– Шази…
Она прикоснулась кончиком пальца к шраму на ключице Халида. Затем мягко скользнула по старым синякам на челюсти. Взяла его руки в свои и очень осторожно дотронулась до недавних порезов, до глубокой раны на ладони, которая еще не до конца затянулась.
– Мне тоже тяжело видеть твои шрамы, – пробормотала Шахразада. – Но кожа – всего лишь кожа, вне зависимости, женская или мужская. Боль проходит. Не нужно скорбеть о моих ранах больше, чем о своих. Поверь, если кто-то причинит мне вред по злому умыслу – я сообщу тебе первому. – Она поцеловала порез на ладони Халида. – И мы вместе восстановим справедливость. – Потом положила его руку себе на живот. – Клянусь, ожог совсем не болит, – и лукаво улыбнулась.
– Обманщица, – нахмурился Халид.
Шахразада толкнула его на кровать и склонилась над ним, касаясь копной волос.
– Может, мне и нравятся розы, но сама я вовсе не хрупкий цветочек.
– Нет, – едва заметно улыбнулся Халид. – Совсем нет.
– Знаешь, почему я обожаю именно розы? – спросила Шахразада, развязывая его кушак нарочито медленно. – Конечно, за красоту и аромат, но главное…
– За шипы, – хрипло выдохнул Халид, напрягая мускулы там, где их коснулись тонкие пальцы девушки. – Потому что в этих цветах скрыто больше, чем кажется на первый взгляд.
– Знаешь, как я по тебе скучала? – прошептала Шахразада, улыбаясь возлюбленному и проводя кончиками пальцев по изгибам его бедер.
– Да. – Халид прерывисто вдохнул, коснулся ее нижней губы. – А ты знаешь, что делаешь мою жизнь в тысячи раз лучше?
– Да. – Шахразада почувствовала, как пересохло во рту, когда он протянул руку к висевшему на бечевке вокруг шеи кольцу с двумя скрещенными саблями. – Я не могла больше носить его на пальце, но не хотела…
Халид молча потянул за импровизированное ожерелье, заставляя нагнуться, и нашел губами ее губы. Тела соприкоснулись, отыскивая привычный ритм.
Отыскивая идеальный баланс.
И в то мгновение, когда нашли его, утратили представление обо всем, кроме друг друга. В то мгновение не существовало боли и шрамов, а проклятие казалось проблемой из далекого прошлого. Значение же имело лишь здесь и сейчас.
– Я люблю тебя, – прошептала Шахразада. – Ты – все то, чем я являюсь.
– А ты – все то, чем я стану.
В это мгновение они находились вне времени и пространства.
Здесь наконец пропали границы, где заканчивалась она и начинался он.
– Уже поздно, – произнес Халид, когда обрел способность говорить. – Тебе следует отдохнуть.
– Ты о чем? Я ничего не делаю.
– Прекрати улыбаться и засыпай.
– Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь, если даже не смотришь на меня?
– Я это чувствую.
Смех Шахразады согрел кожу Халида, согрел самые холодные уголки его души.
Он лежал на животе с закрытыми глазами, стараясь отогнать мучительную мигрень. То, что она вернулась именно сейчас, служило очередным доказательством его кошмарного невезения.
Либо доказательством извращенного чувства юмора судьбы.
Подушки рядом зашевелились, и Шахразада положила голову на спину Халида. Он ощутил ее щеку на своей лопатке. Потом – легкое, как перышко, прикосновение тонких пальчиков, которые пробежались по его рукам к затылку.
– Хочешь, чтобы я прекратила? – спросила Шахразада, когда поняла, что ее попытки облегчить головную боль не увенчались успехом.
– Нет.
– Тогда чего ты хочешь? – голос возлюбленной стал игривым.
Халид задумался на пару мгновений, стараясь отогнать образы, внушенные ее словами, затем улыбнулся, несмотря на стучащую в висках боль.
– Может, сказку?
– Любую?
Он кивнул, все так же не открывая глаза.
– Однажды, гуляя по лесу, прекрасный юноша повстречал на пути сладкоголосую голубку и остановился, дабы насладиться чудесными трелями ее песни. Представь же его изумление, когда необычная птаха прекратила выводить мелодию и заговорила человеческим языком!
Шахразада рассказывала совсем тихо, на ухо Халиду. Казалось, она и сама явилась в сновидении. В сновидении, от которого не хотелось пробуждаться.
Он кожей ощутил ее улыбку.
– «О, прекрасный незнакомец, – промолвила голубка, – вижу, тебе присущ отличный вкус! Так дозволь же раскрыть тебе тайну: ежели продолжишь идти по сей тропе, то вскоре заметишь красную дверь с деревянной щеколдой. Подле нее встретится группа рыдающих мужчин. Не задавай им вопросов о поводе для столь горькой кручины, а шагай за порог, и обретешь богатства превыше любых мечтаний!» Удивился юноша той нежданной встрече со сладкоголосой голубкой, да обрадовался посуленным богатствам, а посему внял ее совету и устремился в указанном направлении.
– Безрассудство молодости, – пробормотал Халид.
Шахразада тихо рассмеялась. Этот звук отдался в его теле, прокатился вниз по позвоночнику.
