Он со стоном, похожим на рычание, упал на спину рядом с ней, а ее вздернул вверх и положил на себя.
— Когда я увидел тебя сегодня, то решил, что сошел с ума. Ты так часто являлась по ночам в моих снах, а тут это случилось при свете дня. Я все время проклинал и себя — за свое неразумие, — и судьбу, разлучившую нас. Но я не опасался за твою жизнь, зная, что ты с братом. Что ты имела в виду, Джоселин, когда сказала, что Аймер спас тебя от смерти?
Излить душу Роберту, рассказать ему о том, как Брайан держал ее взаперти и травил сонными порошками — какое это было облегчение. Тем более что теперь все горести ее позади! Впрочем, не все. Она умолчала о мерзких высказываниях Брайана. Будь проклята эта история с Рхисом, запятнавшая ее мать. Она должна поведать Роберту и об этом, но не сейчас. У нее не хватило мужества испортить эти сладостные мгновения.
Он слушал ее внимательно, лишь изредка ободряя ее, и еще крепче сжимал объятия. Но когда Джоселин закончила свою исповедь, он нахмурился, громко чертыхнулся, отпустил ее, сел на постель, склонился, подперев голову рукой.
— Как стыдно, что мужчина, рыцарь, супруг не выручил свою жену! Хотя мерзавец Брайан правильно все рассчитал. Ведь у меня нет крыльев, чтобы перелететь через стены Белавура.
Джоселин печально вздохнула.
— А мое доверие к нему стоило вам потери крепости. Простите меня, Роберт! Из-за моей глупости вы подвергались насмешкам.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Потерю Белавура нелегко пережить, но мы его вернем. А насчет насмешек — то я выше этого. Мой отец говорил всегда, что у человека есть лишь два господина — Бог и он сам. И если ты можешь предстать перед этими двумя господами, двумя строгими судьями, с чистым сердцем и душой, то все остальное в жизни — мелочи, недостойные внимания. Я стараюсь жить по правилам, которые внушил мне отец, и до сих пор мне это удавалось. — Роберт усмехнулся и добавил: — Пусть люди смеются за моей спиной, но не в лицо. Такого еще не бывало ни разу, уверяю тебя. Люди знают, что против любых насмешек есть проверенное средство — закаленный стальной клинок в твердой руке.
Она преклонила голову ему на бедро, с наслаждением ощущая исходящий от его кожи жар. Какое счастье, что он не винит ее, что никогда не сомневался в ее преданности.
— Джоселин, есть одна вещь, о которой мы должны поговорить немедленно.
Тон его был так серьезен, что она тут же встрепенулась.
Он нервно мял руку, глаза его были опущены.
— Черт побери, мадам! Я даже не помню ее имени. Той женщины в Лейворсе! Я сожалею, что вам пришлось…
— Роберт! — раздался снаружи чей-то громкий голос.
Джоселин не сразу распознала голос Джеффри.
— Милорд, мне не хотелось вас беспокоить, но король требует вас к себе. Он уже дважды посылал за вами.
— Проклятие! — выругался снова Роберт, но все же потянулся немедля за штанами. — Чертов Стефан! Не мог выбрать другого времени…
Джоселин подобрала с полу свою скомканную рубашку и продела ее через голову. Процедура одевания супругов повторила их раздевание, только в обратном порядке и так же проходила в молчании. Говорить второпях, на ходу, им не хотелось, а им многое надо было сказать друг яругу.
— Так уж ли вам необходимо являться к королю, Роберт? Не могли бы вы передать ему, что вы придете позже?
Роберт торопливо рылся в ворохе своей одежды и доспехов.
— Нет, дорогая, мне не следует так поступать. После битвы при Малмесбюри Стефан уже не тот, что был раньше. Он стал подозрительным, подвержен странным припадкам, и ему часто мерещится невесть что. Он легко впадает в гнев и еще легче предается отчаянию. Отступничество Лестера разбило его сердце.
Джоселин ахнула. Роберт резко повернулся к ней.
— Вы про это не знали, мадам?
Джоселин покачала головой. Тогда Роберт угрюмо поведал ей:
— Лестер перешел на сторону Генри с месяц назад, а это значит, что мы лишились тридцати крепких замков, большого количества вооруженных людей и припасов, не говоря уже о том, что мои старый друг Робин — один из самых влиятельных вельмож в государстве. За ним многие, возможно, последуют.
— Но… ведь он давнишний друг Стефана! Роберт кивнул, подошел к столику, наполнил кубки вином. Один из них он протянул Джоселин, другой выпил сам жадно, до дна.
— Да, их связывала давняя дружба, и союз Стефана с ним казался нерушимым. Но он устал от войны, или — как он старался оправдаться передо мной в письме — ему страшно за судьбу Англии. Его беспокоит то, что произойдет, когда Юстас, наследник Стефана, взойдет на трон.
