Из страха позволить заглянуть себе в душу окружающим.
В этом ощущении сплелись все те моменты, когда он чувствовал себя одиноким, бессильным что-то предпринять. Моменты, когда хотел исчезнуть. А еще все темные мысли и эмоции, омрачавшие сознание, словно книга очутилась внутри Халида и вытаскивала на поверхность все сомнения, все страхи.
Показывала, что он недостоин счастья.
Недостоин ни единого светлого мгновения.
Недостоин быть халифом.
Недостоин доверия дяди. Или преданности Джалала. Или дружбы Викрама.
Недостоин любви Шахразады.
В конце концов, что он сделал, чтобы заслужить их? Он, нежеланный второй сын от нежеланной второй жены. Весь мир для одного человека и пустое место для остального мира.
Пустое место. Ничто.
Халид так долго был всего лишь озлобленным мальчишкой, прячущимся в тени и с завистью наблюдающим за старшим братом оттуда. А затем оттуда же следившим за смертью матери.
Мальчишкой, который провел всю жизнь в тени.
А теперь ему предстояло выйти на свет.
И сражаться за каждый вдох.
Чтобы жить полной жизнью.
Халид стиснул рукоять кинжала обеими ладонями, однако дым сопротивлялся. На шее шевельнулся нефритовый талисман. Рев книги зазвучал громче. Песок в вихревой воронке обжигал, сжимая тиски все плотнее и плотнее, точно пытаясь поглотить жертву. Пытаясь заставить исчезнуть.
Как же долго Халид мечтал только об этом – исчезнуть и забрать с собой все плохое: кошмарные воспоминания о смерти матери, о потоках ее крови на голубом агатовом полу, о шелковых шнурах на тонких девичьих шеях…
Исчезнуть без следа.
– Нет.
Халид еще сильнее надавил на рукоять.
– Нет!
Каждое написанное письмо имело причину. Каждое принесенное извинение имело смысл. Каждое проделанное путешествие в Рей несло надежду.
Потому что Халид хотел стать лучше.
И вот теперь он получил шанс доказать, что может этого добиться. Наконец-то.
Шанс жить – и любить – не в тени, а на свету.
Несмотря на то, что с рук капала кровь, Халид вонзил кинжал в злую книгу.
Та издала последний, выворачивавший наизнанку вопль, и песчаный вихрь сомкнул тиски, впиваясь в кожу, наваливаясь.
Халид ничего не видел. Не мог дышать. Из последних сил древнее зло пыталось лишить его возможности достичь цели.
Хватая ртом воздух, он оторвал полоску грубой ткани, подложил ее под гору щепок и принялся высекать искры кремнем. Однако занимавшиеся язычки пламени тут же гасили порывы ветра.
Потребовалось пять попыток, чтобы огонь разгорелся. Пять попыток, чтобы одолеть бушующий вихрь. Пять попыток, чтобы оградить небольшой костерок и бросить в него фолиант.
Он вспыхнул синим и несколько часов полыхал, испуская зловоние.
Только тогда буря улеглась. Халид без сил рухнул следом и уставился в небо. Все тело ныло. Каждая рана доставляла нестерпимые страдания. Шрамы вновь открылись во время битвы, и теперь кровь сочилась из них, капая в песок. Веки постепенно начали смыкаться.
Халид терял сознание.
Терял кровь.
Он умрет здесь, в пустыне.
Но это неважно, если проклятие умрет вместе с ним. Если люди Хорасана наконец-то будут в безопасности.
Если Шахразада будет в безопасности.
Лишь это имело значение.
Легкий ветерок растрепал волосы Халида, принося с собой умиротворение, которое раньше он ощущал только рядом с Шахразадой и сейчас попытался сохранить это чувство, как воду в горсти.
Если любимая девушка в безопасности, можно быть спокойным.
Халид закрыл глаза и заснул.
Нефритовый талисман лежал рядом, разбитый на осколки.
Дворец из песчаника
Шахразада очнулась от громкого пения птиц и ощутила прикосновение шелка к коже.
Легкий, напоенный приятным ароматом ветерок тоже навевал только покой.
Вокруг царили свет и красота.
Однако за ними скрывалось чувство, что Шахразада находится под чужим контролем. Находится в заключении.
Хотя наряд остался прежним: мятый камис и грязные шаровары, она лежала в будуаре, который мог поспорить по изысканности с самыми лучшими покоями дворца в Рее.
И даже превзойти их.
Раздвинутые решетки могли похвастаться куда более затейливой и, пожалуй, слишком вычурной резьбой. Богатую мореную древесину украшали вкрапления темно-зеленой яшмы и слоновая кость. За окном Шахразада сумела рассмотреть шпалеры, затенявшие мраморный балкон. Ветви, густо усеянные ярко-розовыми цветами, нависали над террасой, кое-где проникая за полосы белой ткани, служившие драпировкой.
Стены будуара из песчаника лишь местами выглядывали из-под толстых гобеленов, укрывавших все поверхности. В углу стоял столик, сделанный из разноцветных кусочков мозаики, словно сумасшедший мастер расколол на части радугу, уничтожив нечто прекрасное в попытке создать бледное подобие. Разбросанные везде подушки радовали взгляд яркими оттенками, а бахрома из серебряных и золотых шнуров оканчивалась зеркальными бусинами. На аляповатом столике взгляд притягивало угощение: корзинка с лавашом, медный стакан, а также тарелка со свежей зеленью, козьим сыром, огурчиками и набором сладких соусов.
