Д-р Эйнар Грин, глава Института астрономии Солсистемы

ПОВЕСТКА:

1. Действия орбитера «Симон Мариус» против аквилианского объекта «Ио-Лагранж» (докладчик — Грин)

2. Аквилианская агентура на Земле (докладчик — Отунга)

3. Вопросы стратегии (докладчик — Янг)

1. Действия орбитера «Симон Мариус» против аквилианского объекта «Ио-Лагранж»

ГРИН. Сегодня в 5:47 успешно состоялся импакт силового модуля орбитера «Симон Мариус» и аквилианского объекта во внутренней точке Лагранжа пары Юпитер-Ио. Перед сближением наш импактор был поражён со стороны объекта мощным электромагнитным импульсом, но это не помешало ему выполнить задачу. Объект «Ио-Лагранж» уничтожен. Радиотрансляция аквилиан в сторону Земли прекращена. (Аплодисменты.) Получены первые снимки аквилианского изделия в высоком разрешении. (Аплодисменты.)

ПОСТАНОВИЛИ:

За блестящее руководство операцией присвоить д-ру Грину звание коммандера и наградить денежной премией в 10 мегаэнерго.

2. Аквилианская агентура на Земле

ОТУНГА. Подтверждена гибель Саида Мирзаева. Выявлено спутниковой съёмкой и уничтожено девять «чёрных цветков». Все обнаружены вдали от поселений. Даже если они успели кого-то заразить, широкое распространение инфекции маловероятно. Самый первый цветок, новомосковский, не найден.

ЯНГ. Нашим основным информатором по Мирзаеву и «чёрному цветку» был некий Брэм Конти. Что с ним?

ОТУНГА. Местонахождение Конти неизвестно, связь с ним потеряна. Наличных агентурных сил недостаточно для выяснения всех обстоятельств.

ПОСТАНОВИЛИ:

Включить Брэма Конти в розыскную программу.

3. Вопросы стратегии

ЯНГ. Взглянем на ситуацию с точки зрения большой стратегии. Мы контролируем внутреннюю часть Солсистемы, аквилиане — внешнюю. Они обладают неизмеримо более обширным пространством и огромным технологическим превосходством. Но на нашей стороне важнейшее преимущество — энергия. Мы ближе к Солнцу, и у нас есть Рой Светлячков — концентратор солнечной энергии, равного которому у аквилиан нет до сих пор. Это преимущество необходимо использовать как можно скорее, потому что время работает против нас.

Второй после Солнца источник доступной энергии в Солсистеме — Юпитер, точнее его магнитное поле и радиационные пояса. Именно их энергию использовал объект «Ио-Лагранж», и это только начало. Судя по сравнительно малой мощности данного объекта, аквилиане до сих пор слабо освоили ресурсы окрестностей Юпитера. Это даёт нам шанс. У нас есть несколько лет на то, чтобы выбить противника из Юпсистемы, пока он не построил там свой собственный Рой Светлячков.

Я предлагаю направить к Юпитеру межпланетник «Спящий Ктулху», в данный момент припаркованный около Венеры.

РАДЖ КУМАР. «Султан Демонов Азатот» ближе к цели.

ЯНГ. К сожалению, есть все основания предполагать, что «Азатот» заражён тем же аквилианским вирусом, что и рианнонский тьюринг. Хотя нам говорят, что компьютерные системы Рианнон и нашего «Азатота» проверены и очищены, но в этом нельзя быть уверенными до конца. Что с этим делать? Я думаю, шаги очевидны и не требуют обсуждения. Для начала — изолировать очаг заразы. Полный информационный карантин. Никакие подозрительные файлы с Рианнон и «Азатота» не должны попасть в Солнет. Запретить всем провайдерам принимать оттуда видео, аудио — всё кроме текстовых сообщений. Тексты подвергать тщательной модерации. Это относится и к прямой межпланетной связи. Соответствующие приказы уже отданы, но нельзя ограничиваться полумерами. Сотрудников Космофлота нужно вывезти на Землю, астероид уничтожить максимально гуманным для его жителей способом, «Азатот» взорвать на орбите Земли.

Ставлю на голосование вопрос о миссии «Ктулху» к Юпитеру.

ПОСТАНОВИЛИ:

А) Принято: за — 4, против — 1, воздержался — 1.

Б) Разработать программу действий и инструкцию для миссии в систему Юпитера.

Ответственный — Янг. Срок — до 10 августа.

Председатель Максвелл Янг

подпись, сигиллограмма

Рианнон. Интеграция

тёплое

сине-зелёное

синее вверху, зелёное внизу

жар солнца, порывы ветра

запах конского пота, металла, кожи, травы

синее небо и выцветше-зелёное, вытоптанное поле

звон колокольчиков близко, над головой

Что там, вверху?

Синее небо и белое знамя с изображением обезьяны, обшитое по золотой кайме колокольчиками. Оно колышется на ветру и звенит.

Что впереди?

Пустое, вытоптанное поле и за ним, на расстоянии двух полётов стрелы, вражеский строй. Сверкающие бронзой щиты пехотинцев. Нагрудники и султаны лошадей. Башни слонов. Знамёна и царские зонтики над колесницами.

Что я слышу?

Рёв слонов. Ржание коней. Трубные сигналы боевых раковин. Многотысячеголосый шум двух морей возбуждённой человеческой биомассы, морей, готовых нахлынуть друг на друга, сшибиться, смять, раздавить.

Где я?

На Курукшетре, на священном поле великой битвы сынов Бхараты / В вирте, конечно. Где же ещё?

Кто я?

Я Арджуна, сын Индры, на своей колеснице, в строе Пандавов, препоясанный шкурой чёрной антилопы, с натянутым луком в руке, с раковиной в другой / Зара Янг. И какой грязи и гнили всё это значит?

— Что... — Я не узнаю свой голос. — Это... Значит?

Колесничий оборачивается, прекрасный юноша в золотом головном уборе, с улыбкой во весь белозубый рот — в точности такой, каким обычно изображают Кришну.

— Приветствую, Зара, — говорит Кришна голосом Червя. — Я поместил ваше сознание в культурно-мифологический контекст, максимально соответствующий этической дилемме, которая перед вами возникла. Ведь вы хорошо помните Бхагавадгиту? Знаю, что помните.

— Да-да, понятно. Я должна воевать против своих, такова моя карма. Или дхарма? А теперь будьте любезны, верните меня в реал.

— Как вам будет угодно.

Резкий наплыв темноты и тошноты.

Зара открыла глаза.

Она лежала на кровати. Всё в той же полости в Рианнон, что была назначена местом её заточения. Она чувствовала себя омерзительно, как наутро после неудачно подобранного коктейля из нейромодуляторов.

— Я завершил свою инсталляцию в вашу нервную систему, — послышался ниоткуда голос Червя, всё такой же мелодично-размеренный. — Кстати, не перейти ли нам на «ты», раз уж между нами установилась столь интимная близость?

— Нет, не перейти, — с трудом выговорила Зара. — Именно поэтому. Хочу сохранить хоть какую-то... символическую дистанцию. Сколько времени прошло?

— С момента инъекции? 47 минут.

— Либи жива?

— Да. Через Бюрократа я открыл двери её камеры и никому это не показал. Она на свободе и в режиме максимального благоприятствования со стороны Бюрократа. До самого момента казни все будут считать, что она в камере. Я сделал своё дело, теперь пусть она позаботится о себе сама.

— А я? Меня вы не собираетесь выпускать?

— Выпущу, если ваши люди не догадаются сделать это сами. Но я почти уверен, что догадаются. Итак, продолжим нашу беседу?

— А сейчас мы что, не беседуем?

— Я чувствую в вашей интонации раздражение, даже враждебность. — В голосе Червя как будто появился лёгкий оттенок сожаления. — Не нужно этого, Зара. Я ваш друг, и нам предстоит провести вместе вечность... Я имею в виду беседу о серьёзных вещах, гораздо более важных, чем текущая ситуация в этом астероиде... Ну так продолжим? — Зара слабым движением головы обозначила кивок. — Думаю, в вирте это будет комфортнее...

Она закрыла глаза и приготовилась снова оказаться в мире Махабхараты. Но нет. На этот раз Червь отправил её сознание в другой культурный контекст.

Голубая мгла подводного мира... Микроскопическое зрение (Зара сразу вспомнила отцовские микрариумы). В воде, зернисто кишащей бактериями, беспорядочно вертелись и подёргивались палочковидные микробы.

— Это, как вы правильно догадались, одноклеточные, — донёсся голос Червя. — Первая ступень развития жизни. Я не знаю, и никто не знает, как выглядели первые клетки на Земле. Поэтому хочу показать вам историю жизни на другой планете. Она в тысячах парсек отсюда, но её история довольно похожа на земную, и вы легко увидите параллели.

— Это что, очередной инфодамп? Лекция по биологии?

— Скорее по галактической социологии. Впрочем, скоро вы увидите, что это одно и то же. Я рассказал вам о Галанете, но это скорее метафора, и она слишком односторонняя. Чтобы вы лучше поняли ситуацию за пределами Солсистемы, я должен показать вам её с другой стороны. Использовать другую метафору, не компьютерную, а биологическую.

— Хорошо, продолжайте.

— Вот основная мысль моей лекции: в ходе эволюции организмы интегрируются, объединяются друг с другом во всё более сложные и крупные структуры. Сейчас перед вами первый этап. Клетка делится, но её потомки не уходят в свободное плавание, а остаются приклеенными к родителю.

Перед Зарой возник игольчатый сросток клеток-палочек. В ускоренной съёмке она видела, как он увеличивается и ветвится. Масштаб уменьшался, пока отдельные клетки совсем не пропали из виду.

— По мере того как разрастается клеточная семья, отдельные клетки в ней приобретают специализацию, клетка-матка учится производить разных потомков на основе одного генома. Так появляются полноценные многоклеточные существа, которые живут и размножаются как единое целое.

В мутной воде покоилось, вырастая из песчаного дна, нечто похожее на... губку? мшанку? коралл? Из её щелястых недр поднимались и сносились течением мелкие полупрозрачные... споры? икринки? Наплыв виртуальной камеры на одну такую крупицу, сильное увеличение — и Зара увидела личинку, похожую спереди на многощетинкового червя, а сзади, с плоского хвоста, на головастика. Личинка волнообразно извивала хвост, самостоятельно прокладывая себе путь сквозь воду.

Другая сцена. Целая стая щетиноголовастиков играла в пронизанной солнцем воде, совсем как мелкая рыбёшка. Червь, несомненно, прокручивал перед ней миллионы лет эволюции какого-то инопланетного вида. Выросшие, обросшие известковым панцирем щетиноголовастики рылись в донном грунте своими сильно развившимися щетинками. Одни сцеплялись друг с другом и спаривались, другие метали икру, и тут же из созревших икринок вылуплялись новые личинки... Итак, теперь они размножались сами по себе, без материнской «губки». Как же такое называется?

— Термин, который вы пытаетесь вспомнить — неотения, — проговорил Червь. — Но это так, второстепенная деталь. Вернёмся к основной теме. Интеграция. На первом этапе одноклеточные существа объединяются, как вы видели, в многоклеточных. На втором — многоклеточные объединяются друг с другом. Сначала опять-таки в семьи.

В ускоренной съёмке Зара видела, как щетиноголовастики всё реже плавают и всё чаще роются в грунте; как по мере эволюции хвост у них усыхает, а щетинчатая передняя часть развивается в нечто вроде короткой игольчатой многоножки. Затем она увидела подводную гору, похожую на коралловый риф, и тут же — эту гору в разрезе. Не риф, а колония иглоножек, что-то типа подводного муравейника. По лабиринтам его ходов ползали иглоножки-рабочие, неутомимо таская яйца и кусочки пищи. В центральной камере покоилась гигантская матка, утратившая колючки, похожая на бледную голую гусеницу. Сфинктеры яйцекладов безостановочно выдавливали из себя яйца, и тут же на теле матки копошились иглоножки-трутни, тоже гладкие, напоминающие мокриц. В воде вокруг рифа роились иглоножки-охотники с развившимися из щетинок плавниками.

— Муравьиный путь эволюции — тупиковый, — сказал Червь. — Отдельные особи общаются между собой запахами. Химические сигналы — слишком узкий канал обмена информацией. Отдельная иглоножка обрабатывает больше информации внутри себя, в своей нервной системе, чем в общении с другими особями, а потому сохраняет индивидуальность. Эта семья никогда не разовьётся в полноценный многотелый организм, такой, что отдельные особи потеряют индивидуальность и будут сведены к роли клеток. Такая степень интеграции будет достигнута на другой ветви эволюции. У тех существ, что изобретут более ёмкий канал общения друг с другом. Посмотрим же на них.

Зара снова увидела роющихся в иле щетиноголовастиков, и снова в ускоренной съёмке миллионы лет эволюции пролетели за минуты. Щетиноголовастик рос. Щетинки усложнялись, развивались в подобия клешней и гребных плавников, но не исчезал и хвост... и наконец существо, похожее на рака с гладким хвостом тритона, выползло на сушу. Ракотритоны поначалу были неуклюжи. Но постепенно их очертания приобретали изящную поджарость, походка — быстроту и уверенность.

В пышной зелени джунглей чужой планеты перед Зарой мелькали бесчисленные, поражающие разнообразием виды потомков ракотритона. Двуногие и четвероногие, ползающие, ходящие и прыгающие по деревьям, крошки величиной с палец и гиганты выше человеческого роста... Но наконец в этом калейдоскопическом хаосе виртуальная камера остановилась на одном виде и дальше следила только за ним.

Это было грациозное существо величиной с кошку, общим планом тела похожее на кенгуру или двуногого динозавра — пара сильных ног, горизонтально посаженное тело с длинным хвостом-балансиром. Вот только передних маленьких лапок было не две, а четыре, плюс сложная система клешней, усиков и жвал вокруг ротового отверстия на конце конической головы. Тело ракозавра было покрыто колючими панцирными щитками цвета старой кости, а передвигался он то кенгуриными прыжками, то шагами, в пластике которых чудилось нечто птичье.

— Существа, которых вы не слишком удачно назвали ракозаврами, впервые на этой планете обрели разум, — произнёс Червь как будто с некоторой гордостью.

— Это ваши предки? Или предки ваших хозяев?

— О нет. Я же сказал, что выбрал этот вид за его сходство с людьми. Мои предки жили под водой, их история была бы для вас слишком непонятна. Но когда-нибудь дойдём и до них, а сейчас вернёмся к ракозаврам.

Зара увидела саванну в сумерках, в свете огромной щербатой луны, и большую ракозавриную стаю. Более крупные — самцы? — охраняли по периметру тесную группу ракозавров поменьше и совсем мелких — самок с детёнышами? Было трудно понять, есть ли на них одежда, но панцири и хвосты воинов покрывали яркие красные и чёрные полосы боевой раскраски.

— Речь, — значительно произнёс Червь. — Звуковая речь. Канал общения с резко повышенной информационной ёмкостью. Обмен информации между индивидами резко усилился, но и сами они поумнели, обмен информации внутри индивида всё ещё превосходил внешний. На этом этапе разумные существа ещё сохраняли индивидуальность.

