– Шази! – обеспокоенно воскликнул Тарик и устремился к раненой. – Не думаю, что тебе стоит…
– Меня не волнует твое мнение, – резко оборвала его Шахразада, метнув испепеляющий взгляд, и взмахнула здоровой рукой. – Учитывая, что именно ты во всем виноват.
– Мне нет прощения, – признал Тарик с недовольной гримасой. – И хоть это не исправит содеянного, позволь сказать, что я сожалею о своем поступке. Сильнее, чем способен выразить словами.
– Конечно, ты сожалеешь. Как и все мы, – сердито проворчала Шахразада. – Но сейчас тебе лучше повременить с указаниями, как и что мне следует делать. – Она смерила его еще одним раздраженным взглядом и продолжила разминать тело, возвращая подвижность, несмотря на боль, после чего добавила: – Дождись, пока не пройдут последствия твоей ошибки.
– Ты не собираешься ее остановить? – с видимым отчаянием набросился Тарик уже на Халида.
– Нет, – невозмутимо отозвался тот, по-прежнему лежа на постели и внимательно наблюдая за ситуацией. – Не собираюсь.
Шахразада торжествующе посмотрела на Тарика.
– Однако хотел бы попросить дать мне лошадь и достаточно провизии для путешествия до столицы, – закончил Халид и с хищной грацией поднялся на ноги.
Шахразада еще острее почувствовала свою ущербность от неспособности даже стоять прямо и возмущенно воскликнула:
– Халид!
– Я не стану мешать тебе поступать по собственному разумению, – заявил он, оборачиваясь к жене, – но и ты не сумеешь меня остановить.
– Буду рад одолжить лошадь и провизию, – ухмыльнулся Тарик, явно наслаждаясь затруднительной ситуацией, в которой оказалась Шахразада. – Однако ожидаю полного возмещения. С процентами, так как ты в состоянии себе это позволить. И даже не надейся получить моего жеребца. Ни в этот раз, – он сделал выразительную паузу, – ни когда-либо еще.
– Согласен на твои условия, – кивнул Халид, подходя к Тарику.
Хотя тот был почти на полголовы ниже, оба казались, как ни странно, равными.
Халиф и его вассал.
– Соберу все необходимое и буду ждать снаружи, – Тарик почти приязненно кивнул Халиду и посмотрел на Шахразаду, затем ослепительно улыбнулся, скрывая печаль во взгляде, и выскользнул через откинутый полог шатра.
Оставив их наедине.
Шахразада поняла, что Тарик дал им возможность выяснить отношения между собой. Либо он наконец смирился с ее выбором, либо же устроил представление, достойное лучшего столичного артиста.
Неужели он действительно таким образом выражал свое молчаливое одобрение?
Тарик предоставлял шанс Халиду доказать его неправоту?
На время утратив от удивления дар речи, Шахразада неподвижно сидела на краю приподнятой постели, пока Халид умывался над тазом.
Потом спросила напрямик, понизив голос:
– Что случилось между тобой и Тариком? И где книга отца?
– Тарик выстрелил в тебя, – не отрываясь от своего занятия, ответил Халид. – И остался жив, чтобы самому рассказать недостающие детали. – Он обернулся. – Что же до фолианта – не нужно о нем беспокоиться. Ты и так уже вынесла гораздо больше, чем следовало.
– Халид!
– Мы с Тариком Имраном аль-Зийядом пришли к некоему взаимопониманию, – после длительного молчания отозвался он, поплескав водой себе в лицо и на шею, потом поднял крышку небольшой деревянной шкатулки, стоявшей возле таза, и насыпал на ладонь смесь толченой мяты и соляных кристалликов, чтобы почистить зубы.
– Значит, мне не нужно волноваться?
– За сына эмира аль-Зийяда говорить не могу, – медленно проронил Халид, наконец оборачиваясь и встречая взгляд жены, – но за меня – нет, не нужно. Обещаю.
Последнее слово повисло в воздухе, обремененное смыслом, весомое, почти осязаемое.
Шахразада медленно выдохнула.
Халид не станет искать способ покарать Тарика за случившееся прошлой ночью. И, кажется, не затаил скрытой обиды за покушение на себя, приведшее в итоге к ранению Шахразады.
Она снова ощутила возрождение робкой надежды на примирение, о котором мечтала возле костра, и, цепляясь за новообретенное настроение, тихо спросила:
– Значит, не позволишь мне отвезти тебя обратно в Рей?
– Нет, – отрезал Халид и не проронил больше ни слова, пока не завершил омовение.
– Хотелось бы мне, чтобы ты был менее упрямым, – раздраженно сморщив нос, заявила Шахразада.
– А мне бы хотелось, чтобы ты не пыталась меня защитить, заслоняя своим телом от стрелы, как сделала прошлой ночью, – вытирая подбородок, отозвался Халид с легким неудовольствием. – Но желания исполняют только джинны, а в них верят лишь глупцы.
«Он же не может всерьез сердиться на меня за попытку его защитить?» – мысленно возмутилась Шахразада, вслух же уведомила:
– Я ведь не специально подставилась под стрелу, так что не смей на меня за это злиться! Поверь, в мои планы отнюдь не входило…
– Я знаю, – мягко прервал Халид, опускаясь перед ней на колени и кладя ладони на кровать по обе стороны. – И не собирался утверждать иное. Однако… – Он осекся и с внезапной уязвимостью на лице продолжил: – Пожалуйста, не делай так больше. Я не вынесу, если снова придется смотреть, как ты страдаешь.
