Так как они только сильнее разжигали ненависть.
– Почему ты убил Шиву? – напряженно выпалил Тарик.
– Потому что считал, что у меня нет выбора, – осторожно выговаривая каждое слово, ответил халиф. – Казалось, его отнял обезумевший от горя человек, который желал заставить меня страдать так же, как страдал сам. Который желал… – он прерывисто вздохнул, – желал проклясть за пренебрежение обязанностями меня. А также семьи Рея, обрекая их на смерть дочерей день за днем. Тем самым прокляв весь Хорасан.
В глазах халифа промелькнула тень боли – боли, которая намекала на ужасные страдания. Он говорил так, словно давно подбирал слова для грядущих впереди многолетних объяснений. Тому, чему не могло быть оправдания.
– Проклятие? Ты казнил мою двоюродную сестру из-за проклятия? – недоверчиво переспросил Тарик, широко распахнув глаза от изумления и почувствовав, как на мгновение слезы затуманили зрение.
– Но мне лишь казалось, что выбора не существует, – тихо сказал халиф, продолжая медленно приближаться к собеседнику. – Я ошибался. И никогда уже не смогу исправить эту ошибку. Как никогда уже не смогу загладить вину перед твоей семьей. Но хочу хотя бы попытаться, если позволишь. Если дашь мне шанс.
Тарик стиснул зубы. Несмотря на признание, несмотря на понимание, что именно это и пыталась сообщить Шази, рассказ халифа ничего не объяснял. Жалкие оправдания!
– Это лишь пустые слова, – отрезал сын эмира. – Произнесенные слишком поздно.
– Я говорил правду, – возразил Халид ибн аль-Рашид, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. – Но она действительно мало значит без толики доверия.
– Шейх этого поселения однажды сказал мне, – сквозь зубы процедил Тарик, – что такие вещи нельзя просто получить. Их нужно заслужить. Моего доверия ты пока не заслужил.
– Думаю, наша беседа с достопочтенным шейхом вышла бы весьма занимательной, – сдержанно улыбнулся халиф.
– Как бы мне ни претило это признавать, полагаю, что ты бы ему понравился, – не менее сдержанно произнес Тарик после продолжительной неловкой паузы.
– Откуда взялся такой вывод?
– Шейх обожает истории о любви с хорошей концовкой, – смиренно вздохнул он.
– Не уверен, что наша история о любви именно такова.
Во время этого неохотного заявления на лице халифа сквозь непоколебимую надменную маску на секунду пробилось выражение уязвимости, делая его более похожим на обычного юношу, а не чудовище.
Тарик несколько мгновений разглядывал соперника, которого так давно ненавидел. Которого так давно желал растерзать собственными руками, убить тысячью способов.
И во второй раз заметил нечто… большее.
Не то, что могло нравиться. Скорее всего, Тарику никогда не понравится что-либо в халифе.
Но то, что не внушало ненависти.
– Ради счастья Шахразады сделай все, чтобы ваша история любви была с хорошей концовкой, – прошептал Тарик.
Халиф Хорасана молча поклонился ему, почтительно прикасаясь пальцами ко лбу.
Спустя мгновение, ощутив, как болезненно сжалось сердце, сын эмира ответил тем же.
Ошибка
На следующее утро Шахразада проснулась с головокружением и болью в плече. Язык еле ворочался и казался распухшим, а каждый мускул ныл.
Зато было тепло. Теплее, чем когда-либо раньше.
Впервые в жизни Шахразада проснулась в чужих объятиях. Она лежала на груди дремлющего Халида, сплетаясь с ним руками и ногами, и теперь на секунду замерла, сомневаясь: вдруг это видение, навеянное одним из отвратительных на вкус отваров сестры.
Неужели Халид сумел заснуть?
Шахразада недоуменно смотрела на него, не до конца еще сама придя в себя, пока не заметила на шее переплетенный с серебряной цепочкой кожаный шнурок.
Талисман, подаренный Мусой.
Шахразада всегда видела Халида только собранным и безупречным, поэтому сейчас находила состояние, когда он не полностью владел собой… интригующим по меньшей мере.
Он выглядел растрепанным и прекрасным.
Под одним глазом тянулись полосы грязи. Камис явно с чужого плеча не подходил по размеру: ткань слишком туго облегала грудь, а слишком длинные рукава пришлось закатать.
Шахразада молча наблюдала за спящим Халидом, за его приподнимавшейся и опадавшей грудью, но не позволила размеренному ритму убаюкать себя, лишь оперлась подбородком на сложенные руки и продолжила осторожно разглядывать любимого.
Отдыхающий, расслабленный Халид представлял собой весьма занимательное зрелище. Когда он бодрствовал, каждая черточка его лица казалась резкой, будто высеченной изо льда, и не позволяла прочесть ни единой эмоции, напоминая надменную и раздраженную маску, призванную скрыть мысли халифа от окружающих. Во сне же его выражение смягчилось, точно вылепленное из лучшей глины. Слегка приоткрытые губы так и манили прикоснуться к ним. Обычно нахмуренные брови разошлись от переносицы и больше не придавали грозный вид грядущего осуждения. Длинные, густые, изогнутые ресницы выделялись на фоне кожи.
«Какой же он красивый», – подумала Шахразада.