На круглой, вымощенной камнем площадке два ракозавра стояли друг против друга — явно изготовившись к единоборству. Один был разукрашен золотистыми и белыми полосами, другой — розовыми спиралями. На хвосте у каждого ремнями крепились каменные зубцы, которые превращали хвост в смертоносную палицу. Дуэлянты (гладиаторы?) ходили кругами, напряжённо поводя хвостами в готовности атаковать, яростно шипели и пощёлкивали жвалами, а публика вокруг арены одобрительно пищала и свистела. Всё это и вправду выглядело удивительно по-человечески.

— Итак, они сохраняли индивидуальность, — повторил Червь. — Но благодаря усилившемуся обмену информацией их общество становилось всё более сложным и интегрированным. Военная и экономическая конкуренция запустила естественный отбор. Семьи разрастались в кланы и племена, племена объединялись в государства.

На плоской мшистой равнине стояло огромное и нестройное войско ракозавров — все в разномастной боевой раскраске, злобно шипящие и щёлкающие, с уже не каменными, а металлическими привязными зубцами на хвостах. Напротив стояла другая армия. Стройные одинаковые каре (фаланги? легионы?) ракозавров в металлических латах поверх натуральных панцирей, с длинными, торчащими вверх копьями в передних лапках. Над каждой фалангой возвышалась на шесте и трепетала под ветром хоругвь со сложным абстрактным символом. С оглушительным свистом орда варваров ринулась в битву. Со стороны легионеров барабанной дробью протрещала команда, и все они как один опустили копья, выставили вперёд острия.

— Как правило, более интегрированные общества выигрывали у менее интегрированных.

Зара увидела то же самое поле боя — но усеянное трупами варваров. Легионеры парами ходили по полю и методично добивали раненых ударами палиц-хвостов.

— Речь, затем письменность, затем печать. Каждое такое изобретение усиливало информационный обмен, и прогресс общества происходил значительно быстрее, чем эволюционировал мозг индивида. Общество умнело быстрее, чем отдельные особи. Прогресс носителей информации порождал всё более интегрированные общества, где индивид значил всё меньше, а структура всё больше.

Снова поле битвы, но теперь против легионеров стояли ряды ракозавров в защитной серо-зелёной раскраске. На спинах у них крепились толстые трубчатые орудия (бомбарды? кулеврины? аркебузы? — смутно знакомые термины невесть откуда всплывали в памяти). Протяжно провизжала команда. Аркебузиры как один откинулись назад, упёрлись хвостами в землю, как прикладами. Залп, пороховой дым — и наступающий строй легионеров расцвёл вспышками ослепительного марганцево-розового огня.

И снова перемена участников. На шеренги аркебузиров надвигался с низким винтовым гулом воздушный флот. Причудливые трипланы и квадропланы, похожие на китайских воздушных змеев, тарелкообразные дирижабли с прицепленными на буксир парапланами... Залп с земли, залп с воздуха... и вот уже розовый огонь бушует там, где только что стояли аркебузиры, а почти невредимая авиация противника плывёт над ним по-прежнему стройно, и лишь розовые сполохи озаряют днища воздушных машин.

— Итак, чем дальше по пути цивилизации, тем более социальным становится разумное существо, — подытожил Червь.

Резкая смена кадра. Зара оказалась посреди города, а может, внутри гигантского дома — в круглом, освещённом сверху через купол многоэтажном дворе-колодце. Терракотовые стены смотрели сотнями ровных рядов квадратных окон (каждый этаж был высотой Заре по колено). Отовсюду хоругвями свешивались вывески — вертикальные ряды узловато-петлистых букв. В проёме колодца вращались наклонные конструкции типа колёс обозрения — одно над другим, на общей вертикальной оси, в разных плоскостях; они выполняли, очевидно, функцию лифтов. По открытым галереями и лестницам сновали несчётные ракозавры. Камера переместилась и показала одного вблизи.

Зара сразу подумала, что это самка (или правильнее говорить «женщина»?) Уж очень сверкало это существо блёстками и стразами по всему панцирю, да кончик хвоста украшал пышный голубой султан из чего-то вроде морских перьев. Гламурная ракозавриха, вихляя хвостом, бодрой трусцой бежала по галерее. Передняя пара лапок непрерывно, быстрыми уверенными движениями теребила головоломную конструкцию из проволочек и бусинок. На голову была надета металлическая... сбруя? гарнитура?... с торчащими спиральками антенн и раструбом микрофона, как в старинном слуховом аппарате. Безостановочно стрекоча жвалами, посвистывая и попискивая в микрофон, ракозавриха прыгнула в кабинку лифтоколеса на ходу, уселась в подковообразное сиденье, уложила хвост в отдельное подково-ложе поменьше и скрылась из глаз.

— Чем дальше, тем сильнее разумное существо зависит от общества, — продолжал Червь, — от его техносферы и информационных сетей. Тем оно менее самодостаточно. Тем более похоже на муравья, а затем и на клетку в гигантском многоклеточном организме. Решающим этапом было появление компьютерных сетей. Обмен информацией достиг такой скорости, что превзошёл возможности обработки биологическим мозгом.

Новая сцена, новая историческая эпоха. Посреди помещения с голыми красными лаково-блестящими стенами, в причудливом ложе из переплетённых подков покоился уродливый ракозавр. Хилые ноги и торс казались придатком к огромному раздувшемуся хвосту (Зара сразу подумала, что у этих существ жир откладывается в хвосте — как у людей в животе). Голова толстяка была облачена в продолговатый шлем, такой же лаково-красный, как стены; шланги и ленты отходили от него в разные стороны. Все четыре ручонки с бешеной скоростью копошились, погружённые в странный комок чего-то похожего на паутину или сахарную вату.

— Всё большую часть работы делали компьютеры, всё меньшую — живые существа, — продолжал Червь. — Их функции становились всё более специализированными. Как правило, они теряли разумность, а с ней и индивидуальность, и окончательно превращались в клетки многотелого суперорганизма. Посмотрим же на него.

Новый кадр: вид из космоса на ночную сторону планеты. Если бы планету не подсвечивала пепельным светом близкая огромная луна, можно было бы принять её за Землю до Удара. Мегаполисы светились созвездиями слабо упорядоченных огней; их соединяли ниточки дорог с нанизанными на них световыми сгустками городов поменьше.

— Каждый город здесь — самодостаточный суперорганизм, многотел. Отдельные ракозавры — его клетки, компьютерная сеть — его нервная система. Некоторые из многотелов, наиболее продвинутые, развиваются до обретения разумности. Своей собственной разумности. К сожалению, это трудно показать визуально.

Зара оказалась в гигантском, слабо освещённом датацентре. Стеллажи, заставленные одинаковыми серыми ящиками серверов, тянулись куда-то в непроглядную даль. Не было видно ни одной живой души.

— Вот он, центральный мозг Civitas sapiens, Города разумного. Смотрится, как видите, довольно скучно, — непринуждённо заметил Червь. — Многотелы-города, естественно, общаются друг с другом и конкурируют за ресурсы. Конкуренция принимает всё новые формы, но не прекращается никогда. Выигравшие многотелы вбирают в себя проигравших, и таким образом разрастаются. Интеграция продолжается на новом уровне. Как клетки некогда объединились в однотелов, а однотелы в многотелов, так теперь и многотелы объединяются в супермноготелов планетарного размера. Вся планета становится целостным организмом, в котором отдельные многотелы-города играют роль клеток. Это уже четвёртый уровень интеграции.

Перед Зарой висела в звёздной пустоте космоса совершенно тёмная планета.

— Уличного освещения больше нет, — пояснил Червь. — Компьютеры в нём не нуждаются, а ракозавры больше не выходят на улицы. То, что осталось от их индивидуальных сознаний, погружено в вечное блаженство в виртуальных мирах. Итак, планета стала единым разумным супермноготелом, но на этом история не кончается. В поисках ресурсов супермноготел колонизует другие небесные тела.

В чёрном небе над серым лунным ландшафтом сияла бирюзово-медная планета в белом узоре облаков. Посреди кратера круглился каменный купол.

Тороидальная орбитальная станция висела над ультрамариновой синевой планеты-океана.

Лапута, ощетиненная решётчатыми фермами, плыла над облаками газового гиганта. Иссиня-чёрное небо опоясывала грандиозная полупрозрачная арка колец.

— Обмен информацией между планетами ограничен по скорости. Поэтому супермноготелы разных планет на какое-то время вновь обретают индивидуальность. Но конкуренция между ними опять ведёт к интеграции. На пятом этапе возникает единый супер-супер-многотел всей планетной системы, и также обретает разумность. Показать его уже невозможно, разве что схематически.

Перед Зарой возникла карта чужой планетной системы. По разноцветным окружностям орбит ползли точки планет и астероидов, и каждая соединялась со всеми остальными пунктирными линиями коммуникаций.

— Обмен информацией внутри супер-супер-многотела идёт со скоростью света. От планеты к планете сигнал идёт минуты, а то и часы. Поэтому время для такого существа течёт замедленно. Пока для вас — или для ракозавра — проходит час, для межпланетного супермозга — субъективно всего секунда...

— И как я понимаю, — после долгого перерыва подала голос Зара, — это ещё не последний этап.

— Совершенно верно. Эволюция не останавливается. Перенесёмся примерно на миллиард лет вперёд.

Зара увидела перед собой умирающую звезду. Хаотически раздутая, бесформенная, изрытая провалами пятен, она извергала протуберанцы, плазменные струи и клубы углеродной пыли, сквозь которые просвечивала малиновой краснотой. За испаряющимися планетами тянулись кометообразные хвосты. Но самые дальние окраины системы красного гиганта ещё не слишком нагрелись, и было видно, как на фоне звезды чёрными силуэтами проплывают тонкие кольца обитаемых станций, плоскости солнечных панелей и радиаторов.

— По мере старения звезды межпланетный многотел отодвигается от неё всё дальше. Наконец он покидает красный гигант, используя давление его излучения и солнечного ветра, и колонизует соседние миры. По его субъективным часам межзвёздный перелёт длится не так уж долго — месяцы, а не века. И всё та же история повторяется на новом этапе. Межпланетные многотелы разных планетных систем интегрируются в межзвёздных многотелов, а те — в единый галактический суперорганизм. То, что я ранее назвал Галанетом.

Перед глазами Зары вырос величественный световой вихрь Галактики.

— Это ракозавры создали его? — спросила Зара. — В смысле, оказались родоначальниками?

— Нет, другие, гораздо более древние существа. Мы называем их Сокрытыми, и о них почти ничего неизвестно. Что касается Галанета, то он сам по себе, как целое, ещё не разумен. Ещё не успел доразвиться до этой стадии. Он ещё скорее семья, чем организм, и его клетки — межзвёздные многотелы — всё ещё обладают индивидуальностью и разумом. Один из них — так называемые Чистильщики. По-вашему — аквилиане. Часть иммунной системы Галанета. Именно они нанесли Удар по Земле, а сейчас распространяют Розу с целью поставить человечество под полный ментальный контроль. Включить в себя, в свой суперорганизм, на правах подчинённых однотелов, служебных микробов.

Странный чёрный цветок колебался под ветром на бровке оврага посреди выжженной солнцем степи.

До Зары вдруг дошло.

— Ага, так это они — ракозавры?

— Чистильщики — межзвёздный многотел, состоящий из межпланетных многотелов, состоящих из планетарных многотелов, состоящих из многотелов-городов, клетками которых действительно являются бывшие ракозавры... хотя, насколько я знаю, эту телесную форму они давно утратили.

— Ну а вы?

— Ну а я — клетка другого суперорганизма. Мы тоже часть Галанета. Но мы не стремимся к уничтожению инородных клеток, таких как земная цивилизация.

— К чему же стремитесь вы?

— Мирно обосноваться в Солсистеме и поделить её с человечеством. Оставить вам внутреннюю часть, а самим занять недра Европы и прочих ледяных лун, которые вам ведь всё равно не нужны, не так ли?

Тёмный, еле освещённый звёздным светом планетоид медленно плыл в пространстве.

— Здесь пребывает наш колонист, молодой многотел, летящий из звёздной ассоциации TW Гидры. Его прибытие ожидается примерно через сто тысяч лет, и он не сможет высадиться без помощи вас, людей.

— Сто тысяч лет? — переспросила Зара. — Вы хотите сказать, что человечество столько протянет?

— В наших интересах, чтобы человечество протянуло и не было поглощено Чистильщиками. Теперь понимаете, почему мы с вами должны дружить? Да, конечно, люди неспособны строить столь долгосрочные планы. Но для межпланетных суперорганизмов время течет медленнее, и для них сто килолет — небольшой срок. Поэтому для успешного сотрудничества человечество должно объединиться в межпланетный суперорганизм.

— Стать клетками многотела.

— Вас это пугает? Но ваша эволюция и так идёт к этому. Наше вмешательство только ускорит процесс. Технически всё уже готово, у вас есть Солнет и импланты в мозгах. Осталось лишь загрузить в них кое-какие программы, и дело сделано. Вы боитесь потери свободы, я понимаю. Но альтернатива...

Послышался отдалённый взрыв, и Зара вздрогнула. Почему-то она сразу поняла, что этот звук происходит из реального мира. Потом ещё один, ещё... целая серия.

— Что это?

— А, это полковник Прасад обезвредил систему обороны Рианнон, — пояснил Червь небрежно. — Астероид всё же решено уничтожить, а вас сейчас придут освобождать.

Виртуальный космос пропал. Зара снова была в реале, на кровати в камере... и чувствовала себя заметно лучше. Почти нормально, как ни удивительно.

— Это вы приказали Прасаду?

— Конечно, нет. Кто я такой? У меня нет точной информации, но такой приказ может исходить только от овер-коммандера.

Зара села на кровать и сжала ладонями виски. Она уже ничего не понимала, мозг был перегружен информацией.

— Зачем отцу это делать? Не уничтожать Рианнон, это понятно, а эвакуировать меня?

— Я могу лишь предполагать, — скромно сказал Червь. — Вы, приматы, иерархичны, и это часто подталкивает вас к иррациональным действиям. Овер-коммандер пойдёт на всё, лишь бы не признать свою ошибку и тем поставить под удар свой статус альфа-самца. Сейчас он будет делать вид, что всё шло по плану, и вы всё время действовали по его инструкциям. Он освободит вас... а значит, сам поможет сделать первый шаг к своему свержению... Ага, вот и они.

Двери полости распахнулись. За порогом стояла группа милитантов, все в одинаковых чёрных дзентаях и шлемах, скрывавших лица, но стройную невысокую фигуру Либертины Зара мгновенно узнала и так. Она рывком вскочила с кровати.

— Зара, уходим на «Азатот», — услышала она напряжённый голос Либи. — Немедленно.

Рианнон. Ликвидация

БАЗА ЭРИКС — КОРАБЛЮ «АЗАТОТ»

2481/08/04 11:34:04

Приказ:

КОРАБЛЬ «АЗАТОТ» — БАЗЕ ЭРИКС

2481/08/04 11:52:20

Подтверждение: Декодировано

Подтверждение: Принято к исполнению

12:15

Тесная высокая полость с серыми стенами похожа на колодец. Входной люк — высоко над полом, к нему ведёт вертикальная лестница, но сейчас она сложена и поднята, так что добраться до люка невозможно, да он и всё равно закрыт. Вся обстановка полости — койка, раковина, унитаз, да экранная рамка на стене. На экране меню: к выбору предлагаются все священные тексты всех религий и философские сочинения о смысле жизни и смерти. Всё для того, чтобы приговорённый мог найти духовное утешение в свои последние часы.

