Шел седьмой час вечера, Москва постепенно погружалась в сумрак. Ленинградское шоссе казалось бесконечным, машина то замирала в потоке, то неслась в крайнем левом ряду. «Поскорей бы», — думала Фрида, мучимая скверным предчувствием и неизвестностью. Она поймала себя на том, что неимоверно устала от эмоционального напряжения. Но как только она осознала это, на нее вдруг снизошло абсолютное безразличие ко всему происходящему. Она словно опустела, откинула голову на спинку сиденья и тупо уставилась в окно, различая огни машин и зданий, потом — деревья вдоль обочин, очертания недостроенных пустых коттеджных поселков.
Наконец водитель свернул с шоссе на дорогу поуже, а еще через несколько километров машина, вильнув, неуклюже заехала на пролесок. Мягкая подвеска сглаживала неровность земляной колеи, темные силуэты густых крон деревьев по обочинам походили на резную арку вдоль пути. Впереди мелькнули огни, а через несколько минут в конце «арки» вырисовались очертания высокого забора из красного кирпича и верхние этажи большого частного дома. Черные металлические ворота бесшумно разъехались в стороны, машина скользнула на просторный двор.
Давид уже стоял на пороге открытой веранды первого этажа. Он был без пиджака, в белоснежной рубашке, кремовых летних брюках и мягких замшевых мокасинах. Сложив руки на груди, он навесил на лицо свою дежурную приветливую улыбку, но в глазах его Фрида увидела то же выражение, которое напугало ее при последней встрече.
— Спасибо, что согласились встретиться, Иштар, — сказал он, осторожно взяв гостью под локоть, чтобы проводить в дом.
— Почему вы назвали меня так? — Фрида встревоженно посмотрела на него. До этого он всегда обращался к ней по имени.
— Потому что так вас нарекли при посвящении, — улыбнулся Давид и добавил: — Пойдемте, нас уже ждут.
— Ждут?
— Совсем скоро вы получите ответы на все ваши вопросы.
И он мягко повлек Фриду в дом. Водитель, который ожидал его распоряжений, стоя чуть поодаль с картинами в руках, двинулся за ними бесшумной тенью. Они вошли в просторную гостиную размером с малую бальную залу. Здесь был камин, выложенный крупными камнями в старинном стиле, рядом стояли, выгибая назад высокие изящные спинки, кресла из черного дуба, обитые малахитово-зеленым сукном. Пол, выложенный квадратными дощечками темного и светлого дерева, как шахматное поле, местами уютно поскрипывал. На левой стене за бархатистыми густо-бордовыми шторами угадывались четыре узких, высоких окна, расположенных метрах в трех друг от друга. Между ними разместились резные деревянные столики, винтажные бюро, книжные стеллажи. Фрида заметила множество больших и маленьких предметов: статуэток, бюстиков, замысловатых шкатулок, ритуальной атрибутики. Стеллажи пестрели книжными корешками, многие из которых выдавали почтенный возраст букинистических раритетов. В центре залы стоял массивный деревянный стол. Большой, круглый. В середине его темной лакированной поверхности различалась шестиконечная звезда из светлого дерева. На одной из стен Фрида увидела портрет Кроули — распространенное изображение, на нем «великий маг» запечатлен в треуголке, на которой сияет око с расходящимися в стороны лучами.
Однако в этой комнате Фриде довелось задержаться ненадолго. Давид повел ее к лестнице, поднимавшейся вдоль правой стены. Они прошли два пролета.
— А вот и наша галерея, — прошелестел Давид, указывая рукой на длинный просторный коридор.
Перед Фридой стелилась широкая лента шахматного паркета, которая, сужаясь в перспективе, уходила в полумрак. Потолок здесь так же, как в других помещениях, был весьма высок. Фрида подняла голову и увидела, что он сделан из стекла, сквозь которое были различимы редкие тусклые звезды и растрепанные клубы серых облаков на темном небе. Вдоль стен высились стройные круглые колонны. Меж ними Фрида разглядела свои картины, вместо не нарисованных еще полотен белели таблички с названиями карт. Картины и таблички располагались попарно напротив друг друга, каждая пара была обособлена от другой колоннами.
«Дурак» — «Мир», «Влюбленные» — «Искусство», «Верховная жрица» — «Луна»…
Фрида ступала по коридору, читая надписи, вглядываясь в свои же работы.
— Пойдемте, — Давид коснулся ее плеча, кивнув в сторону темного прямоугольника на другом конце галереи.
— Куда мы идем? — Она замерла на месте.
— Пойдемте, Фрида. Вы сами все узнаете.
Она почувствовала, как напряглась его рука на ее плече, он будто подталкивал ее вперед. Выбора не было — она повиновалась. Они уже почти дошли до конца коридора, когда на правой стене вдруг проступил светящийся прямоугольный контур — это медленно открывалась тяжелая дверь.
Они ступили за порог просторной залы, освещенной множеством свечей. Фрида не сразу разглядела, что по периметру комнаты стоят люди. Много людей. Облаченные в темные балахоны, с капюшонами, частично скрывающими лица, они походили на черный клубящийся дым, стелющийся вдоль стен. Фрида почувствовала, как на плечи ей легла ткань. Мельком оглядев себя, она увидела, что это мантия из плотной, будто парчовой материи, сине-белая с золотом. На Давида аккуратно опустилось белое одеяние.