– Картина была бы лучше.
Она затаила дыхание.
Губы Халида едва шевелились, а глаза оставались закрытыми.
– Мне не нужна картина. – Шахразаде пришлось откашляться. Она старалась говорить непринужденно, но хрипотца в голосе выдавала ее чувства. – Совершенно.
Возможно, все дело было в еще не до конца улетучившемся сне. Или в недавнем испытании. Или в любой другой причине…
– Обманщица.
Шахразада отвернулась, чтобы скрыть приливший к щекам румянец, и тут же невольно зашипела и прикусила губу.
Плечо обожгла резкая боль, которая затем отдалась в спине.
Халид тут же открыл глаза, осторожно приподнял подбородок жены, вглядываясь в ее лицо, после чего потянулся к стоявшему рядом с кроватью стакану и поднес его к губам раненой.
– Что это? – поинтересовалась она, неловко кашлянув.
– Ирса велела выпить, чтобы облегчить боль.
Шахразада послушно проглотила снадобье и поморщилась. Хотя сестра явно старалась придать отвару более приятный вкус с помощью меда и свежей мяты, это не отбило ужасной горечи.
Внезапно в противоположном конце шатра зашевелились тени. На свет показался растрепанный Тарик, моргая после сна, и хрипло осведомился:
– Все в порядке?
– Да, – отозвался Халид. – Просто обычное плохое настроение с утра.
– Не надо говорить за меня, – нахмурилась Шахразада.
– На самом деле я спрашивал именно его, – заявил Тарик и зевнул. – Потому что таким образом скорее получу честный ответ.
– Значит, вы теперь общаетесь, а не пытаетесь поубивать друг друга, – фыркнула Шахразада, по очереди смерив обоих косым взглядом, готовая вступить в сражение, несмотря на свое состояние.
– Пожалуйста, прояви понимание к сыну эмира, – упрекнул Халид, воплощая собой картину безмятежности. – В конце концов, даже я позволил ему спать в нашем шатре.
«Это мы спали в его шатре, – мысленно поправила его Шахразада. – И сумели пережить ночь».
Ей с трудом в это верилось. Снова возникло сомнение, не является ли зрелище результатом действия зелья Ирсы. Или последствием событий прошлой ночи. Потому что откуда иначе взялась нотка веселья в голосе Тарика? Да и Халид не мог вести себя в его присутствии так свободно.
Очевидно, вчера между ними что-то произошло.
Помимо попытки убить друг друга, само собой.
Не уверенная, что зрение ее не обманывает, Шахразада настороженно переводила взгляд с мужа на бывшего возлюбленного и обратно.
Почему Тарик больше не выходит из себя от одного вида Халида? И почему тот больше не рвется немедленно устранить соперника?
В конце концов Шахразада решила, что никогда не поймет мужчин, но не стала дальнейшими расспросами испытывать судьбу, пославшую нежданный дар. Пока не стала. А вместо этого поинтересовалась:
– Который час?
Голос прозвучал более хрипло и тягуче, чем обычно. Похоже, приготовленный Ирсой отвар затуманивал восприятие. Хотя и помогал облегчить боль, так что жаловаться не стоило.
Тарик посмотрел на сочившийся сквозь швы шатра тусклый свет и ответил:
– Полагаю, скоро взойдет солнце.
– Ясно, – вздохнула Шахразада и прикрыла глаза.
– Не думаю, что твоему мужу следует надолго задерживаться здесь, – продолжил Тарик с несвойственной ему нерешительностью, видимо, и сам не слишком уверенный в дальнейшем порядке действий. – Вряд ли я сумею обеспечить ему безопасность, если кто-то раскроет его личность. Все-таки, – юноша посерьезнел, – мы находимся в лагере мятежников.
Шахразада приготовилась к язвительному и провокационному комментарию Халида, а когда он промолчал, воспользовалась подарком небес и быстро кивнула:
– Он прав, нужно как можно скорее вернуться в Рей. – Затем сместилась на один бок и попыталась встать, сдерживая стон.
– Я могу добраться туда и сам, – сказал Халид.
– Нет, – возразила Шахразада. – В столице никто не знает о твоем отъезде, и шахрбан придет в ужас, если решит, что с тобой что-то случилось. Не говоря уже о Джалале. Нужно поторопиться.
«И лучший способ путешествия – волшебный ковер», – про себя добавила она.
– Дядя разозлится на меня в любом случае. А Джалал… он и вообще вряд ли заметит мое отсутствие, – при упоминании капитана стражи Халид слегка напрягся.
– Конечно же, он заметит.
– Я бы не был так уверен на твоем месте.
Внезапное напряжение вкупе с ноткой уныния в голосе заставили Шахразаду обернуться и пристально всмотреться в лицо мужа. Даже в неярком утреннем свете его смена настроения читалась безошибочно… для того, кто его знал.
«Что произошло между ним и Джалалом?» – задумалась Шахразада, но вовремя заметила предупреждающий взгляд Халида и решила отложить расспросы на потом, когда Тарик не будет свидетелем.
Вместо этого она с трудом села прямо, хотя едва сдержала стон, когда резкая боль отдалась в спине и руке. Весь правый бок затек и одеревенел. Пришлось несколько раз сжать и разжать кулак, чтобы восстановить подвижность пальцев.