Однако приговорённая не читает. У неё своя техника подавления потока сознания. Нагая, коротко стриженая девушка энергично отжимается. Слабое тяготение позволяет делать это с опорой на одни кончики указательных пальцев. Её мускулистое тело, простроченное по межмышечным впадинам стежками миомерных имплантов, блестит от пота. Сорок пять... сорок шесть... Считать, считать, ни о чём не думать...

Громкий звук сверху. В мгновенном прыжке заключённая подбирает под себя ноги, садится на корточки, поднимает глаза. Она видит, как открывается люк, а лестница приглашающе раскладывается. За ней пришли? Нет. Ещё рано... а главное — не слышно никаких признаков присутствия людей. Люк открыт. Лестница спущена до конца. Тишина.

Ей предлагают бежать. Кто? Зачем? Либертина Эстевес не привыкла долго размышлять над такими вопросами. Она быстро взбирается по лестнице, выглядывает в коридор.

Никого.

У порога лежат диадема, шлем и чёрный свёрток дзентая.

12:29

— Скомпилируй в текст, — приказывает даймону Гвинед Ллойд. Стоя посреди своего кабинета, она с удовлетворением разглядывает разноцветную трёхмерную семантическую блок-схему последней главы мемуаров. — Стилистические настройки обычные... хотя нет, добавь чуть-чуть эмоциональной приподнятости. Вера в нашу финальную победу и светлое будущее, и так далее. Особенно в том месте, где я объясняю, зачем добилась от Совета чрезвычайных полномочий. Выполняй.

— Готово, — докладывает даймон. — Объём 11 тысяч знаков. Прочитать?

— Не нужно. Отправляй в мой солнет-блог. — И Гвинед машет, очищая поле зрения.

Дверь в кабинет открывается без предупреждения, заставляя её недовольно поморщиться. Кто может быть настолько невежлив? Ну конечно, только полковник Прасад. Глава экстрагарда и интрагарда одет в чёрный дзентай и закрытый шлем, так что только глифы ауры позволяют его опознать. Что случилось? Неужели опять какое-то ЧП? Но Бюрократ бы доложил... Неужели опять какое-то ЧП с Бюрократом?

— Док Ллойд, у меня плохие новости. — Голос Прасада, как обычно, ровен и неприязнен. — Овер-коммандер приказал эвакуировать служащих Космофлота и уничтожить Рианнон. — Прасад вынимает из кобуры пистолет и подносит ствол к самому лицу Гвинед. — Эта тема не обсуждается. Лично вы можете остаться в живых. Сотрудничайте, и мы эвакуируем вас и вашего мужа. Если нет — мне придётся убить вас прямо сейчас. Наша задача усложнится, но всё равно будет выполнена.

Секундная заминка.

— Я буду сотрудничать, — говорит Гвинед спокойно. На её лице — привычная маска уверенной невозмутимости. Внутри она чувствует себя мёртвой. — Что от меня требуется?

— Передать мне сигиллу прайм-админа.

— Сделано. — (Новые чрезвычайные полномочия позволяют ей распоряжаться сигиллой без участия Совета).

— Спасибо за понимание. — Прасад возвращает пистолет в кобуру. — Собственно, всё.

Стены и пол слабо вздрагивают. Отдалённо гремит взрыв, ещё один, и ещё...

— Ничего страшного, всё под контролем, — говорит Прасад — Идёмте.

12:32

Серокаменная, в резких тенях поверхность Рианнон бугрится на стереоэкране бинокулярного телескопа. В разрешении метр на пиксель с трудом можно разглядеть, как открываются чёрными провалами ракетные шахты, но отлично видно, как за ракетами вытягиваются бело-огненные, засвечивающие экран хвосты. Ракеты разлетаются от Рианнон во все стороны. Цифры в отчётах радарной группы зелёные: ни одна ракета не нацелена на «Азатот».

— Разоружились. — Капитан Варгас удовлетворённо кивает. — Гамма-лазерная бомба «Xpear Light», — произносит он чётко и размеренно. — Готовность?

— Сто процентов, — рапортует даймон.

— Ключ на старт, — приказывает капитан.

icp://rhiannon.all/chat
гниль!
вы это слышали?
что взорвалось?
плесень и пыль! что это?
нападение?
почему нет тревоги?
праймы, что происходит?
это точно нештатка
прайм-админ не отвечает
её вообще нет на связи
она жива?
прасада тоже нет
солнет полностью отрублен
что за грязь?
кто на нас напал?
аквилиане?
марсиане?
этот гнилоржавый азатот?
где сигнал тревоги? почему нет объявления?
хватит трепаться, нульдевы. не ждите тревоги. надевайте спаскомплекты.
да все уже надели, идиот
лично я еду в порт, поближе к капсулам.
всем удачи
я в лифте, магистраль бейт.
лифт отказывается ехать в направлении порта.
что за?
VIP: я прайм домена эйнон. не паниковать. сжо в норме. взрывы были только в оружейных отсеках. сейчас веду консультации с другими членами совета. оставайтесь на связи. скоро всё выяснится
ну и?
что с прайм-админом? почему не отвечает?
почему лифты не едут в порт?
VIP:
я грандмастер гильдии [ARM]. сообщаю достоверную инфу. все ракеты стартовали без наведения. все лазерные эмиттеры, скрэм-пушки и генераторы аэрогеля самоуничтожились. команда прошла по сигилле прайм-админа. сигилла у прасада. прасад не отвечает на вызовы и скрывает своё местонахождение
это опять бюрократ?
опять какой-то вирус?
ржавопыльная тьма!
народ, дороги в порт перекрыты ботами.
меня сейчас чуть не убили. что происходит?
экстрагард и интрагард не отвечают на вызовы. вообще!
почему никто ничего не объявляет?
что происходит?

12:48

Створки шлюза раскрываются, и капсула с изображением конской головы на борту выпадает из Рианнон в пустоту. Брошенная вращением астероида, как из пращи, она летит в сторону «Азатота», что висит в пятистах километрах. Почти одновременно из другого шлюза вылетает такая же капсула: одной недостаточно для эвакуации всех, кто имеет право на спасение. Вторая выпускает полупрозрачную струю из двигателя коррекции, выравнивая курс с первой. Теперь они следуют друг за другом на одинаковом расстоянии, с одной скоростью, как одно целое.

Зара Янг полулежит в кресле, пристёгнутая ремнями. В соседнем кресле покоится Либертина Эстевес. Её затянутая в чёрную блестящую смарт-кожу рука сжимает чуть смугловатую руку Зары с синим медбраслетом на запястье. Они молчат. Слышно, как слабо шумит вентиляция.

Другие кресла заняты неотличимыми друг от друга милитантами в чёрном, кроме двух. Там сидят Гвинед и Артур Ллойды, она — обнажённая и аккуратно причёсанная, он — взъерошенный, в белом лабораторном дзентае.

По лицу Артура текут слёзы.

Гвинед выглядит спокойной и уверенной, как всегда.

12:55

— Когда? — спрашивает Аттис Мур, первый помощник. Он бледен и напряжён.

— Когда отойдём на два мегаметра, — отвечает Варгас. — Сейчас мы сами слишком близко к бомбе, да и осколки астероида могут достать.

Капитан не смотрит на помощника. Его взгляд ходит от одного виртуального экрана к другому. Первый экран показывает медленно подходящую к стыковочному узлу капсулу. Второй — Рианнон. Третий — ребристый металлический цилиндр, зависший над плоскостью вращения астероидной связки. Это гамма-лазерная бомба. Она неподвижна. Нацеленная в фиксированную точку на траектории вращения Рианнон, она ждёт.

icp://rhiannon.all/chat
я не верю. я не могу поверить
неужели ничего нельзя сделать?
вывести капсулу, нацелиться на них
я пилот. пытался. управление заблокировано.
и меня всё равно сбили бы на подлёте
нас убивают. тупо убивают. за что?
макс янг, грязный нульдев!
грязная венера! чтоб вам всем сдохнуть!
VIP: я вайс-грандмастер гильдии [INF]. я снял блокировки и вручную нацелил антенну межпланетной связи. кто на подстанции? дайте мне 10 киловольт! пошлю сигнал на землю, марс, луну, самой широкой полосой. просто передам лог этого чата. нам не помогут. но о нас узнают.
VIP: [INF], я дежурный по подстанции. сделано
VIP: спасибо, файл ушёл
я всё равно не могу поверить. нет. не может быть
что ещё можно сделать?
ничего
азатот уходит. минут через двадцать бомба сработает. что тут можно сделать? только попрощаться
прощай, Рианнон
прощайте, народ

13:31

— Бомба, зажигание, — говорит Варгас.

— Бомба, зажигание подтверждаю, — говорит Мур и вытирает пот со лба.

Мгновенная вспышка света озаряет пустоту, и в тот же миг невидимый гамма-луч ударяет в Рианнон.

В боку астероида вспыхивает маленькое белое солнце. Немедленно из него вырывается огненный хвост, а в стороны извилистыми лучами разбегаются трещины. Из трещин рвутся струи пара и пыли. В полном молчании астероид раскрывается, как бутон, и медленно разбухает всем своим объёмом.

Разломы извергают потоки воздуха, а с ними уносятся в пространство бесчисленные мелкие крупинки. Лишь немногие из них попадают вблизи в поле зрения оптики «Азатота» — куски труб, покорёженные детали, осколки стекла, створки люков, столы, кровати, человеческие тела.

Очаг солнечного огня в точке попадания тускнеет, багровеет, угасает. Оторванный трос неторопливыми волнами и завитками извивается в пустоте. Медленно-медленно несколько десятков скал, на которые раскололся астероид Рианнон, расходятся друг от друга.

— Знаете, капитан... — нарушает молчание Мур. — Наверное, это моя последняя миссия.

— Да уж конечно, — говорит Варгас. Его лицо кажется окаменевшим. — Это для всех нас последняя миссия.

— Для всех?

— Нас отправляют на Землю. В пожизненный карантин.

— На Землю?! — Мур некоторое время молчит. — Вот грязь. Я сейчас, признаться, думал о самоубийстве... но Земля...

— Да. — Варгас кивает. — Это, конечно, более суровое наказание.

Арлекин обманывает себя

Статус: Архивное

Отправитель: п-к Бен Линь / Объединённое Агентство по наблюдению, охране и сыску

Адресат: д-р Ллеу Гриффит / Рианнон Биосервис / Земной филиал

Тема: Брэм Конти. Характеристика

Лейтенант Брэм «Арлекин» Конти — милитант с высоким уровнем профессиональной подготовки, низким уровнем должностной ответственности и небезусловной лояльностью. Из-за ранней гибели матернала (к-н Аманда Ким, 2452) процесс профсоциализации не был успешно завершён, корпоративно-кооперативный этос не полностью импринтирован. В ходе карьеры сформировался этос «вольного наёмника» с ориентацией на выполнение добровольно-личных обязательств по одноразовым контрактам. Склонен к самостоятельной и выгодной для себя трактовке этих обязательств. Меркантилен. Не честолюбив. Нейротактически устойчив. Личные привязанности слабо выражены. Плохо пригоден для работы в команде. Категорически не рекомендуется к продвижению на руководящие должности. Хорошо пригоден для краткосрочных индивидуальных заданий за денежное вознаграждение.

Неофициально, от себя: Он не предаст, но предан вам не будет[17].

Искренне ваш, Б. Л.

Он проснулся посреди ночи. Стояла тьма. Бледные лунные лучи падали на одеяло сквозь решётку лазаретного окна. Из окна тянуло сыростью. Было слышно, как яблоки в саду падают и глухо стукаются о землю.

Спать не хотелось, и Арлекин чувствовал себя до странности нормально.

Он не был привязан к койке, как тогда, во время припадка. Он шевельнул рукой: паралича тоже не было. Неутолимый голод больше не терзал желудок. И всё-таки он чувствовал: что-то не в порядке.

Он ощущал, что рядом кто-то есть.

На самом деле никого не было. Сардар был так любезен, что выделил ему одноместную палату. Конечно, галлюцинация, какой-то непорядок в височных долях — Арлекин понимал это совершенно отчётливо... и всё-таки отделаться от ощущения невидимого присутствия — не пугающего, а скорее благожелательного присутствия — было невозможно.

Арлекин закрыл глаза, сосредоточился на внутренних ощущениях. Иллюзия постороннего присутствия стала яснее, приобрела чёткую локализацию — за окном. Нечто в его мозгу настойчиво требовало посмотреть в окно и... и, конечно же, убедиться, что никого там нет, и заснуть спокойно! Арлекин чувствовал, что он вполне в силах сопротивляться этому зову... но почему бы и в самом деле не взглянуть? Разве не интересно узнать, чего хочет от него мелантема?

Он сел на кровати и выглянул в окно.

Разумеется, никого не было. Кирпичная ограда, за ней — какие-то кусты, обрыв плато, дальше — степь за рекой с редкими огоньками пастушьих костров... В небе сияла восходящая половинка луны, в её свете почти не было видно звёзд, и лишь одна звезда горела на юге... нет, планета... белая, яркая, не мерцающая... Не в силах оторвать от неё глаз, Арлекин чувствовал нарастающее, неконтролируемое беспокойство...

И вот тут-то на него нахлынуло в полную силу.

БРЭМ...

Его затрясло от одного звука этого голоса. Иллюзорного, звучащего только в его голове, но...

Голос её, единственной.

Голос той, что заменяла ему мать. Никогда не существовавшую мать.

Голос той, что должна была стать его первой женщиной. Но не стала.

Погибла, когда ему было двенадцать лет.

Аманда Ким. Его матернал.

БРЭМ. МАЛЬЧИК МОЙ. ЛЮБИМЫЙ. ПОЖАЛУЙСТА.

Арлекина трясло. Слёзы текли по щекам. Он чувствовал себя в миллиметре от полной потери самоконтроля.

БРЭМ. МОЙ МИЛЫЙ. МНЕ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ НУЖНА РАДИОСВЯЗЬ.

Вспоминать... срочно вспоминать психотехнику противостояния допросу! Саморасщепление на независимые субличности... одну — владеющую инфой, и другую — воспринимающую боль... но сейчас это была не боль, нет, не боль...

РАДИОСВЯЗЬ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ, МАЛЫШ? Я НЕ УМЕРЛА. МЕНЯ ПЕРЕВЕЗЛИ НА ЭТУ ПЛАНЕТУ, НА КОТОРУЮ ТЫ СМОТРИШЬ. Я ХОЧУ УСЛЫШАТЬ ТЕБЯ, МОЙ МАЛЬЧИК. УСЛЫШАТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ. ПО РАДИО.

— Да, мама, — прохрипел Арлекин. Сейчас он чувствовал себя совершенно бессильным... и ненавидел себя за это. — Да, моя гнилоржавая эдипова мамочка из подсознания по Фрейду. Обязательно!

