Пока же большой мир жил и дышал отдельно от нее вместе с населяющими его людьми, логикой и законами. Она никак не могла сродниться с ним, чувствуя себя другой. Ей казалось, что, лишенная целостности, она не вписывается в стройную мозаику мироустройства, выделяется в этом рисунке бракованной деталью и всем вокруг виден ее изъян.
Максим был для нее той самой, недостающей частью ее самой. Он был нужен ей — уверенный в себе, легкий, неотразимый, прекрасный. Она любила его, как могла, и хотела быть любима им, думая, что любовь — это моментальный клей, навечно прилаживающий одну половинку к другой.
«Мы всегда будем вместе, правда?» — шептала она, склоняясь над его лицом, когда, изнеможенные, они лежали в постели. Макс смеялся и говорил: «Конечно, будем». Проводил рукой по ее обнаженной спине от поясницы к шее, прижимал к себе так, что переносица Фриды аккуратно укладывалась в ложбинку под челюстью на его шее. Тогда на нее нисходили покой и мир. Но уже через несколько секунд из глубин ее сознания тонкими струйками фиолетового пара поднималась тревога, словно диковинная орхидея распускала лепестки. «А что если не всегда? Что будет, если он уйдет?» — щекотало ее смутное беспокойство. «Нет, такого не случится. Этого не может быть! Не может быть никогда!» — твердо отвечала она сама себе, рассеивая внутренний туман, и крепче прижималась к мужу.
«Давай дадим клятву», — однажды сказала она ему. Это случилось под конец их медового месяца, когда на туалетный столик уже были выложены обратные билеты и паспорта. В тот день они как обычно проснулись, не думая о времени, любили друг друга в томной чувственной полусонной неге, потом спустились по узкой лестнице на улицу, попили кофе в уютном кафе у дома, похрустели багетами. Они бродили по улочкам Парижа, Макс держал ее за руку, и в молчании рождалась гармония.
«Растворяй и сгущай» — «Solve et coagula».
«Влюбленные…
Эта карта и ее близнец под номером XIV, „Искусство“, — самые сложные и туманные из всех Ату [5]… на карте изображена Арка из Мечей, под которой происходит Королевская Свадьба… Царственные персоны, изображенные на карте, — это Черный Король, или Король-Мавр, в золотой короне, и Белая Королева в короне из серебра. Его сопровождает Красный Лев, ее — Белый Орел. Это символы мужского и женского принципов Природы… — написал о „Влюбленных“ Кроули в „Книге Тота“. — Эта карта вместе с Ату XIV составляет исчерпывающую алхимическую максиму: solve et coagula…»
Растворяй и сгущай. Фрида не знала, действует ли она согласно алхимической максиме или как-то еще, но она растворялась в Максе, а может, пыталась растворить его в себе, жадно вбирая его всем своим существом.
«Процесс solve представлен в Таро картой Влюбленных, процесс coagula — картой Искусства», — написал Дюкетт.
Вечерами она садилась за мольберт. Это был обязательный ритуал. Макс любил смотреть, как она рисует: Фрида творила вдохновенно, чувствуя спиной его взгляд. Этот процесс завораживал его, потом он любил ее неистовее и жарче.
«Давай дадим клятву», — сказала она вечером накануне возвращения в Москву. Они сидели на балконе, глядя на ночные огни, и смаковали вино. «Какую клятву?» — усмехнулся Макс, положив руку на ее обнаженную спину. «Давай дадим клятву, что мы всегда будем принадлежать друг другу. Что мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас. И после смерти мы тоже будем вместе, я так хочу. Давай поклянемся друг другу в этом осознанно. Пусть эта клятва будет нерушима», — сказала она серьезно, глядя ему прямо в глаза своими блестящими агатами. Макс снова усмехнулся тому, как значительно она произнесла эту речь, разглядывая ее сосредоточенное лицо. «Ну, если для тебя это так важно, то давай», — ответил он и притянул ее к себе для поцелуя. И они поклялись. Поклялись в тот вечер быть вместе навсегда.
Сегодня за окном шумел не Париж — Москва, а Макса не было рядом, но ведь он вернется. Вернется совсем скоро, и больше никакая сила не отнимет его у нее. Фриде вдруг стало неловко от мысли, что, стоило Максу уехать, как в ее грезы так беспардонно вторгся другой, бесстыдно улегся на ее колени, ел с ее руки и смотрел. Смотрел так, что на время Фрида забыла обо всем на свете, полностью поддавшись внутреннему бессознательному зову.
Когда она увидела его там, в полутемном ангаре, на мгновенье ей показалось, что перед ней Макс. От неожиданности она содрогнулась, сердце замерло, а потом ускорило ритм, нутро будто бы лизнуло пламя. Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть среди членов тайного общества, так это своего мужа. К тому же его там быть просто не могло. Секунды хватило, чтобы удостовериться — это не Макс. И волнение отступило. Но как похож! Тот же подбородок, линия бровей, безупречный профиль. Даже рост и походка. Только глаза другие, но красивые — насыщенно-синие, как вечереющее небо с еле различимой рябью белесых облаков. А самое главное — в нем чувствовалась та же совершенная природа, что и в Максе. Будто этот молодой красавец, нареченный при ней божественным именем Осирис, и ее муж вышли из-под руки одного гениального творца, непревзойденного скульптора. Поневоле Фрида залюбовалась им и опомнилась, лишь когда поняла, что он тоже смотрит на нее. Сидя за столом напротив, слегка склонив голову вперед, он смотрел на Фриду своими синими глазами из-под темных бровей, и в этом взгляде читались сила и вожделение. А теперь еще этот сон.