Когда Шахразада более внимательно изучила поднос, то не заметила ни ножа, ни любых других острых предметов. Начиная подозревать, где оказалась, она поднялась и обошла помещение, но не сумела ничего рассмотреть за изящными резными решетками по краям балкона в своей тюрьме из песчаника и слоновой кости. Затем направилась к двустворчатым дверям – предположительно ведущим наружу, – и подергала за ручки. Закрыто. Так Шахразада и ожидала.
Ее плечо по-прежнему болело, но хотя бы слабость исчезла. Рана не помешает сбежать при первой же возможности.
«Очевидно, я проспала – вернее, пробыла без сознания – довольно долго, – появилась мрачная мысль. – Интересно, давно отец Шивы планировал похитить меня из поселения бедуинов и вывезти оттуда против моей воли?»
Стало ясно, что Реза бин-Латиф сговорился с наемниками фидаи, и, скорее всего, именно он и отправил убийц во дворец, чтобы попытаться покончить с Халидом либо похитить Шахразаду и использовать ее в качестве рычага воздействия.
И теперь эта затея удалась.
В этом месте пленницу, вне всякого сомнения, ждало печальное будущее. Дурное предчувствие уже подсказывало, где именно она очутилась.
Стараясь не поддаваться страхам, Шахразада подошла к угощению на цветастом столике в углу и капнула водой из стакана на серебряный край подноса, желая посмотреть, не потемнеет ли поверхность. Когда ничего не случилось, повторила процедуру, пролив немного жидкости на кожу. Тот же результат. И только затем решилась сделать осторожный глоток, чтобы хоть немного смочить ужасно пересохшее горло. Еда была не столь насущной для выживания, как вода.
Услышав за дверями лязганье, Шахразада смахнула зелень с тарелки и разбила ту о край мозаичного столика. Затем схватила самый длинный осколок, обернув его льняной салфеткой. Получилось импровизированное оружие, чтобы не сдаваться врагам без боя.
Одна из створок распахнулась, и пленница поспешила опустить руку, спрятав самодельный нож за складками просторных, выцветших на солнце шаровар.
И едва не выронила его от неожиданности, потому что за порог шагнул отец…
Хорошо одетый, с аккуратно подстриженной бородой и широкой улыбкой на лице.
Баба́?
Он увидел дочь – вооруженную и принявшую воинственную позу – и выставил ладони перед собой успокаивающим жестом.
– Шахразада-джан! Должно быть, ты сильно испугалась. – Джахандар направился к ней упругой походкой, которой за ним не водилось уже давно.
– Баба́… – моргая, прошептала недоумевающая девушка, не ожидавшая увидеть отца столь цветущим и уверенным. – Где мы?
– Дорогая, пожалуйста, убери оружие. У тебя нет причин чего-либо опасаться, – Джахандар улыбнулся еще шире. – Я поспешил сюда, как только охранники доложили, что ты недавно пыталась открыть двери.
– Так где мы? – снова потребовала ответа Шахразада.
– Знаю, ты напугана, но хозяин этого места не желает тебе вреда. Никто не желает. На самом деле здесь даже безопаснее, чем в поселении бедуинов. И гораздо комфортнее. Более подходяще твоему статусу, – на последних словах отец расправил плечи с гордостью, которая совершенно не вязалась с ситуацией.
– Баба́! – с упреком и раздражением воскликнула его дочь, так и не услышав внятного ответа на дважды заданный вопрос.
– Реза решил, что лучше всего будет доставить тебя в Амардху. – Улыбка на лице Джахандара слегка дрогнула.
– Ты доставил меня прямо к Селиму Али эль-Шарифу? – с недоверием выдохнула Шахразада, и хотя она ожидала именно этого, сердце все равно сжалось.
– Конечно! – Отец даже глазом не моргнул, услышав ее угрожающий тон, и продолжал говорить недоуменно, хотя на лице промелькнуло расчетливое выражение. – Он же приходится дядей твоему мужу, разве нет?
– Как ты мог со мной так поступить? – прошептала Шахразада.
В ответ на ее тихое обвинение Джахандар отвел взгляд, но затем снова поднял глаза, дав дочери понять, что не поддастся на ее мольбы.
Не в этот раз.
– Думаю, это мне следует задать такой вопрос, – заявил отец, выпрямляясь.
Шахразада вздрогнула и отпрянула как от неожиданного обвинения, так и от ледяного блеска в его глазах. Глазах, которые всегда с таким теплом на нее смотрели.
– Что ты сделала с моей книгой? – резко поинтересовался Джахандар.
– Не понимаю, о чем ты, – отозвалась она, вскидывая подбородок в попытке скрыть тревогу.
– Не надо мне лгать, дочка. Я уже говорил с Ирсой и знаю, что это она дала мне сонное зелье.
Шахразада сохранила бесстрастное выражение лица, хотя при упоминании сестры сердце пропустило удар.
– Она отказалась сообщать подробности, но ты понимаешь не хуже меня, что на обман Ирса не способна. И старания скрыть истину противоречат ее натуре. – Джахандар раздраженно нахмурился. – Поэтому я вынужден настаивать, чтобы ты… – Он осекся и с видимым усилием взял себя в руки. – Я не злюсь, дорогая, так как знаю, что кто-то другой тебя заставил. Возможно, халиф или другой человек, желавший ослабить…