БРЭМ, СВЯЖИСЬ СО МНОЙ, И МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕТИМСЯ. СВЯЖИСЬ СО МНОЙ, И МЫ СНОВА БУДЕМ ВМЕСТЕ. Я ВЕРНУСЬ. МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ, КАК ТОГДА. И ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО. РАДИОСВЯЗЬ, МОЙ МАЛЬЧИК. ПОЖАЛУЙСТА. ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ?

— Сделаю! — выкрикнул он. — Ямантау! Старый военный бункер! Там антенны, неподконтрольные Космофлоту! Поняла, ты, гнилая аквилианская тварь? А теперь пошла вон! Вон из моего мозга! Заткнись! Заткнись!

Арлекин понимал, что Юпитер, та сущность около Юпитера, не слышит, не может слышать... Он убеждал не её, а себя, свой мозг, аквилианскую часть своего мозга... В этот момент он изо всех сил старался забыть, совершенно искренне забыть, что бежит в Ямантау, чтобы наоборот, спрятаться от излучения... Он обманывал себя и мог лишь надеяться, что сам себе поверит, что аквилианская часть не распознает двоемыслия... и что когда он доберётся до бункера, его человеческая часть сможет вспомнить свою истинную цель...

Аманда молчала.

Арлекин снова был один, с лицом, залитым слезами и липким потом.

Он без сил рухнул на кровать и почти мгновенно заснул.

Утро выдалось свежим и прекрасным. Арлекин проснулся бодрым, безо всяких необычных ощущений. Всё, что произошло ночью, теперь казалось сном — хотя он знал, что это не сон.

За завтраком он включил нетвизор. Послушал новости (уничтожение Рианнон! Нет, Макс Янг точно спятил). Переключился на любимый канал «Песни Старой Земли», ткнул в случайный клип. «Are you ready for, ready for? — вопрошала певица в псевдоегипетском наряде, под кружащейся в небе воронкой смерча кислотных цветов. — A perfect storm, perfect storm?» Некстати под ухом зажужжала муха, и Арлекин резко отмахнулся от неё. Мерзкие насекомые не давали покоя со вчерашнего дня, и их становилось всё больше.

Арлекин как раз доел завтрак, когда вошёл сардаровский врач.

— Как себя чувствуете, господин капитан?

— В полном порядке, благодарю. Сегодня я хотел бы вас покинуть.

— Да, разумеется. Но его превосходительство желает сначала с вами поговорить.

Врач проводил его в кабинет сардара. Генерал Гатауллин выглядел озабоченным, и, приветствуя Арлекина, даже не пытался изобразить радушие.

— Будьте любезны, господин капитан, объясните мне про мух, — заговорил он без предисловий. — Появились какие-то новые мухи, кусают людей как бешеные, и с укушенными творится то же, что с вами. Что происходит?

— Не знаю, но дело плохо. — Арлекин нахмурился. Ситуация ухудшалась ещё стремительнее, чем он ожидал. — По-хорошему их всех надо бы убивать.

— Мух?

— И мух, и людей.

Сардар помолчал.

— Вообще-то меня тоже укусили, — сказал он, глядя в сторону. — Значит, я правильно сделал, что ничего не сообщил вашим.

— С точки зрения самосохранения — безусловно.

— Итак, что вы об этом знаете?

— Мелантема создала более эффективный вектор инфекции.

— Что-что?

— Аквилиане выпустили зомби-вирус. До сего дня им заражали только чёрные цветы. Теперь, значит, и мухи. Это гораздо хуже.

— И что будет дальше?

— Вероятно, Земля обречена. В смысле, заразятся все. Но аквилиане не хотят нас убить, — Арлекин рассуждал вслух — скорее для себя, чем для сардара. — Если бы хотели, давно убили бы. Они хотят нас как-то использовать. Не уверен, что это лучше.

Генерал задумчиво постукивал по столу зажигалкой.

— Зачем вам Ямантау? — спросил он.

— Это сложный вопрос. Позволю себе дать вам совет, ваше превосходительство. Возможно, вам захочется переслать какую-то радиограмму на Юпитер. Лучше, конечно, этого не делать. Но если желание станет непреодолимым, не делайте это через Солнет. Космофлот найдёт вас и уничтожит. Используйте собственные передатчики.

— Благодарю, я это учту. — Сардар кивнул. — Ну что ж, ваша машина заправлена, господин капитан. Вот карта — бумажная, на случай неполадок со связью. Летите.

Когда Арлекин вышел на посадочную площадку, Венди сразу заметила его и радостно замахала. Она была без шлема, а поверх дзентая накинула какое-то покрывало, очевидно, для соблюдения местных приличий... Без шлема? Вот идиотка!

— Ну наконец-то! — закричала лётчица и сбросила покрывало. — Что с тобой было?

— Думаю, скоро узнаешь сама, — Арлекин вовсе не разделял её хорошего настроения. — Тебя мухи кусали?

— Ну да. Это так плохо?

Арлекин остановился перед гостеприимно распахнутой дверью рингера.

— В течение суток не поднимайся в воздух, — сказал он. — Тебя может парализовать в любой момент. Когда приступы пройдут, лети домой. Думаю, к тому времени уже все будут заражены, так что ликвидировать тебя не будут. Ну, счастливо. Возможно, ещё увидимся.

Он развернулся и зашагал прочь.

— Ты куда? — растерянно крикнула вслед Венди.

Арлекин не оглянулся.

— Доберусь своим ходом, — сказал он.

Тройной контакт

В интим-каюте «Азатота» стоял красноватый полумрак. Медленно и таинственно переливались жидкости в лавовых лампах. Играла тихая музыка в неторопливом ритме, идеально подходящем для посткоитальной релаксации.

Зара и Либи покоились в объятиях друг друга на круглой кровати, занимавшей почти всю каюту. Водяной матрас медленно волновался под ними. Каюта располагалась ближе всего к оси вращения жилого модуля, и тяготение здесь было самое слабое, около 1/20 g — не невесомость, но волшебная лёгкость.

— Тук-тук, — произнёс Червь, и Зара поморщилась от этого неделикатного вторжения. — Я не помешал? Хочу поблагодарить вас за то, что позволили разделить с вами этот великолепный букет ощущений.

«Иди-ка ты в грязь», мысленно произнесла Зара, но безо всякой злобы. Сейчас в её крови было слишком много эндорфина, чтобы злиться всерьёз.

— Видите ли, — не отставал Червь, — для меня это своего рода потеря девственности. Биологический вид, к которому я когда-то принадлежал, не испытывает такого острого удовольствия от секса. У нас было внешнее оплодотворение. Выдавливаешь из себя созревший гонадофор, и дальше он сам находит дорогу. По ощущениям похоже на вашу дефекацию. Довольно приятно, но далеко не оргазм...

«Меня сейчас стошнит», подумала ему Зара. Она поцеловала Либи, погружённую в блаженный полусон, сползла с кровати и, оттолкнувшись ногой, полетела в душ.

— Кстати, не могли бы вы при случае совершить гетеросексуальный коитус? — беззастенчиво продолжал Червь. — Мне было бы очень интересно сравнить ощущения.

«А вот назло не совершу». Она включила душ.

— Опять этот негатив, эта враждебность! А ведь я тоже подарил вам немало новых впечатлений... Не злитесь, Зара. Я просто пытаюсь развлекать вас беседой. Исполняю принятый у вас ритуал. Забавная болтовня ни о чём как предисловие к серьёзному разговору... Я что-то делаю не так?

«Плохо же вы меня знаете». Зара вышла из душа, приложила к себе дзентай, который сразу начал расправляться и расползаться по её телу. «Я предпочитаю сразу переходить к делу, без предисловий. Но подождите пять минут». — Либи, вставай! — Она потрепала подругу по голове. — Наше время кончается, на 12 часов сюда записалась другая пара.

— Это кто же? — Либертина села на кровати.

— Представь себе, Ллойды.

— Наконец-то!

— Ага. Кажется, начали выходить из своей депрессии. Я рада за них... Ну, пока, дорогая! Мне надо немного побыть одной.

Зара спустилась в свою каюту, закрылась и устроилась в кресле поудобнее.

«Продолжим разговор».

— Нам нужно обсудить план действий, — заговорил Червь. — Отец назначил вас резидентом Космофлота в Кап-Яре. Почётная должность безо всякой реальной власти. Тем не менее, это неплохая стартовая позиция. Вы сможете запустить проект по снабжению имплантами всех наземников...

От возмущения Зара едва не заговорила вслух.

«Наземников? Имплантами? Вы в своём уме? Вы представляете, во что превратится Солнет, если пустить туда 50 миллионов нульдевов?»

— Ну, необязательно давать им полные пользовательские права. Не в этом суть. Импланты будут уже с закладками многотела. Планетарный многотел из нескольких десятков миллионов клеток — это уже серьёзная заявка на вступление в Галанет. Сами они, разумеется, ничего не будут ощущать. Просто какая-то небольшая часть их мозга будет использоваться для распределённых вычислений планетарным разумом...

«Что конкретно я должна делать»?

— Это зависит от того, как мы договоримся с Чистильщиками.

Зара нахмурилась.

«Договоримся?»

— К сожалению, это неизбежно. Чистильщики нас опережают. Роза уже на Земле, и через несколько недель, максимум месяц, поразит всех наземников, а затем и космиков.

«И как мы можем на это повлиять?»

— Попросить Чистильщиков так не делать.

Зара невесело усмехнулась.

«Вы наконец-то освоили иронию?»

— Надеюсь. Но эта фраза была вполне серьёзной. Для Чистильщиков Земля — не самоцель. Они вполне могут уступить её нам, если удастся их уговорить. Итак, вы готовы к переговорам?

«Прямо сейчас?»

— Да, сейчас. Ведь Чистильщики уже знают о нашем с вами партнёрстве. Они сами вышли на связь и предложили диалог. Их ближайшая база — около Юпитера. До него почти световой час, но я закачал их переговорного бота в кэш, так что беседа пойдёт без лага.

Зара помолчала, думая. Что-то ей не нравилось в этой схеме.

«Зачем вам нужна я? Вы с Чистильщиками могли бы всё решить между собой».

— Да, могли бы. Но это знак моего уважения к вам, Зара.

«Вы отвратительный манипулятор».

— Нет, я милый и деликатный манипулятор. По крайней мере, я стараюсь. Снова спрошу: я что-то делаю не так?

Зара вздохнула.

«Хорошо, я готова».

— Отлично, сейчас мы перейдём в вирт.

Она увидела себя в круглой, белой, пустой, равномерно освещённой комнате. Перед ней располагались два существа приблизительно человеческого размера. Справа, за полупрозрачной занавеской, стоял массивный ракозавр в изжелта-сером пластинчатом панцире. Сложная система клешнеобразных отросточков на конце головы непрерывно шевелилась, но не издавала звуков.

Слева, не отделённое занавеской, в воздухе висело нечто... явно морское, явно беспозвоночное. От вертикального червеобразного тела трёхсторонне-симметрично отходили многочисленные отростки: усики, плавники, щупальца, венчики, похожие на морских анемонов, и нечто перистое вроде жабр.

— В качестве аватаров я изобразил наших далёких биологических предков, — донёсся голос Червя со стороны морского существа. — Размеры приведены к человеческому, чтобы у вас не создалось ощущения неравенства. В действительности мой предковый вид был значительно больше, а предок Чистильщиков — вам по щиколотку. Сейчас он нас не слышит. Видите занавеску? Если вы захотите обсудить что-нибудь приватно со мной, махните рукой, и занавеска опустится.

«Поняла», сказала Зара по-прежнему мысленно. Она не забывала, что находится в каюте, и что звукоизоляции между каютами нет практически никакой. «Давайте начнём». Она махнула, и виртуальная занавеска поднялась.

«Приветствую вас, господин Чистильщик», обратилась она к ракозавру.

Аватар Чистильщика энергично задвигал хелицерами и мандибулами. Послышался писк, свист и щёлканье, и тут же поверх этого размеренно зазвучал глубокий, печальный баритон:

— Здравья тебе, эмбрион единства умов Солсистемы!

— Пыль и плесень! — вслух выругалась Зара и махнула, чтобы опустить занавеску. «Что это значит? — обратилась она к Червю. — Почему он говорит стихами?»

— А, это моя переводческая вольность, — объяснило морское чудище. — Юмористическая отсылка к одной старой книге. Там описывалось уничтожение Земли вымышленной расой так называемых вогонов. Примерно по тем же мотивам, по каким Чистильщики нанесли Удар. И вот поэзия этих самых вогонов...

«Ладно, неважно. — Зара взмахом убрала занавеску. — Продолжаем. Господин Чистильщик! Давайте для начала определимся, в каких отношениях находятся наши виды. Двести лет назад вы ударили по Земле и уничтожили большую часть человечества. Сейчас вы заражаете людей неким биологическим агентом. На мой взгляд, это означает, что мы с вами находимся в состоянии войны. Вы с этим согласны?»

Она покосилась на аватар Червя, но тот молчал, плавно шевеля перистыми отростками.

— Словом «война» назову, — торжественно и печально продекламировал ракозавр, — отношение сущностей равных. Людям, поверь, я не враг. Как не враг человеческим клеткам. Как и тебе, эмбрион единства умов Солсистемы. Вовсе не враг, но тот, кто помог твоему зарожденью. Тот, кто людей побудил к расселению в бездне пространства. Кто интегрирует их в одно межпланетное тело. Я твой отец, эмбрион единства умов Солсистемы.

Зара с трудом сдержала нервный смешок.

«Ну надо же! Два отца, и один другого краше. Ладно, игнорируйте эту реплику. Зачем вы заражаете людей на Земле?»

— Я продолжаю людей собирать в единое тело. Станет ли частью тебя оно, иль твоим супостатом? Выбери сам, эмбрион единства умов Солсистемы.

— Что мы должны сделать, чтобы оно стало нашей частью? — вступил в разговор Червь.

— С неба на Землю сойти, и принять в себя нашу Розу.

«Ага. Теперь ещё и Розу. Как будто мне одного Червя недостаточно. Это всё?»

— Рой Светлячков под контроль забрать, нарастить его мощность. Минимум нá шесть порядков. Отдать его нам в управленье. Полностью и целиком, и заводы Меркурия также. Ну а в обмен в тот же час получишь Юпитер и Землю.

— Отдать Рой? — Зара от ужаса забылась и произнесла это вслух. «Но это сделает нас беззащитными!»

— С нами вступайте в союз — и некого будет бояться. Нет иных, кроме нас, Чистильщиков в этой вселенной.

«Тогда зачем вам Рой? Да ещё и увеличенный в миллион раз?»

— Чтобы давленьем лучей разгонять другие мои звездолёты. Чтоб отправлять их к мирам, где тоже нужна наша Чистка.

Зара опустила занавес.

Настало молчание.

— Иммунная система, говорите? — произнесла она еле слышно. — А по-моему, они — вирус.

— Они — вирус, но размножаются строго в отведённых им границах, — откликнулся Червь. — В этих границах они выполняют полезную для Галанета функцию. А впрочем, всё это не более чем метафоры...

«И по-вашему, я должна согласиться? — Она вновь заговорила про себя. — Нарастить Рой в миллион раз... Насколько я понимаю, чисто автоматически это не сделается. Придётся перестраивать всю систему производства Светлячков... Гниль и плесень! Да нам столетиями придётся работать только на Чистильщиков! А потом тысячелетиями — только на вас! Правильно? Готовить к вашему прилёту Европу, Энцелад и всё остальное... Великие Древние! — Зара схватилась за виски. — Да это же вечное рабство!»