Ближе к противоположной от двери стене стоял алтарь, напоминающий массивное трюмо с трехступенчатой задней стенкой. Он был накрыт бордовой тканью, расшитой золотыми геральдическими лилиями. Там стояли свечи и всевозможные предметы, которые Фрида не могла разглядеть издалека, она четко увидела лишь розы, чашу, свечи, книгу и корону. К алтарю вели три ступени в черно-белую клетку, по обе стороны от него стояли черный и белый обелиски. Рядом с алтарем, боком к нему, высилось некое подобие трона на возвышении. К этому трону Давид и повел Фриду. Усадив ее, он отошел, встав возле алтаря.
Из глубины зала, со стороны двери, в ее сторону двинулась мужская фигура в бело-желтом одеянии, в которой Фрида узнала Саладина, своего посвятителя в орден. В руках он нес картину. Он подошел к креслу, в котором сидела Фрида, и поставил полотно у подножья возвышения. Это была «Верховная жрица». Затем он направился к алтарю. Поднявшись на верхнюю ступень, Саладин склонился перед ним, взял со столешницы книгу и трижды поцеловал ее. Фрида разглядела название, это была «Книга Закона». Он раскрыл ее и положил перед собой на ступеньку ниже.
— Делай что изволишь, — таков весь закон. Провозглашаю закон света, жизни, любви и свободы во имя и-а-о.
— Любовь есть Закон, любовь в соответствии с Волей, — прозвучал в ответ хор голосов.
Саладин сошел со ступеней, встал неподалеку и изобразил руками странные пассы. Фрида увидела, как всколыхнулось темное облако людей, повторяя за ним эти движения. В гулком помещении снова зазвучал его голос, присутствующие хором подхватили слова.
— Верую в единого, тайного и невыразимого Господа; и в единую звезду в сонме звезд, из огня которой мы созданы и к которому мы возвратимся; и в единого отца жизни, тайну тайн, имя же его хаос, единственного наместника солнца на земле; и в единый воздух, питающий все, что дышит. И верую в единую землю, нашу общую мать, и в единое лоно, из которого все люди произошли и в котором они упокоятся, тайну тайн, имя же ее Бабалон. И верую в змея и льва, тайну тайн, имя же его Бафомет. И верую в единую Гностическую католическую церковь света, жизни, любви и свободы, чье слово закона есть «Телема». И верую в общение святых. И, поскольку пища и питье преобразуются в нас ежедневно в духовную сущность, верую в чудо мессы. И исповедую единое крещение мудрости, посредством которого мы совершаем чудо воплощения. И исповедую, что моя жизнь едина, единственна и вечна, она была, есть и грядет. Аум, Аум, Аум…
Телемитская молитва разнеслась по залу. Заиграла музыка, в центр помещения вышел Давид, в руке его был кинжал. Он прикоснулся рукой ко лбу и издал гортанный звук «атээ», затем дотронулся до груди, сказав «мальхут», прикоснулся к правому плечу — «вэ-гвура», к левому — «ве-гдула». Потом соединил ладони в районе солнечного сплетения, по-прежнему сжимая в одной из них кинжал, и издал дрожащее «ля-олям». Наконец, он вскинул руку с кинжалом вверх и произнес «амен».
Стоя к Фриде лицом, он стал чертить в воздухе пятиконечную звезду, рука его замерла, голос провибрировал «йод-хей-вав-хей». Проведя кинжалом в воздухе дугу, он не спеша повернулся вокруг своей оси, чертя кинжалом в воздухе дуги и произнося ритуальные слова.
Затем Давид повернулся к Фриде, развел руки в стороны и заговорил:
— Передо мной… Раваэль. Позади меня… Габриэль. Справа от меня… Микаэль. Слева от меня Уриэль. Вокруг меня пылают пентаграммы, и в колонне сияет шестиконечная звезда.
Когда он произносил имена, голос его звучал иначе, будто звуки вырывались не из гортани, а прямо из утробы. Он повторил крестное знамение, с которого начал ритуал, поочередно прикасаясь ко лбу, груди, плечам, и завершил его словом «амен».
Фрида сидела, не шевелясь, еле дыша, совершенно не понимая, что происходит и какова ее роль в этом действе. Давид приблизился к ней и нараспев заголосил:
О, Ты, кто есть Я, и превыше всего, что я есть,
Кто не имеет природы и имени,
Кто есть, когда все, помимо Тебя, исчезает,
Ты, сердце Солнца и его тайна,
Скрытый источник всех ведомых и неведомых вещей,
Ты, отстраненный и единственный,
Тебя я призываю, огонь слабый и чистый,
Пылающий, как мои стремления ввысь.
Тебя я призываю, Сущий,
Тебя, сердце Солнца и его тайна,
И та святейшая мистерия,
Которую я воплощаю.
Явись же, о Ужасающий и Премилостивый,
В сыне своем, согласно закону!
Его песнь подхватил хор:
Ибо Дух Святой — Прообраз Отца и Сына,
Муж-жена, сущностный и единый,
Муж, сокрытый в женском образе,
Слава и поклонение в вышних
Тебе, о Голубь, Божество человеков,
Сущность, стремительно и торжественно несущаяся
Чрез зимнюю вьюгу к сиянию весеннего солнца,