Она подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела на город, который нежился под пока еще теплым осенним солнцем. «Нужно проветриться, — решила она. — Прогуляться по центру, попить кофе в Камергерском, заглянуть в книжный, пройтись до галереи. Не Париж, конечно, но и в Москве есть свой шарм, если она раскована теплом».
С этой мыслью Фрида отправилась в душ, а когда вернулась в комнату, увидела на дисплее мобильного пропущенный вызов. Звонил он, Осирис. Можно подумать, что этой ночью им приснился один и тот же сон. Фрида была в растерянности: перезванивать или нет? Но определиться на этот счет она так и не успела, мобильный зазвонил снова, прямо в ее руке — и она ответила.
— Доброе утро, Иштар! Я подумал, не обсудить ли нам за завтраком некоторые тезисы Кроули? — услышала она в трубке ровный низкий голос. — Если помните, великий Саладин завещал нам искать истину в дебатах, — добавил Осирис с едва угадываемой усмешкой.
— Доброе утро, — Фрида покусывала губу и медлила. — Я подумаю над вашим предложением на будущее, но сегодня, боюсь, я занята, — наконец сказала она.
Теперь паузу взял Осирис, но продлилась она недолго.
— Хорошо. Если у вас найдется свободное время и возникнет желание пообщаться за чашечкой кофе, обязательно позвоните мне.
— Договорились.
— Тогда до встречи, — и он отключился.
Фрида выдохнула, прикрыла глаза, бросила телефон на кровать и поспешила к гардеробу. «Срочно на воздух, проветривать мысли», — крутилось в ее взволнованном сознании.
Она доехала до Пушкинской площади, припарковала машину и отправилась бродить по площадной брусчатке и гладкому асфальту центральных улиц Москвы. Солнце золотило столицу желтыми бликами, играло на стеклянных поверхностях, ветер был умеренно прохладен, по-сентябрьски свеж. Фрида подставляла ему лицо, слегка запрокидывая голову, и с удовольствием отмечала, что поступь ее легка. Она неспешно двинулась вниз по Тверской, скользя взглядом по старой архитектуре и лицам встречных людей. Прогулки в одиночестве по самому центру Москвы будто возвращали ее в юность, когда она гуляла здесь, наполненная фантазиями и грезами о загадочном, туманном будущем. И вот это будущее, о котором она фантазировала больше десяти лет назад, настало в ее жизни. Таким ли оно виделось ей тогда? Фрида не могла теперь ответить на этот вопрос, она отмечала лишь то, что жизнь оказалась прозаичней и проще, чем представлялось когда-то.
Так она добрела до книжного магазина «Москва» и решила, что под ее сегодняшнее настроение следует купить легкое, романтичное чтиво с французским колоритом. А потом сесть в каком-нибудь летнем кафе, заказать кофе с пирожным, смаковать сладкое и повествование.
Стоя у стеллажа с зарубежной художественной прозой, Фрида разглядывала пестрые корешки. Уже протянув было руку к Франсуазе Саган, она вдруг услышала за спиной знакомый голос.
— Все не так, как вам кажется, Фрида.
От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась. За спиной стоял Давид.
— Что вы здесь делаете? — только и сумела выдохнуть она.
— Не поверите, случайно заглянул сюда, решил пополнить свою библиотеку современными авторами.
Давид выглядел как всегда спокойным, а вот у Фриды бешено колотилось сердце.
— Случайностей не бывает. Ведь так? — процитировала она слова, которые он так убежденно произнес при первой встрече.
Давид рассмеялся.
— А вы хорошая ученица, Фрида.
Он уверенно протянул руку к той самой книге, на которой она остановила свой выбор, снял ее с полки и, аккуратно взяв Фриду под локоть, пошел к кассе.
— Прогуляемся? — спросил он непринужденным тоном, протягивая ей пакетик с книгой, будто бы нынешняя ситуация являлась самой что ни на есть обыденной.
Фрида была ошарашена. В ней поднималось негодование и злость. Да кто он такой, чтобы так бесцеремонно вторгаться в ее жизнь? Как он вообще нашел ее здесь? Случайность? Не бывает таких случайностей! Неужели он следил за ней от дома? Но зачем?
Ей стало не по себе. От его спокойных серых глаз веяло холодом, пробирающим до костей. Она увидела в них какое-то запредельное безразличие, нечеловеческую бесстрастность. Хоть губы Давида и вытянулись в приветливой улыбке, а морщинки на скулах изогнулись дугами, но глаза не излучали ничего — серая пустота, как небо без Бога. Казалось, эти глаза с одинаковым выражением могут наблюдать за рождением и смертью, закатом над океаном и нищим на паперти, детской игрой и муками неизлечимо больного — будто ничто не способно поколебать их невозмутимость. Фриду передернуло. Ей захотелось бежать. Но бегство в данных обстоятельствах выглядело бы нелепо и глупо. Они взрослые люди, ей надо понять, что происходит, и поставить в этом общении твердую точку, а не многоточие, которое влечет за собой нед