– Как и посулила чудесная птаха, тропа привела на поляну с единственной красной дверью, закрытой на деревянную щеколду. Рядом сидела группа рыдающих мужчин. Юноша молча миновал их и устремился прямиком к заветной цели: откинул запор и шагнул за порог. Пред глазами раскинулся великолепный висячий сад. Но не фруктовый либо цветочный, а драгоценный. Вместо яблонь росли изумрудные друзы. Вместо клубники сверкали рубины размером с палец. Вместо апельсинов мерцала желтая яшма. Вместо гиацинтов в росе поблескивали аметисты. На ветвях вместо жасмина качались бриллианты и жемчуга. Принялся тут юноша набивать карманы драгоценными плодами и цветами да смеяться, покуда бока не заболели.
Халид хмыкнул, чем ненадолго отвлек сказительницу. Она взяла его за руку, переплела их пальцы и продолжила:
– Миновав чудесный сад, зашагал юноша дальше, пока не увидел прелестную деревушку на берегу кристально чистого моря, где тут же купил самый красивый дом. На противоположной стороне поселения обнаружилась новая запертая дверь. Не устоял удалец пред искушением, да и открыл ее. За порогом лежал шумный базар огромного города, полный разнообразных диковинок – одна другой краше да интереснее. В воздухе витали запахи специй и сладостей. Купцы наперебой расхваливали свои товары. В кратчайший срок юноша сумел выторговать за свои невиданные драгоценные плоды немало золота. Казалось, везде сопутствовала ему удача! А посему, узрев новую дверь, без колебаний устремился он к ней, откинул щеколду и переступил порог, за коим повстречал самую прекрасную красавицу на свете. Рука в руке отправились они исследовать незнакомые просторы, зеленые долины и искрящиеся ручьи. Ни разу юноша не оглянулся. Всегда помыслы его занимало неизведанное. Еще одна дверь впереди, куда бы та ни вела.
Шахразада на секунду сбилась с темпа и задумалась, но вскоре возобновила рассказ:
– Много лет спустя, когда юноша уже превратился в зрелого мужчину, избранная стезя привела его к новой двери. Без малейших сомнений он пересек порог. – Она снова замолчала, и какое-то время тишину нарушало лишь их дыхание, но наконец завершила историю с легкой печалью в голосе: – И обнаружил, что оказался в лесу. Пройдя по тропинке, узрел перед собой знакомую поляну с группой рыдающих мужчин. Но на сей раз на красной двери не было щеколды. В ту секунду уже немолодой странник все понял. Опустился он на траву подле других несчастных… и принялся рыдать.
Воцарилась тишина.
Наконец Халид поинтересовался:
– Почему ты выбрала именно эту сказку?
– Иногда… – медленно проговорила Шахразада после длительной паузы. – Иногда мне кажется, что я хочу слишком многого.
– Не может этого быть. Ты заслуживаешь всего, чего только ни пожелаешь. И даже большего.
Шахразада передвинулась и положила подбородок на плечо Халиду, заставив его поморщиться.
– Очень больно? – встревоженно спросила она.
Одна часть сознания Халида твердила, что следовало солгать, дабы не причинять беспокойства возлюбленной, но он не видел смысла. Обман редко приводил к задуманному результату. Лишь порождал новый обман.
– Да, – признался Халид. – Но я переживу.
– У меня есть то, что может помочь. – Шахразада многозначительно поцеловала его в плечо.
Невзирая на пульсирующую в висках боль, он всерьез задумался над предложением. Ее черные волосы блестящей пеленой окутывали оба тела, источая едва уловимый запах дождя. Перед глазами до сих пор стояла картина, как Шахразада приоткрывала губы, когда Халид покрывал поцелуями основание ее шеи, как прерывисто выдыхала, согревая его кожу, как проводила тонкими пальчиками…
Он простонал, признавая поражение:
– Я готов, но мне кажется, этот способ исцеления мы уже испробовали. Несколько раз.
Шахразада рассмеялась звонко, как колокольчик, после чего соскользнула с кровати, оставив на своем месте пустоту и холод. Халид приоткрыл глаза и увидел, как возлюбленная склонилась над грудой сброшенной мокрой одежды. Затем вернулась и протянула квадратную нефритовую подвеску на кожаном шнурке.
– Муса-эфенди сказал, что этот талисман должен прогнать бессонницу.
– Муса-эфенди? – повторил Халид возмущенно, перекатываясь на спину. Последнее, что ему хотелось – принимать дар от трусливого мага, который бросил ребенка. Который молча стоял и смотрел, как мать задыхалась от собственной пролитой крови. – Нет.
– Достаточно. – Шахразада положила ладонь на грудь Халиду, отсекая возражения. – Учись принимать помощь, когда ее предлагают. Истинная сила кроется не в независимости, а в умении определить, когда нужна помощь, и в мужестве, чтобы ее принять.
Хотя глаза нестерпимо жгло, Халид внимательно смотрел на горячо рассуждавшую Шахразаду, будто навечно пытался запечатлеть в памяти ее образ: упрямо воздетый подбородок, ясный взгляд и непослушные кудри. Никто не смог бы отрицать, что она настоящая красавица, но внимание привлекал и удерживал вовсе не внешний вид.
А то, как она себя держала: с уверенностью.
И властностью.
– Мудрость твоя безгранична, о Шахразада аль-Хайзуран. Возможно, это тебе следовало бы править Хорасаном, а я бы томился в ожидании у себя в покоях, пока не возникла бы во мне нужда.