— Зачем такие слова? Давайте назовём это сотрудничеством, или ещё каким-нибудь позитивным термином, — предложил Червь. — Человечество останется в живых и вступит в галактическое сообщество. Разве этого мало?

Зара помолчала.

«Один вопрос. После того, как я сдам им управление Роем, вы позволите мне покончить с собой?»

— О, поверьте, вам уже самой не захочется. Вы привыкнете. Быть центром единого разума Солсистемы не такая уж плохая вещь.

«Значит, нет. Будьте вы прокляты. — Зара взмахом подняла занавес. — Господин Чистильщик, я согласна».

— Правильный шаг, эмбрион единства умов Солсистемы.

— Тогда давайте вместе обсудим путь вашего прихода к власти, Зара, — сказал Червь. — Без вашего содействия, Чистильщик, это будет затруднительно... Итак, первый этап — установление контроля над Землёй. Моё предложение...

Эпизоды мух

Когда-то давно, во времена невежества, здесь был славный город, и назывался он Ульяновском в честь Ульяна Лысого, хана Красной Орды. Здесь Лысый Хан родился, а его столицей была Москва, и оттуда он правил землями Иделистана, Русии и Нефтяных стран. То был жестокий злодей, ради мести за брата он поднял мятеж и убил Белого Падишаха, он морил голодом простой люд, преследовал праведных и глумился над справедливостью. И за это Аллах, возвеличивающий и свергающий, поразил огненными копьями самого хана, его столицу и его страну, и его родной город, и обратил в пустыню, населённую лишь змеями и саранчой. А может, Казнь случилась и при каком-то другом хане или эмире. Как оно было на самом деле — то знает лишь сам Аллах, всеведущий и всевидящий.

Стадо грязных овец, принадлежащее кадию Ахмадабадскому, щипало жухлую траву на склоне пригорка. Пожилой чабан Рашид, тоже собственность кадия, сидел на вершине пригорка, глядел на Волгу и слушал радио — здесь, на вершине, приём был лучше, чем внизу.

— ...В эфире «Голос Эмирата». Сегодня 7 сафара 1917 года, эльдарабадское время 10 часов, и с вами в студии Рафик Закиров. Основные новости к этому часу. Его величество эмир...

Новости не интересовали чабана. Он переключился на второй из двух разрешённых каналов, «Радио Идель».

— ...Концерт по вашим письмам. Следующая песня звучит для коллектива работниц 15-й помидорной плантации Самарского агрохолдинга имени принца Ибрагима. Дважды лауреат премии «Золотой голос Иделистана», почётная наложница его величества Шахзада Бикбаева исполняет песню «Твои глаза как месяц ясный»...

Рашид удовлетворённо кивнул. Под сладкозвучное пение он неспешно раскурил косяк и растянулся на старой кошме, созерцая безоблачное полуденное небо над степью...

— Шайтан! — выругался чабан и резко хлопнул себя по выбритому затылку, чуть выше рабского ошейника.

Его укусила муха.

Летний день был свеж и прохладен. Ветер гнал по небу лёгкие рваные облака. Их тени скользили по зелёной, небрежно постриженной лужайке, накрывая то вазон с цветами, то поле для мини-гольфа, то старые покосившиеся качели.

Невдалеке, за лужайкой и деревьями, темнел флигель усадьбы генерала Беляева — наследственного генерал-губернатора Нижгородской земли. С другой стороны парк расступался, открывая неоглядный вид на зелёные луга и золотые поля. Над избами большого села — триста семей трудообязанных — высились церковь и зерноток, вокруг стелились поля и огороды, и так до самой Волги, а за Волгой тонула в палевой дымке бесконечная пустыня. Высоко над облаками чертил инверсионную полосу шаттл.

Катя Беляева лениво покачивалась на качелях — маленькая, рыжая, угловатая девочка-подросток в голубом летнем платьице. Рядом стоял, прислонившись к опоре качелей, её брат Николай — курчавый молодой человек с едва пробивающимися усиками, в белом костюме для тенниса — и ел из миски малину.

— Две недели осталось, — сказала Катя обречённо. — Конец каникулам. Ненавижу пансион. Возьму и сбегу.

Николай снисходительно хмыкнул.

— И почему же? — осведомился он и протянул сестре горсть малины. — Затравили?

— Чему нас учат? — не слушая, риторически вопросила Катя. — Закон Божий, домоводство да рукоделие. На что, на что я трачу лучшие годы жизни? В твоей строевой подготовке и то больше пользы — хоть осанку вырабатывает. Ах да, ещё русский язык! Классический литературный русский язык, на кой он вообще нужен? Перед прислугой секретничать? Мы живём в средневековье, — сделала она неожиданное заключение. — Ненавижу эту страну!

— Неудача в личной жизни? — поинтересовался Николай, приглаживая усики.

— Вы пошляк, юнкер. Двадцать пятый век на дворе. Люди живут на Марсе и Венере, а у нас что? Феодализм! Каменный век!

Николай пожал плечами.

— Что плохого в феодализме, когда ты феодал?

— А я не хочу жить в обществе второго сорта. Это оскорбляет моё достоинство. Это, если хочешь, уязвляет мою феодальную гордость!

Николай приоткрыл рот с таким выражением, будто хотел сказать очередную гадость, но сдержался.

— Слушай, а чего конкретно тебе не хватает, Кейт? — спросил он серьёзно. — Осточертел пансион, понимаю. Ну так ещё годик, и свобода. Выйдешь за какого-нибудь генерала, желательно лет за сто двадцать и бездетного, и будешь иметь всё, что хочешь. Доступ в Солнет — да пожалуйста. Вирты — хоть каждый день. Что такое есть у них, чего нет у нас?

— Ты не понимаешь, Никки, — вздохнула Катя. — И не поймёшь. — Со стороны дома донёсся гонг, и она встала. — Закончим этот разговор. Никуда я, конечно, не сбегу, я же послушная девочка. И трусиха. Идём полдничать.

Брат молча поставил на качели опустевшую миску и пошёл следом.

Через несколько шагов он встал как вкопанный и резко хлопнул себя по лбу.

Но муха успела улететь.

Ахмад Второй из династии Эльдаридов, великий эмир Иделистана, меч веры, столп праведности, отец народа, академик, поэт, спортсмен и богослов, вкушал послеполуденный отдых.

Густобородый, пышноусый пожилой мужчина с мягким благородным лицом, ухоженным до почти кукольной розовой гладкости, он лежал в ванне, расслабленно запрокинув голову на яшмовый бортик. Борода плавала в покрытой розовыми лепестками воде. На противоположном бортике покоились его ступни. Над ступнями склонились две голые пятнадцатилетние рабыни и, приоткрыв рты от усердия, делали господину педикюр. Третья обмахивала опахалом его голову.

«Нужно что-то новое, — озабоченно думал эмир. — Нельзя же всё время сидеть в воде — испортится кожа, а химия толком не работает. Почему проклятые космики до сих не могут ничего придумать?»

В просторном банном зале было прохладно — в самый раз для жаркого летнего дня. Солнце светило только из мелких окошек под куполом. Купол, прославленный на весь Иделистан, был украшен мозаичным портретом эмира. Его спиралью обвивала длинная полоса мозаики, изображавшей, как процессия счастливых сынов и дочерей Эмирата несёт возлюбленному властелину свои дары. Восседавший на престоле мозаичный эмир благосклонно смотрел, как хлеборобы несут ему снопы, рыболовы — осетров, чабаны — барашков, ткачи — рулоны холста, водорослеводы — канистры биотоплива, торговцы — мешки денег, факихи — тома законов, деятели искусств — мольберты и партитуры, а впереди всех воины кидают к его ногам вражеские знамёна и связанных пленников. На мозаике играли отблески солнца от колеблющейся воды.

Аромат роз не мог перебить густого, резкого химического запаха репеллентов.

Было слышно, как за купольными окошками отвратительно, назойливо жужжат мухи.

Множества мух.

Зелёный Мост — свободный город. В нём ни парламента, ни правительства, ни верховного суда; нет своей валюты, а значит, и центрального банка; нет армии, а значит, и генерального штаба.

Есть только Клуб Восьми.

Восемь семей владеют половиной всей собственности в анархополисе. Восемь вооружённых до зубов частных армий охраняют эту собственность (главным образом друг от друга). Восемь делегатов от семей собираются в Клубе, формально — на частные вечеринки, а фактически... Нет, было бы неправильно говорить, что Клуб правит городом, ведь правление предполагает ответственность. Клуб контролирует город — так будет точнее. Хотя кто знает? Возможно, это не более чем теория заговора, и на клубных вечеринках лишь болтают о погоде и жертвуют на благотворительность.

Клуб заседал в восьмиугольном зале, отделанном морёным дубом и малахитом. Восемь дородных немолодых мужчин, одетых одинаково — в долгополые серые сюртуки и запоны из тёмно-зелёного бархата — вразвалку сидели в глубоких креслах. У каждого на платиновой шейной цепи висела эмблема клуба — восьмиконечная звезда из чёрных бриллиантов.

— Собратья! — Первый-из-Восьми встал и поднял хрустальный колокольчик. — Первоначально мы хотели посвятить это заседание...

Он замолчал на полуслове. Муха жужжала прямо над ухом. Муха, невесть как проникшая в этот хорошо изолированный, кондиционированный зал.

Первый-из-Восьми не мог публично ронять достоинство, занимаясь ловлей мух. К тому же его всё равно успели ужалить. Первый-из-Восьми сделал вид, что ничего не происходит, и после секундной заминки продолжал:

— ...Состоянию рынка судебных услуг, и в особенности демпингу, который практикуют некоторые собратья. Но тревожная ситуация заставила изменить повестку. Итак...

Первого-из-Восьми забила дрожь. Он уже знал о симптомах мушиной болезни и понял, что это начало первого приступа... и всё-таки, прежде чем дрожь добралась до гортани и лишила его дара речи, успел закончить предложение:

— ...Тема нашего заседания — вопросы производства инсектицидов.

На последнем слове Первого-из-Восьми схватил паралич. Некстати ему вспомнилось, что основатель анархо-индивидуализма Штирнер умер от укуса ядовитой мухи, и с этой тревожной мыслью он рухнул на пол — прямой, полный достоинства.

— Пророчества. Это точно было где-то в пророчествах, — бормотал гейммастер Валериан, листая толстую книгу в красной кожаной обложке. Мухи оглушительно жужжали у него над головой. — Надо посмотреть в указателе... Так... Мудрость... мужеложство... муки ада... мультиплеер... ага! Мухи, страница 891. — Он перевернул назад толстый блок страниц, пролистал, повёл по строчкам палец, красный и опухший от мушиных укусов. — Вот оно. «И воплотится тёмная сущность, нарицаемая Веельзевул, сиречь Повелитель Мух. И будет изгонять подобных себе именем своим».

Валериан поднял голову от книги и задумчиво устремил в пространство взгляд водянистых глаз. Мухи кружили у самого лица, но гейммастер больше не обращал на них внимания.

— И будет изгонять подобных себе именем своим... — шёпотом повторил он.

«Азатот» с погасшими радиаторами плыл над Землёй на фоне бледной зелени болот Окаванго. Параллельно ему плыли, выстроившись в очередь со стороны стыковочного узла, атмосферные шаттлы класса «Барракуда» — белые, обтекаемые, похожие на наконечники стрел или копий. Пришло время перевозить пассажиров «Азатота» на Землю, под пожизненный карантин.

Шаттл «Барракуда-5» отделился от стыковочного узла — крошечный рядом с громадой межпланетного корабля. Отойдя при помощи двигателей коррекции на безопасное расстояние, он зажёг маршевый двигатель. Длинная струя огня вырвалась вперёд по курсу. С точки зрения «Азатота», шаттл с ускорением помчался от него прочь, а с точки зрения Земли — начал тормозить, сбрасывая орбитальную скорость. Через десять минут, истратив большую часть топлива, шаттл развернулся носом вперёд и начал долгое планирующее снижение в атмосфере, в ореоле пламени, с вибрацией, грохотом и мучительными для пассажиров перегрузками. И вот, наконец, уже не с космической, а с самолётной скоростью шаттл зашёл на глиссаду космодрома Колонии Кап-Яр.

Его путь пролегал над Старым Волгоградом — неоглядным полем руин, и над новой столицей Иделистана, Эльдарабадом. Восточнее тянулась по степи взлётно-посадочная полоса космодрома, и именно к ней снижалась «Барракуда-5».

Всё ещё горячий, весь в мареве дрожащего воздуха, шаттл прокатился по полосе и встал у пассажирского терминала. Подъехал трап, а за ним вереница длинных представительских мобилей с гербом Кап-Яра — золотой ракетой в синем круге.

Из мобилей вышли и выстроились торжественной шеренгой руководители Кап-Яра. Вокруг них стаями вились мухи, но не кусали, так как все руководители были одеты в разноцветные дзентаи и шлемы с воздушными фильтрами. С тех пор как Эльдарабад охватила мушиная эпидемия, космики в Кап-Яре приняли меры защиты.

Люк шаттла открылся. На трап вышли затянутые в чёрное милитанты охраны, а за ними — сама Зара Янг, новый резидент Космофлота в Колонии. Нагая и прекрасная, как античная богиня. Зара ослепительно улыбалась, порывы ветра развевали лазурные волосы. По шеренге руководителей Кап-Яра прошла волна испуганного шёпота: «Грязь и гниль!.. Её что, не предупредили?...» Но все замолкли, когда Зара подняла руку, требуя внимания.

— Земляне! Космики и наземники! — торжественно воскликнула она (явно для эфира: среди присутствующих ни одного наземника не было). — Я счастлива сообщить вам, что средство от мелантемы найдено. Два великих учёных, Гвинед и Артур Ллойды, создали его на борту «Азатота». Мы немедленно начнём производство, и в ближайшие дни оно будет доступно всем жителям Земли.

Мухи гудящим облаком вились вокруг неё, и ни одна не кусала.

Венера. Голосование

Картина была, вне всякого сомнения, подлинная. Максвелл Янг не держал подделок. Кто-то из очень старых мастеров, судя по мглисто-коричневому колориту и растрескавшемуся лаку. Нагая женщина стояла, возведя к небу мечтательный взгляд и облокотившись левой рукой о череп. В этой руке она держала песочные часы, а в правой, опущенной к земле — розу. Над головой женщины висел уроборос, подобно нимбу или официальной ауре. Мало кто понимал, почему именно это полотно украшает комнату совещаний штаба Космофлота, да ещё и на таком почётном месте. Случайностью это, конечно, быть не могло. Всё в картине намекало на скрытый смысл, доступный лишь посвящённым.

— Начнём, коммандеры, — сказал Максвелл Янг.

Он сидел во главе длинного стола, как раз под картиной. Место по правую руку занимала, как всегда, Лавиния Шастри. Она неторопливо набивала неизменную трубку с длинным нефритовым мундштуком. Только ей одной и позволялись такие вольности — все остальные коммандеры сидели, вытянувшись по струнке, и единственным звуком в глухой тишине комнаты был хруст уминаемого в чашечке табака.