– Я… – выдавила Шахразада, при виде боли в глазах Халида чувствуя, что к горлу подкатывает ком, мешая говорить, а в сознании всплывает воспоминание о мальчике, вынужденном наблюдать за гибелью матери.
– Ты хоть знаешь, насколько близко к сердцу прошла стрела? – прошептал Халид, положив ладонь на шею Шахразады и проводя большим пальцем по ее щеке. – Насколько близко ты была к мгновенной смерти?
– Если бы я тебя не оттолкнула, то погибнуть мог уже ты, – упрямо возразила она, накрывая руку Халида своей, прижимая к себе.
– Лучше я, чем ты.
– Если желаешь знать, поступлю ли я еще раз подобным образом, то ответ – да! Без колебаний.
– Шази, нельзя, – его слова звучали приглушенно, резко. – Пообещай никогда так больше не делать.
– Не могу. И не желаю. Пока я жива, буду стараться защитить тебя. Как ты когда-то сказал: если стоит выбор между тобой и мной, то для меня решение очевидно.
– Хотелось бы мне, чтобы ты была менее упрямой, – повторил ее слова Халид, тяжело вздохнув, и опять провел пальцем по щеке, в глазах же промелькнуло какое-то затаенное чувство.
– И кто ты тогда – джинн или глупец? – улыбнулась Шахразада.
– Глупец. Как и всегда, когда дело касается тебя.
– Наконец-то ты в этом сознался.
– По меньшей мере дважды, – криво усмехнулся Халид. – Но только тебе.
Шахразада обхватила обеими ладонями его лицо и нащупала отросшую щетину, когда ласково пробежала пальцами вдоль линии челюсти.
Халид закрыл глаза.
Время сейчас было неподходящим. Увы, как и всегда.
Но это не имело значения.
Даже действие лечебных отваров не затушило огонь в крови Шахразады. Она притянула Халида к себе, целуя, пробуя на вкус мяту, воду и все, чего так отчаянно жаждала в минуты одиночества. Он пах пустыней под палящим солнцем и слегка – сандаловым деревом. Столичный дворец и бесконечные пески бедуинов сочетались в безупречной гармонии.
Прикосновения Халида напоминали шелк на металле, одновременно обжигая и вызывая дрожь. В поцелуях идеально соединялись мягкость и настойчивость. Ничем не сдерживаемые, такие знакомые.
Когда Шахразада попыталась притянуть Халида к себе еще ближе, он действовал осторожно. Слишком осторожно. Она же, как всегда, хотела большего, а потому сжала в кулаке ткань позаимствованной рубахи, без слов давая знать о своих желаниях.
Халид отстранился, молча обхватил лицо Шахразады ладонями.
– Ненавижу саму мысль, что тебе придется возвращаться без меня, – вздохнула она, проклиная свое ранение.
– А мне ненавистна мысль, что придется оставить тебя здесь. Оставить среди… всего этого хаоса, – лицо Халида омрачилось.
Внезапно в памяти всплыло еще одно дело, требовавшее внимания.
– Где книга отца? – Шахразада обвела глазами шатер, пытаясь обнаружить причину стольких смертей и разрушений.
Халид нагнулся, достал из-под кровати небольшой сверток, который сестра прижимала к груди на встрече возле колодца, и тихо ответил:
– Прошлой ночью Ирса отдала фолиант мне, и я спрятал его в пределах досягаемости вместе с шамширом и кинжалом.
– Ирса? – переспросила Шахразада, улыбаясь на столь дружеское обращение. – Это она разрешила так себя называть?
– В некотором роде, – пробормотал Халид, заправляя выбившийся локон ей за ухо.
– Однажды ты сказал, что не стремишься к всеобщей любви подданных, однако сумел всего за вечер завоевать доверие сразу нескольких самых суровых своих критиков. – Шахразада широко улыбнулась.
– Ирса тоже к ним относилась? – вопросительно изогнул бровь Халид.
– Она моя сестра. И, конечно, тебя недолюбливала.
Улыбка тронула его губы. Шахразада почувствовала, как от этого зрелища теплеет на сердце.
Снаружи донеслось громкое блеяние козла, которое вернуло обоих к настоящему.
– Мне пора идти. – Халид наклонился, отодвинул в сторону окровавленные повязки, еще раз пошарил под кроватью, доставая оружие, и положил его к завернутому в грубую коричневую ткань фолианту.
– А ключ? – прошептала Шахразада.
Халид вытащил из-под ворота рубахи серебряную цепочку с черным ключом и кожаный шнурок с нефритовым талисманом. От вида обеих подвесок по спине девушки пробежал холодок.
Она накрыла ладонью кусок металла и попросила:
– Уничтожь книгу как можно скорее. Сегодня, если получится. Не трать времени.
– Буду скакать весь день, а как только зайдет солнце, займусь этим, – кивнул Халид, прижался лбом к ее лбу и пообещал: – Я вернусь за тобой, как только сумею.
– Я найду тебя раньше.
Халид улыбнулся и поцеловал Шахразаду так, что у нее едва не остановилось сердце. Затем заткнул ножны с кинжалом за широкий кушак-тикку и шагнул за порог, откинув матерчатый полог.
В шатре неожиданно стало холодно.
И Шахразада поняла, что еще совсем темно.