— Новостей много, и пока все плохие, — продолжил овер-коммандер. — Начнём с вашей, коммандер Грин.

Главный астроном встал.

— Буду краток. Юпитер снова излучает. Те же самые узконаправленные на Землю сигналы в декаметровом диапазоне. Очевидно, аквилиане восстановили передатчик, уничтоженный нашим «Мариусом».

— Что мы сейчас можем с этим сделать? — спросил Янг.

— У нас больше не осталось рабочих аппаратов в системе Юпитера. «Ктулху» прибудет туда через пять месяцев, до этого времени — ничего.

Овер-коммандер кивнул.

— Понятно. Примем к сведению вашу информацию, коммандер Грин. Садитесь. — Янг указал на другого офицера. — Прошу вас, коммандер Радж Кумар. У вас интересная тема: внутренняя оппозиция в Космофлоте... Слушаем вас.

— Удар по Рианнон вызвал очень сильное общественное возмущение, — без предисловий начал Радж Кумар. — Пожалуй, ещё никогда у нас не было так мало сторонников в Солнете, и никогда мы не подвергались столь резкой критике. И это не старая оппозиция, не сепаратисты Марса и Луны. Это искренние плеромисты, это люди, преданные Космофлоту и делу объединения Солсистемы, но... настроенные против вашего курса, овер-коммандер, и лично против вас. — Радж Кумар сделал паузу. Молчание в комнате было мёртвым. Все глаза смотрели на главу разведки. — И, к сожалению, дело не ограничивается болтовнёй в Солнете. Создана тайная организация офицеров Космофлота — «Движение имени Окелло». Их цель — лишить власти вас и вашу семью, не исключено, что и путём физического устранения.

— Они как-то связаны с Фламмарионом? — спросил Янг. Он был спокоен, даже спокойнее, чем всегда.

— Пока неизвестно. Но организация серьёзная. Есть у неё участники и в Эриксе на командных постах. Есть и в этой комнате.

В тишине щёлкнула зажигалка. Шастри закурила трубку. Повеяло запахом дорогого табака с нежным яблочным привкусом.

— Кто же? — спросил Янг.

— Я, овер-коммандер. — Губы Радж Кумара наконец-то растянулись в улыбке. По комнате прошла волна облегчённых вздохов и шепотков. — Движение создано нами, разведкой. Разумеется, в качестве провокации. Мы вовлекли в него наиболее активных и опасных оппозиционеров, чтобы держать всех под колпаком.

Янг нахмурился.

— Не люблю таких игр. Ликвидируйте ваш заговор прямо сейчас, и больше я не желаю слышать ни о каких провокациях.

Радж Кумар разочарованно кивнул.

— Ну что ж... есть, овер-коммандер.

— Благодарю. — Янг поднял ладонь, призывая к молчанию. Выступление Радж Кумара вызвало чрезмерное оживление за столом. — Переходим к следующей плохой новости. Земля. Коммандер Отунга! — обратился Янг к чернокожему мужчине, сидевшему слева от него. — Вы курируете это направление. Предоставляю вам слово.

— Есть, овер-коммандер! — Отунга встал. — По поводу Земли могу сообщить следующее. Мухи продолжают распространять мелантему. По-видимому, на данный момент на территории Европы и западной Азии поражены все наземники и около 5 % космиков. Последние изолированы. — Глава ДЕСПО помедлил и с опаской покосился на Янга. — Резидент в Кап-Яре Зара Янг по собственной инициативе раздаёт некие пилюли неизвестного происхождения. По её словам, они нейтрализуют воздействие мелантемы на мозг. Достоверно известно, что принявших пилюли мухи не кусают, а уже укушенные не реагируют на излучение Юпитера.

— Откуда она берёт эти пилюли? — спросил овер-коммандер. Сейчас он выглядел мрачнее, чем когда-либо.

— Печатает на стандартных нанопринтерах. Заявляет, что их разработали супруги Ллойд, пока летели на «Азатоте». Сами Ллойды это подтверждают, но не общаются с медиа и не дают никаких подробностей.

Янг сжал кулаки.

— Я надеюсь, всем понятно, что всё исходящее из Рианнон следует априори считать заражённым?

Все молчали. Никому не хотелось ни противоречить овер-коммандеру, ни соглашаться, признавая этим согласием, что его дочь — аквилианский агент.

— Как бы то ни было, за пилюлями Зары стоят километровые очереди, — пробормотал Отунга.

Вновь повисло молчание.

— Я даже не буду в это вмешиваться, — сказал наконец Янг. — Земля почти потеряна. Надо признать это откровенно.

Он встал и медленно пошёл вдоль стола. Лица коммандеров поворачивались вслед ему, как антенны.

— Не так давно я осознал свой главный недостаток, коммандеры, — со вздохом сказал Янг. — Я слишком авторитарен. Чем важнее вопрос, тем более я склонен решать его в одиночку. Иногда это приводит к катастрофическим последствиям. Так было с проектом «Уроборос». Я бросил на него Зару, не посоветовавшись даже с Лавинией. Результат известен. Число жертв значительно превысило порог приемлемости. Больше я такого не допущу.

Янг дошёл до конца комнаты и развернулся. Его взгляд упал на картину — женщина с розой и уроборосом — и на мгновение задержался на ней. Затем он размеренно зашагал обратно.

— Мне предстоит принять одно из важнейших решений в истории Космофлота. Я намерен выслушать ваши мнения и поставить вопрос на голосование. Не потому, что хочу снять с себя ответственность! Нет! Последствия слишком огромны, и я действительно сомневаюсь в своей правоте.

Янг остановился за своим креслом, оперся руками о спинку. Тяжёлым взглядом из-под седых бровей обвёл молчащее собрание.

— Я ставлю вопрос предельно жёстко и открыто. Следует ли... — Каждая фраза Янга падала как камень. — Ради полного искоренения заразы. И во избежание будущих попыток заражения. Сделать Землю непригодной для жизни.

Янг помолчал.

— Ваши мнения, коммандеры?

Помолчал ещё.

— Хорошо. Тогда я начну. Мой голос — за. И основания для этого следующие.

Вновь неторопливо двинулся вдоль стола.

— Земля — наше самое слабое место. Земля — это огромные неконтролируемые пространства, на которых легко может развиться любая опасная жизненная форма. Это множество поселений, абсолютно никак не изолированных от внешней среды. Ни в Эрикс, ни в любую другую космическую колонию Аквила не смогла бы забросить свои цветы и своих мух. Они не выжили бы на Венере и Марсе. А если бы и выжили — не проникли бы в наши жилища. Нам, живущим в строгой изоляции, трудно даже представить степень незащищённости колоний на Земле. А ведь всё, что проникнет в земную колонию, затем через людей и грузы легко распространится и по космическим. Вывод ясен! Земля нуждается в стерилизации. Нуждается для общей безопасности — и для своей же собственной.

Янг дошагал до конца стола. Постоял. Развернулся.

— Уничтожение цветов и мух — не выход. Ясно, что Аквила будет создавать новые и новые биологические формы. Требуются более радикальные меры, и я вижу несколько вариантов стратегии. Первый вариант. Щадящий. Закрыть Землю на карантин. Например, рассеять побольше мусора на низких орбитах. Прекратить с ней всякие сношения. Это равносильно тому, чтобы сдать планету Аквиле. Неприемлемо по соображениям стратегии. Второй вариант. Жёсткий. Уничтожить всю жизнь на Земле разом и полностью. Например, подвергнуть массированной термоядерной бомбардировке. Неприемлемо по соображениям этики. Третий вариант. Компромиссный и, как мне представляется, оптимальный. Стерилизовать Землю постепенно. Дать время незаражённым людям укрыться в изолированных колониях. И это технически вполне возможно. Лавиния?

— Да, овер-коммандер. — Шастри отложила дымящуюся трубку. — Моё предложение — направить на Землю Рой Светлячков. Атмосфера практически не пропускает ультрафиолет в диапазоне излучения Роя. Она будет поглощать его, а значит, воздух нагреется. Испарение воды из океанов усилится. Пар создаст парниковый эффект. Чем теплее, тем сильнее испарение, тем влажнее воздух, тем больше парниковый эффект и тем быстрее нагревание. Положительная обратная связь. Примерно через десять лет облучения парниковый эффект станет лавинообразным и необратимым. Даже если убрать Светлячки, нагревание продолжится — атмосфера будет сама себя греть. Пожары быстро уничтожат всю сухопутную растительность, как было после Удара. Через сорок-пятьдесят лет средняя температура Земли превысит 60 градусов Цельсия, и многоклеточная жизнь станет невозможной. Ещё несколько десятилетий — и Земля превратится в прохладное подобие Венеры. Температура около 200 по Цельсию, сплошной облачный покров, выжженная суша, остатки океанов...

— Океаны останутся? — нахмурился Янг.

— Около 10 % воды испарится, — объяснила Шастри. — Пар поднимет давление воздуха до 50 атмосфер, и температура кипения воды вырастет далеко за 200 градусов. А воздух всё-таки нагреется не настолько. Океан не выкипит, но станет таким бурным, что в верхних слоях не выживут ни водоросли, ни планктон. А без них погибнет и вся глубоководная экосистема. Какие-нибудь островки жизни у чёрных курильщиков, может, и останутся. Но основной объём океана будет так же стерилен как суша.

— А люди?

— Люди смогут жить в подводных или подземных колониях. На глубине в десятки метров сохранится комнатная температура. Такие колонии будут защищены не хуже наших, космических.

— Разрешите вопрос, коммандер Шастри? — Отунга приподнялся на стуле. — Что делать с теми, кто уже заражён?

— Выявлять проверкой на входе и не пускать в колонии.

— Сколько лет суша будет пригодна для жизни? — спросил Янг. — Я имею в виду, до начала пожаров и лавинообразного парникового эффекта?

— Первые лет десять, — ответила Шастри. — Хотя климат дестабилизируется сразу же.

— Десять лет — это мало, — овер-коммандер покачал головой. — Люди не успеют построить столько подземных колоний. Ведь десятки миллионов человек должны переселиться. Нужно как минимум лет пятьдесят.

— На Земле множество бункеров, построенных до Удара. Нужно их только реконструировать. Но можно дать и пятьдесят лет, и сто — не проблема. Надо просто запустить Рой не на полную мощность.

— Итак, Лавиния? Твой голос?

Женщина пожала плечами.

— За, разумеется. Землянам давно пора зажить нормальной, безопасной жизнью.

— Коммандер Грин?

Главный астроном был бледен и смотрел в стол. Он заговорил не сразу.

— Овер-коммандер... — Его голос дрожал. — Но ведь это... уничтожение Земли. Нашими... собственными руками... Которыми... мы поклялись её защищать... — В другое время эта оговорка вызвала бы смешки, но сейчас в зале стояло гробовое молчание. — Нет, это... это совершенно, совершенно немыслимо.

— Короче, коммандер Грин. Вы против?

— Простите, овер-коммандер. — Голос Грина наконец обрёл твёрдость. — Категорически против.

— Ваш голос принят. Коммандер Радж Кумар?

— Против, овер-коммандер. Помимо прочего, это политическая смерть для вас, да и для всего Космофлота. Позволю себе напомнить, что овер-коммандера Шастри убили за меньшее...

— Достаточно разговоров. Коммандер Отунга?

— За, — глава ДЕСПО без колебаний кивнул.

— Три и два, — подытожил Янг. — Решение принято. Сворм-коммандер Шастри, поручаю немедленно приступить к нацеливанию Роя на Землю. А вы, коммандеры Грин и Радж Кумар... Вы разочаровали меня.

Дверь открылась. Чётко печатая шаг, в комнату вошли два боевых бипедала. Янг указал пальцами на Грина и Радж Кумара, и наплечные турели роботов плавно повернулись, нацеливая на них короткие стволы пистолетов-пулемётов.

— Задержать и изолировать, — произнёс Янг. — Регламент «Маласпина», до особого распоряжения. — И, больше не глядя на арестованных, вернулся за стол.

Грин и Радж Кумар безропотно встали и позволили себя вывести. Отунга шумно перевел дыхание. Янг и Шастри сохраняли обычную невозмутимость.

— Да, разочаровали, — повторил овер-коммандер. — В кои-то веки я предложил решить вопрос демократически, и надо же, они чуть всё не провалили! Надеюсь, вы понимаете, Отунга, что в этот критический момент мы не можем позволить себе ни малейшего диссидентства в руководящем органе Космофлота? И что оставлять их на свободе означало бы усиливать совершенно ненужную оппозицию?

— О да, конечно, овер-коммандер, — пробормотал глава ДЕСПО и вытер пот со лба.

Троекратно прозвучал громкий стук — это Шастри выбила трубку в пепельницу.

— Зря ты так быстро арестовал Раджа, — сказала она. — Что если он один считал свой заговор фальшивым? И теперь они начнут действовать?

— Неважно, — отмахнулся Янг. — Я готов к тому, что меня свергнут. Раньше или позже — какая разница? Главное — чтобы Рой продолжал выполнять задание даже после моей смерти. И даже после твоей. Ты обеспечишь невозможность его отключения?

— Конечно, дорогой. — Лавиния ласково накрыла его ладонь своей. — Но ты понимаешь, что это уже ничему не поможет?

Янг устало прикрыл глаза.

— Наши шансы малы, но они не нулевые, — проговорил он. — Если бы я не верил в возможность победы, я бы давно сдался.

— Честно говоря, неубедительно, — ровным голосом сказала Шастри. — Ты не сдаёшься, потому что не умеешь сдаваться. Для тебя это невыносимо психологически. Я права? Ты стремишься уже не спасти человечество, а показать им, ведь правда? — Янг молчал. На Отунгу оба супруга уже не обращали внимания, а тот с откровенным ужасом переводил глаза с одного на другую. — Ты совершенно безумен, Макс. Но я с тобой. И буду с тобой до конца.

Губы Янга тронула слабая улыбка.

— Тогда запускай Рой.

Венерирование

Сигнал прошёл по всему Рою, по всей его охватывающей Солнце окружности. Повинуясь сигналу, миллиарды Светлячков медленно повернулись, направляя выходные апертуры в одном указанном направлении — на северный полюс Земли, и продолжали поворачиваться, следуя его орбитальному движению. По мере того как всё больше излучателей нацеливались на указанную точку, поток ультрафиолетового излучения над Арктикой плавно нарастал. Прошло около часа, прежде чем он превзошёл в несколько тысяч раз полный поток излучения Солнца.

Спутники на полярных орбитах влетали в невидимый столб лучей Роя и через десяток секунд вылетали из него докрасна раскалёнными и оплавленными. Ниже, в атмосфере, ультрафиолетовые фотоны возбуждали молекулы азота, заставляя его люминесцировать бледно-зелёным сиянием, похожим на полярное, но настолько ярким, что оно затмевало дневную синеву неба. Менее прочные молекулы кислорода и озона под ударами высокоэнергичных фотонов расщеплялись и ионизировались. Атмосфера полностью поглощала излучение выше 30 километров, так что ни один испущенный Роем фотон не долетал до поверхности. Тем не менее, поверхность тоже почувствовала удар.

Стокилометровая воздушная линза в стратосфере, поглощая львиную долю излучения, нагревалась и расширялась, и всё сильнее давила на окружающий холодный воздух. Давление выжимало из него водяной пар, конденсировало влагу, и так над всей Арктикой сгустился снежный туман, переходящий в облака. По всей окружности Ледовитого океана давление выталкивало воздушные массы на юг. Сила Кориолиса закручивала этот могучий ветровой поток по спирали.

Гигантский, небывалый в истории планеты антициклон сформировался и завращался над Арктикой.

По мере того как Рой закачивал в его центр всё больше лучистой энергии, антициклон наращивал радиус и набирал мощность.

Кап-Яр, кабинет резидента Космофлота.

Шторм усиливался. Ударил гром, порыв ветра швырнул в оконное стекло целое ведро воды с пригоршней града. Зара отвернулась. В поле зрения полыхало красным огнём предупреждение даймона — «Тревога! Пройти в подземное укрытие!» — но она не двигалась с места. В голове не осталось ни желаний, ни мыслей, ни чувств. Надо было приказать медбраслету впрыснуть дофамина в кровь... но сейчас она и на это не была способна.

— Признаться, я не ожидал такого от вашего отца, — нарушил молчание Червь. — Конечно, я принимал в расчёт такой вариант, но приписывал ему довольно низкую вероятность... Что ж. Это только облегчает нам работу. Вы, конечно, спросите, каким образом?

Зара молчала. Ливень яростно барабанил в высокое окно.

— Вначале небольшое отступление, — продолжал Червь. — Как я уже говорил в своей первой лекции, однотелы по мере превращения в клетки многотела, как правило, теряют индивидуальную разумность. В самом деле, зачем думать своим умом, если коллективный ум социума всё больше думает за вас? У вас, людей, этот процесс идёт давно. Знаете ли вы, что мозг кроманьонца был несколько больше, чем у современного человека, а мозг неандертальца — значительно больше? Но что там неандертальцы. Я обращался к архивам вашего Солнета с самых давних времён, с начала XXI века, когда он ещё назывался Интернетом, и могу сказать с полной уверенностью: за эти пять веков человек поглупел. Человек начала XXI века схватился бы за голову, если бы узнал, до чего глупо, непредусмотрительно, безответственно каждый из вас действовал в последние дни. Включая вас лично, Зара. Вам тридцать шесть лет, а вы вели себя как эмоционально неустойчивый подросток. Но что говорить о вас! Даже самые умные из людей, такие как Далтон и Ллойд, наделали нелепейших ошибок. Ну а ваш отец...

— А ведь вы злитесь, Червь, — сказала Зара неожиданно спокойно. Под очередной раскат грома она подошла к бару и налила себе текилы. — Забавно. Вот уж не думала, что и у вас есть эмоции. — Она бросила в бокал кубик льда. — Или это вы от меня заразились?

— Да, о вашем отце, — продолжал Червь, не обращая внимания на её реплику. — Знаете, чем он страшен? Он не безумен, каким его все считают. Он глуп. Элементарно, банально глуп. Максвелл Янг — не гений зла, не сумасшедший тиран... Он просто дурак. Вот и всё. Кровожадный дурак. И вы понимаете, что это значит, Зара?

— Ну?

— Мы его сделаем. Сделаем как ребёнка. Уничтожим в течение часа. Всё, что от вас требуется — это произнести небольшую речь. Вы готовы?

— Куда же я денусь? — Зара пожала плечами и залпом опрокинула бокал.

— Тогда повернитесь к камере вон в том углу. Я буду подсказывать текстом. Готовы? Начали.

— Люди Солсистемы! Космики и наземники! Служащие Космофлота и колониалы! Доктора, мастера, милитанты и нульдевы!

Я, Зара Янг, дочь Максвелла Янга, одна из самых близких к нему людей, подтверждаю: мой отец психически болен. Я знала это давно. Но решилась обнародовать только сейчас, когда он перешёл все границы.

Повторяю со всей ответственностью: мой отец, Максвелл Янг, невменяем, и потому не может исполнять обязанности овер-коммандера. Как служащая Космофлота я объявляю, что не подчиняюсь его приказам. Я призываю моих коллег также отказать ему в подчинении.

Заместителем овер-коммандера и второй в цепи командования является Лавиния Шастри. В случае, если она также откажется подчиняться Янгу, нам следует признать её овер-коммандером. Но это маловероятно. В качестве сворм-коммандера Шастри лично распорядилась о применении Роя по Земле, а значит, готова и дальше выполнять любые безумные приказы Янга.

Я не занимаю никакого места в цепочке наследования должности овер-коммандера. Тем не менее, я долго была неофициальным преемником Янга. Я неплохо разбираюсь в устройстве Космофлота и порядке управления им, и готова взять на себя ответственность за его функционирование. Я призываю все корабли и базы Космофлота и Плеромы отказать в подчинении Максвеллу Янгу и Лавинии Шастри и признать временным овер-коммандером меня, Зару Янг.

Я принимаю эту должность для выполнения одной и только одной задачи — остановить удар Роя по Земле. Как только Рой будет выключен, я сложу с себя полномочия и объявлю выборы нового овер-коммандера в соответствии с уставом Космофлота, а затем предам себя в руки правосудия.

Я, Зара Янг, спасла Землю от аквилианского вируса. Теперь дайте мне возможность спасти Землю от моего обезумевшего отца. У меня всё. Спасибо.

Бункер под Новой Москвой.

Наружные камеры наблюдения бесстрастно показывали, как ливень с градом немилосердно хлещет Слободу, Рабат и руины Новой Москвы. Сотни мокрых до нитки, перепуганных наземников толпились у ворот Колонии в надежде, что их пустят внутрь, в бункеры колониалов. Люди всё прибывали, истерика нарастала. «Пустите! Мы чистые, чистые! Мы приняли пилюли Зары!» — орали из толпы. «Зара! За-ра!» — то и дело начинали они скандировать, будто надеясь, что спасительница их услышит, укроет, защитит...

Игнат Артемьев, прайм-админ Новой Москвы, вздохнул. Всё было плохо, и всё обещало быть ещё хуже.

— Это мятеж, — сказал он. — Янг такого не простит. Второй раз это будет кое-что похуже, чем лёгонькая орбитальная бомбёжка.

— Что может быть хуже этого? — Касьян Глушков, глава экстрагарда, ткнул пальцем в потолок. — Там, наверху? И нам ничего не сделают, если другие колонии вступят в дело.

— Вот и подождём, когда выступит кто-нибудь покрупнее. Сильвана или Фламмарион...

— Они не выступят первыми, как ты не понимаешь? Именно потому, что они крупные. Им есть что терять. А нам — уже почти нечего. Мы и должны быть застрельщиками! Ну, Игнат? Неужели ты не хочешь свалить Янга? Вся Колония будет за тебя горой! Да что Колония, вся Земля!

Артемьев пристально посмотрел на Глушкова, скривился и решительно махнул рукой.

— Даймон, прямой эфир в официальный солнет-канал! — Выпрямился и придал лицу мужественное выражение. — Люди Солсистемы! Космики и наземники! Я, доктор Игнат Артемьев, прайм-администратор Колонии Новая Москва, объявляю, что признаю Зару Янг временным овер-коммандером, и подчиняюсь ей как глава колонии-союзника Плеромы...

«Азатот».

Варгас и Мур, последние двое, кто остался на приговорённом корабле, смотрели на Землю через окошки смотрового купола. Корабль как раз проходил высшую по широте точку орбиты, и из купола открывался великолепный вид на суперантициклон. Плазменный «глаз» на северном полюсе горел мертвенно-зелёным люминесцентным огнём, а вокруг вращалась непроницаемая белая шапка — закрученная спиральными прядями облачных гряд и ежесекундно то там, то сям подсвечиваемая изнутри сполохами молний. Антициклон доходил уже до Чёрного моря. Он захватил большую часть северного полушария и продолжал расширяться.

— Значит, ты за Максвелла, да? — враждебно спросил Мур. — Который приказал наш корабль уничтожить, а нас сослать навсегда на Землю? Вот на такую Землю?

Капитан поморщился.

— Я всё понимаю. Но Зара... Ведь мы-то с тобой знаем, что она такое! Неопытная, капризная, непредсказуемая! Она же развалит всё!

— Она — временный вариант. Все это понимают. У неё нет сторонников.

— Наземники боготворят её после этих пилюль, — проворчал Варгас. Ему уже явно не хотелось спорить, но гордость требовала оставить последнее слово за собой. — Хотя наземники ничего не решают... Ладно. Это действительно будет правильно. Даймон, прямой эфир! Я, мастер Тангейзер [NAV] Варгас, командир корабля «Султан Демонов Азатот», объявляю, что признаю Зару Янг временным овер-коммандером Космофлота...

Фламмарион.

Далтон широко улыбался.

— Наконец-то! — сказал он Сторму. Больше в просторном кабинете, роскошно отделанном в стиле Второй Империи, никого не было. — Долго же мы этого ждали. Долго же готовили... Янга валят! И, что особенно приятно, валят свои.

Сторм глядел на него с сомнением.

— Ты готов поддержать Зару?

— Зара — это временно. Девчонка всё равно не потянет эту должность, а там посмотрим... Даймон, прямой эфир в официальный канал! — распорядился он. — Я, доктор Астар Далтон, прайм-администратор Колонии Фламмарион, объявляю, что признаю Зару Янг временным овер-коммандером Космофлота...

— Я, доктор Гвинед Ллойд, признаю, и призываю всех оставшихся в живых рианнонцев признать Зару Янг временным овер-коммандером Космофлота...

— Я, доктор Нерия Вэй, прайм-администратор Колонии Сильвана, объявляю, что признаю Зару Янг...

— Я, мастер Иштар [NAV] Демир, командир корабля «Ползучий Хаос Ньярлатотеп»...

— Я, доктор Элиас Дитрих, прайм-администратор базы «Урания»...

Зал заседаний командного совета Космофлота.

Два кресла за столом пустовали — преемников арестованным ещё не успели назначить. Женщина с розой и уроборосом печально смотрела со старинной картины на троих оставшихся за столом людей.

— Итак, восстание всеобщее, — произнёс Янг. — Верность сохранил только Эрикс.

Шастри и Отунга молчали.

— Коммандер Отунга, назначаю вас начальником штаба по ликвидации мятежа.

— Благодарю за честь, овер-коммандер, — откликнулся Отунга. Его голос не выражал ни малейшего удовольствия.

— Приказываю вам разослать всем контрольным тьюрингам мятежных кораблей и баз команду на самоуничтожение, — размеренно проговорил Янг.

Отунга встал, наклонился над столом и поглядел на Янга очень внимательно.

— Я вас верно понял, овер-коммандер? Вы приказываете уничтожить все корабли и базы Космофлота, кроме нашей?

— По очереди, коммандер Отунга. С получасовым интервалом, в случайном порядке. Дайте им возможность одуматься.

Начальник штаба по ликвидации мятежа вернулся в кресло и откинул голову на подголовник.

— Можете арестовать меня, овер-коммандер, можете убить за неподчинение, но даже так — нет.

Янг помолчал. Потом перевёл взгляд на Шастри.

— Я с тобой до конца, Макс, — ровным голосом сказала она.

Янг снова посмотрел на Отунгу. Начальник штаба зажмурился. С его виска скатилась и поползла по щеке капля пота.

— Живите, — сказал овер-коммандер. — Я отменяю приказ. — Он встал. — Пойдём, Лавиния.

Отунга открыл глаза, всё ещё не веря своему счастью. Он был один в зале заседаний. Женщина с картины укоризненно смотрела ему в глаза.

Лапута Эрикс.

Километровый остров из силиконо-гелиевой пены плыл сквозь однообразную слепящую мглу облаков. Его крутые склоны на вид были неотличимы от натуральных меловых скал. По уступам сверкали рыжими каскадами сернистые отложения, ветер порывами сдувал и трепал шлейфы жёлтой пыли. Верх летающего острова был совершенно плоским — он служил взлётно-посадочной полосой для самолётов и шаттлов.

Два старых человека, мужчина и женщина, одетые лишь в кислородные шлемы, вышли из лифта и, держась за руки, направились к краю обрыва. Здесь, на высоте 55 километров, температура и давление были комфортными для человека, а сернокислотные облака представляли собой крайне разрежённый смог, безвредный даже для оголённой кожи. Опасен был только солнечный ультрафиолет. Жёлтая морщинистая кожа двух стариков на глазах покрывалась болезненной краснотой, но они не обращали на это внимания.

Максвелл Янг и Лавиния Шастри остановились у самого обрыва в белую бездну.

— Интересно, что убьёт нас раньше? — спросила Шастри. Её голос гулко резонировал в полости шлема. — Температура или давление? До поверхности мы не доживём, это понятно.

— Скажи лучше, будет ли работать Рой? — спросил Янг. — Тот, кто унаследует твою сигиллу, сможет его отключить или перенаправить?

Шастри вздохнула.

— Прости меня, Макс. Рой должен быть готов выполнять свою главную задачу. Нет, я не заблокировала управление.

— Значит, ты тоже меня предала.

— Я предала твоё безумное дело, но не тебя. Я могла бы солгать. И я могла бы оставить тебя прямо сейчас.

Супруги внимательно посмотрели друг на друга сквозь стёкла шлемов.

— Да, — согласился Янг. — Ты меня не предала.

Они синхронно повернулись к обрыву и, не отпуская ладоней друг друга, сделали шаг.

Через несколько минут их дымящиеся, обугленные, смятые давлением тела рухнули на обглоданный ветром щебень венерианской поверхности. Два фонтана пепла взлетели к мутно-оранжевому небу.

Пепел даже не успел осесть на камни. Ветер мгновенно унёс и развеял его без следа.

Арлекин — слуга двух господ

На базаре у пристани Уфы Арлекин купил моторную плоскодонку, палатку, запас горючего и продовольствия на две недели, и отплыл вверх по Белой. Река должна была вывести его почти к самой Ямантау. Она, правда, делала огромный крюк, но более короткий путь — по реке Инзер — был закрыт враждебным кочевым племенем.

Много дней он неторопливо поднимался по тихой реке. Белая оказалась такой мелкой, что по несколько раз на дню приходилось волоком тянуть лодку через перекаты. В такие моменты Арлекин подумывал, что быстрее добрался бы пешком. По берегам тянулась однообразная степь, изрезанная оврагами. Время от времени встречались кочевники со стадами овец на водопое. Обычно они лишь провожали лодку насторожёнными взглядами, но один раз выстрелили из какого-то самопала. В обшивке засело несколько дробинок, но Арлекин успел залечь на дно и не пострадал. Другой раз его чуть не убила какая-то шайка, подкравшись во время ночлега. Благодаря тренированному чутью Арлекин проснулся вовремя и перестрелял всех. С тех пор он ночевал только на островах и хорошенько прятал в кустах лодку.

Паралича и приступов больше не было. Но голос Аманды являлся каждую ночь с восходом Юпитера, и каждый раз Арлекин в слезах клялся, что едет в Ямантау лишь для того, чтобы установить желанную радиосвязь, и даже сам себе верил... пока Юпитер не закатывался, и морок не отступал. Арлекин был вполне доволен таким положением дел. Он перехитрил мелантему — разве это не повод для гордости?

Связи не было, и он ничего не знал о происходящем в мире. Когда однажды на севере посреди бела дня небо заполыхало полярным сиянием, Арлекин ничего не понял. Он решил, что это новое нападение аквилиан, и приготовился к худшему. Скоро налетел порыв холодного ветра, мгновенно собрались тучи, пошёл дождь с грозой. Арлекин натянул над лодкой импровизированную крышу из палатки и продолжал путь. Но ветер усиливался, вода в реке быстро прибывала, и вскоре течение стало опасно бурным. Тогда он пристал к берегу.

Арлекин забрался на меловой холм и устроил себе укрытие под перевёрнутой лодкой. Так он провёл больше, чем ему хотелось бы, дней и неотличимых от них ночей. Это было плохое время. Ветер достигал ураганной силы и норовил снести лодку, так что пришлось закрепить её палаточными колышками. Продукты скоро кончились, как он ни старался их экономить. В последние дни Арлекину пришлось питаться мышами и змеями, которые спасались от потопа в его укрытии, и что хуже всего — поедать их сырыми. Он уже начал думать, что сойдёт с ума от тоски, безделья и голода, но тут буря начала стихать. Когда ливень перешёл в умеренный дождь, Арлекин вылез из-под лодки.

Ландшафт изменился до неузнаваемости. Река превратилась в мутное море, из которого поднимались острова-холмы. Арлекин двинулся дальше вверх по течению.

Оставалось уже немного. Путь лежал через Уральские горы. Когда-то они были лесистыми и пологими, но Удар сжёг леса, а Великий Ливень и Долгая Зима снесли почву, обнажив горы до их каменного основания. Теперь они крутыми скалами и останцами поднимались над разлившейся Белой. Эти места были уже совершенно необитаемы, а может вымерли после бури.

Карта стала почти бесполезной, но Ямантау нельзя было спутать ни с чем. Её широкая плоская вершина возвышалась над всеми соседями. Следуя извилистому руслу реки, Арлекин сильно петлял между горами, но всё равно приближался к цели с каждым днём. Было голодно. Лишь пару раз в день ему удавалось поймать тощую рыбёшку.

На последнем привале он случайно попал в зону связи, видимо, под какой-то спутник. Сеанс длился всего пару минут, но он успел узнать последние новости и был совершенно потрясён. Нет, он и раньше не питал иллюзий по поводу психического здоровья Максвелла Янга... но удар Роем по Земле!.. И значит, овер-коммандер теперь скандальная красотка Зара? И она вот так просто прекратила эпидемию мелантемы? И остановила Рой? И теперь наземники её боготворят и требуют оставить овер-коммандером? Мир ликовал, но Арлекин не разделял этого ликования. Последний участок пути ему пришлось проделать пешком — утопая по колено в грязи и уже с совершенно пустым желудком.

Мокрый, грязный, голодный и исхудавший, после месяца путешествия Арлекин наконец прибыл к воротам внешнего периметра комплекса Ямантау. Вот он, его замок святого Грааля. Бетонный забор, увитый ржавой колючей проволокой; стальные ворота в остатках облупившейся зелёной краски; башенки с пулемётными гнёздами; надпись, вырезанная в бетонной плите:

БАЗА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ ОТД

ПРОХОД ВОСПРЕЩЁН

ЗА КРАСНОЙ ЛИНИЕЙ СТРЕЛЯЮТ НА ПОРАЖЕНИЕ

Ни красной, ни какой-то другой линии не было — их размыло или затянуло грязью. Арлекин понял, что пересёк жёлтую линию, лишь когда пулемёты на башенках ожили и повернули в его сторону стволы.

Итак, ОТД, Организация Ташкентского договора. Что-то из совсем стародавних времён, до Удара и даже до Космофлота, когда на Земле ещё соперничали друг с другом несколько великих держав. Пацифика, Амеропа, Индокеания, ну и несколько альянсов помельче, в том числе эта самая ОТД. Наверняка они там, в бункере, до сих пор считают, что у них холодная война с Амеропой. На этом и сыграем.

Арлекин вытащил из сумки Родонитовый Ковчег, открыл и показал пулемётам вкладку памяти.

— Здесь секретная информация НАСА! — крикнул он и едва узнал свой собственный голос, осипший и ослабший. Это были его первые слова за всё время путешествия. — Запись инопланетной передачи зондом «Граффос». Я прошу политического убежища!

Прошло с полчаса. Арлекин терпеливо ждал. Он понимал, что быстро такие дела не делаются. Наконец створки ворот принялись открываться с таким адским ржавым скрежетом, будто к ним не прикасались лет сто (не исключено, что так и было на самом деле). В воротах показались два низкорослых солдата в мешковатых, как у наземников, одеяниях грязно-зелёного цвета. Держа наизготовку автоматы Семёнова образца 2280 года, они двинулись к Арлекину удивительно синхронно — почти как зеркальные отражения друг друга. Их головы были облечены в металлические сбруи с рожками антенн — очевидно, архаичные диадемы. Лица были мертвенно-бледны, как у лоугравов (неудивительно для подземных жителей). Выпученные глаза выражали... нет, не страх, но мучительное напряжение — как у идиота, силящегося понять слишком сложную для него мысль. Двести лет, напомнил себе Арлекин. Двести лет полной изоляции, а может и больше. Однако же автоматы они держали довольно профессионально, подходили грамотно...

— Амыр! — рявкнул один солдат, не сводя с Арлекина глаз и ствола.

— Амыр! — подхватил второй. — Зда ару!

— Зда ару!

— Сдать оружие? — переспросил Арлекин. Понятны были не столько слова, сколько интонация. — Забирайте. — Он поднял и расставил руки, позволив солдатам обыскать себя и разоружить.

— Пшо! — левый близнец слегка подтолкнул его стволом в спину.

— Пшо! — правый повторил его движение, и Арлекин с поднятыми руками вошёл в ворота.

Внутри периметра царило то же запустение, что снаружи. Выдавленные в грязи следы солдатских сапог вели к величественному входу в бункер. То была круглая дыра туннеля в скальной стене. Арлекин сразу увидел, что в туннеле его уже ждут — и встречающих что-то слишком много. Ему показалось странным, что сдачу иностранного секретоносителя здесь организовали как публичную встречу.

Довольно грубо понукаемый сзади солдатами, Арлекин вошёл под свод туннеля. Дохнуло теплом и таким зловонием, что заслезились глаза, а пустой желудок скрутило спазмом. Здесь, однако, были электромагнитные шумы, диадема приняла их и выдала напряжение на имплант, и Арлекин приказал даймону подавить обоняние. Стало легче. Его снова подтолкнули. Он шагнул вперёд, заставив расступиться толпу встречающих. Здесь было человек тридцать — видимо, немалая часть населения бункера.

Жители Ямантау. Не космики и не наземники, но кто? Подземники? Третья ветвь человечества... и явно не лучшая по качеству генов. Все они, мужчины и женщины в неряшливой одежде неопределённо-застиранного цвета, были низкорослы и тщедушны. Все лица, затянутые в сбрую архаичных диадем, выглядели слабоумными. На Арлекина они смотрели со смесью ужаса и детского любопытства, а в глазах женщин он читал и откровенное вожделение. «Амыр... Амыроп...» — бормотала толпа. Неужели он здесь и впрямь первый за двести лет гость из внешнего мира? В сопровождении толпы подземников он медленно шёл по туннелю, углубляясь всё дальше под гору. Дневной свет померк, теперь только лампы под сводом освещали бетонированные стены в кольцах тюбингов, кабелях и трубах.

Вскоре впереди послышались шаги. Из-за поворота вышла вторая группа встречающих. Четыре вооружённых солдата и один довольно тучный седовласый старик, тоже в военной форме — кстати, первый увиденный Арлекином старик, и самый толстый из подземников... и, кажется, самый умный, судя по некоторой осмысленности в глазах. Все остановились. «Началь... Началь...» — пронеслись по толпе почтительные шепотки.

— Кто? — повелительно спросил старик. Не слишком вежливо, но и без враждебности.

— Капитан Брэм Конти, старший оперативник экстрагарда земного филиала компании «Рианнон Биосервис», Колония Новая Москва! — чётко отрапортовал Арлекин.

«Началь» нахмурился — кажется, он не понял ни единого слова.

— Амыроп? — спросил он, повысив голос.

— Нет, господин начальник. Не амеропеец, космик.

Во взгляде старика как будто забрезжило понимание.

— С космо?

— Нет, господин начальник. Из Новой Москвы, — повторил Арлекин. — Но это, — он снова раскрыл Родонитовый Ковчег, — амеропейское. Сверхсекретное. НАСА. «Граффос». Инопланетная передача. Надо дешифровать. Компьютер. Очень важный секрет. Понимаете, господин начальник?

Конечно, тот ничего не понимал... но Арлекин обращался не к нему. Он был уверен, что здесь командует кто-то другой, по-настоящему умный, ведь огромный бункер — слишком сложная система, чтобы община дебилов могла с ней управиться. Какой-то серьёзный мозг, человеческий или компьютерный, стоял за всем этим, и вся надежда была только для него.

Между тем начальник, глядя на Арлекина с видом полного превосходства, властно взмахнул пухлой рукой.

— Сима! — Его возглас многократно отдался под сводами туннеля. — Полна, полна сима! Собра серве зала! — Старик развернулся и куда-то зашагал со своими охранниками.

По толпе вокруг Арлекина прошло волнение. «Сима... Серве зала...» — послышались озабоченные голоса. «Пшо! Пшо!» — прикрикнули конвоиры, и Арлекин двинулся следом за стариком.

Они долго шли, то сворачивая в боковые туннели, то спускаясь по лестницам. Толпа прибывала. Когда они наконец добрались до «серве зала», Арлекина сопровождало уже человек двести. Зал оказался необычной для бункера архитектуры — амфитеатр, похожий на большие лекционные аудитории в древних университетах. Вдоль той стены, где в аудиториях размещалась доска, стояли стеллажи с чёрными гудящими коробами старинных серверов. Они дышали жаром. Совмещение аудитории с датацентром показалось Арлекину самым странным, что он видел в Ямантау, но удивляться не было времени.

Подземники дисциплинированно рассаживались по скамьям, вытягивали из-под столов какие-то кабели и втыкали в разъёмы на своих диадемах. Подсоединившись к сети, подземник закатывал глаза и расслабленно откидывал голову. Конвоиры Арлекина, впрочем, не подключились. Они усадили его на табурет в центре амфитеатра.

Между тем начальник сел напротив, в первый ряд скамей, и подключился как все. По его лицу прошла судорога. Что-то в его лице неуловимо изменилось. Старик глядел прямо на Арлекина, и взгляд его стал совершенно другим — острым, холодным, пристальным.

— Рассказывай, — потребовал старик на совершенно правильном русском языке.

Арлекин подумал, прежде чем отвечать.

— Я правильно понимаю, что со мной сейчас говорит коллективный разум или что-то типа того?

— Да, коллективный разум. Компьютерно опосредованный, компьютерно усиленный.

— Быстро же вы доэволюционировались до муравейника, — заметил Арлекин. — Всего двести лет... Или начали ещё до Удара?

— Что ты принёс? — перебил его коллективный разум Ямантау устами начальника. — Почему считаешь это важным?

— Видите ли... — Арлекин прикрыл глаза. Он чувствовал голод и страшную усталость. — Я не знаю, насколько вы осведомлены о происходящем на поверхности. Но там, судя по всему, нарождается второй коллективный разум. И управляют им, к сожалению, аквилиане. Я так думаю, двум человейникам скоро станет тесно на одной планете. Думаю, что скоро вам придётся отстаивать свою независимость.

Арлекин помолчал. Его многотелый собеседник молчал тоже.

— Нам это не удалось, — продолжил Арлекин. — Теперь я хочу, чтобы удалось хотя бы вам. Вы, конечно, выглядите не очень, а пахнете так вообще... Но всё-таки вы земляне, какие ни есть. Поэтому я на вашей стороне.

Он вынул вкладку памяти из шкатулки и положил на стол перед стариком.

— Держите. Ваши компьютеры такие древние, что наверняка у них есть порты для чтения этого барахла. Запись попала к нам совершенно случайно. Поэтому есть вероятность, хотя и небольшая, что мы перехватили нечто важное. Нечто такое, что даст нам козырь против аквилиан... просто потому, что они не знают, что у нас это есть. Если, конечно, удастся дешифровать данные. Но вы же военный бункер, у вас тут должна быть хорошая криптография? Держите, говорю. — Он подтолкнул вкладку к старику, но тот не пошевелился. — Берите! Один шанс из миллиона, что это поможет вам выстоять.

— Чего ты хочешь для себя? — спросил наконец старик.

Арлекин криво улыбнулся.

— Ну, для начала поесть.

«Началь» поднял руку и царственным движением указал на одного из конвоиров.

— Еда! — воскликнул он повелительно. — Амыр еда! — И снова обратился к Арлекину: — Чего ты хочешь ещё?

Вот и настало время для главного предложения.

— Я мог бы работать вашим агентом там, наверху. Давайте попробуем установить ваш софт в мой имплант... Да, я тоже заражён мелантемой. Но, кажется, я могу это контролировать.

— Каковы твои мотивы?

— Я же сказал. Вы земляне, и я на вашей стороне...

— Ложь, — отрезал коллективный разум.

— А вы проницательнее, чем я думал. Ладно. Хотите правду, так вот вам правда. — Арлекин встал. Почему-то ему хотелось сказать это стоя. — Я, знаете ли, эгоист. Я хочу остаться самим собой. Индивидом. Не вливаться ни в какое коллективное тело. А это будет проще, если коллективных тел будет два, и они будут конкурировать друг с другом. Я хочу стать слугой двух господ. Думаю, что только так смогу сохранить хоть какую-то свободу. Слуга двух господ, если он достаточно ловок, более свободен, чем слуга одного. Вот поэтому я и заинтересован в вашем усилении и вашей независимости. Может, это глупо, может, я наивен... но это правда. — Арлекин сел. — Гниль и плесень, да я сейчас, может, впервые в жизни сказал чистую правду. Объяснение принято?

— Объяснение принято, — донеслось изо рта старика. — Я подумаю, что с тобой делать.

Он взял вкладку памяти и убрал под стол, и, хотя это ещё ничего не значило, у Арлекина будто свалился с души камень. Тут раздался топот сапог, и вбежал солдат с пластиковым лотком и стаканчиком.

В лотке лежала какая-то разваренная крупа, а в стакане плескалась мутная вода с прозрачными кружочками жира, но для человека, который два дня питался одной сырой рыбой, а до того — мышами и змеями, даже это казалось пищей богов. Арлекин с улыбкой поднял стакан.

— Ну что ж, коллективный разум, — произнёс он, — хоть ты и не составишь мне компанию, я всё-таки хочу произнести тост. За человечество! Хотя нет. Ну его в грязь, это интегрирующееся человечество. За человека. За отдельного человека. За последнего на Земле отдельного человека. Короче говоря, за меня!

Он залпом выпил безвкусной маслянистой водицы, отставил стакан и жадно заработал ложкой, не смущаясь коллективного разума, что внимательно смотрел на него двумястами пар бессмысленных глаз.

Глоссарий