Роберт разломил хлеб и вмиг сжевал его вместе с куском сыра.
— Я поведаю вам правду, мадам, предназначенную только для ваших ушей, больше ничьих. Старший сын Стефана — лучший помощник Генри Анжу. Юстас злобен и невоздержан. Храбр, да, но совершенно не годится в короли. Один Стефан был способен накинуть на него узду, но это время прошло, а уж когда Стефана не станет, все законопослушные подданные схватятся за голову и проклянут день и час своего рождения.
Роберт с грустью посмотрел на жену, потом крепко поцеловал ее в губы.
— Не вешайте нос, мадам. Все обойдется!
И ушел.
Взгляд Джоселин скользнул по ложу, похожему на поле сражения после того, как любовная страсть соединила на нем ее и Роберта. Фиалки, заполнившие шатер, тоже напоминали о любви — но о любви и преклонении перед ней друзей Роберта, его верных солдат. И вот внезапно этот мир, полный любви, в котором она побыла лишь краткие минуты, распался, стал опасным и ненадежным.
Уже было совсем темно, когда Роберт возвратился из королевского шатра.
Джоселин, отыскав иглу и нитки, при свете масляной лампы занималась починкой его рубашек. Она встретила мужа улыбкой. Ей все еще не верилось, что они снова вместе.
— Вы не голодны?
— Я поел с королем.
Она отложила шитье, приблизилась к мужу, улыбаясь и скрывая свою тревогу, даже попробовала пошутить.
— Что же сказал король? Не приказал ли он повесить меня, как изменницу?
— Нет. Ричард де Люси всегда был на нашей стороне, намекая Стефану, что все на самом деле не так, как кажется Его Величеству. Сейчас он клянется всем и каждому, что король знал правду давно. Стефан, конечно, и сам в это почти поверил. Верховный королевский судья — человек умный и могущественный, и нам очень повезло, что он за, а не против нас. — Тут Роберт усмехнулся. — Помогло и то, что весь вечер Аймер с воинами пели дифирамбы в вашу честь, мадам. По лагерю уже ходит история, как вы одним кинжалом защитились от целой своры вооруженных слуг вашего братца, а самого Брайана изрезали чуть ли не на куски.
— Но это ложь, Роберт! — возмущенно воскликнула Джоселин. — Я только раз полоснула его по лицу и тотчас же бросилась удирать, как заяц.
Усмешка Роберта стала еще шире.
— Вот так и создаются легенды. Думаете, что все истории, которые рассказывают про меня, правдивы?
— Конечно! — ответила она с такой убежденностью, что Роберт расхохотался и заключил ее в объятия.
— Они все теперь называют тебя Львицей. Ты знаешь об этом? Они говорят, что именно поэтому я ношу на знамени двух львов вместо одного — льва и львицу. Они еще говорят, моя леди, что львы и львицы в браке счастливы и спариваются отлично! — Опять усмехнувшись, он покрепче прижал ее к себе. — С этим утверждением, мадам, я полностью согласен.
Джоселин не оставалось ничего другого, как сцепить кольцо своих рук вокруг его шеи.
— Если вы довольны мною, муж мой, то мне больше ничего не надо от жизни. А король и лорды его, и все прочие… пусть их хоть на виселицу отправят — мне все безразлично.
Роберт поцеловал ее в губы, потом обласкал своими губами ее прикрытые глаза и снова впился в ее нежный рот.
— Я чувствую сильное желание подтвердить еще раз то, что говорили о нас мои славные воины. Нельзя, чтобы вы подумали, мадам, что я не скучал по вас, когда мы были в разлуке.
Они раздели друг друга, сейчас не так порывисто, как накануне, и занялись любовью не сразу, а после продолжительной взаимной ласки.
И когда вновь иссяк их порыв и она лежала, неподвижно обессиленная, в объятиях супруга, настал момент полной искренности.
Джоселин решила, что если она не скажет ему всю правду сейчас, то после ей уже не хватит мужества разомкнуть уста.
— Я люблю вас, Роберт, и любила с первого мгновения, как вы появились в Белавуре. Может быть, моя любовь взвалила на вас излишнюю ношу, но я ничего не могу с собой поделать. Вам не надо притворяться, что вы любите меня так же сильно. Я ведь не забыла, что было сказано вами об отношении вашем к женщинам.
— Джоселин!
— Подождите! — Она коснулась пальцами его губ, требуя, чтобы он замолк и слушал ее не прерывая. — Мне есть что рассказать вам. И не только о моей схватке с Брайаном. То, что я скажу, страшнее, чем пролитая родственная кровь. Я не Монтегью… — начала она исповедь, ощущая, что вступила на скользкую опасную тропу. — Может быть, я зачата уэльским дворянином, который часто навещал Уорфорд вместе с моими дядьями. Рхис был добр к моей матери и… любил ее по-плотски, как утверждает Брайан. Я ответила ему ударом кинжала, но теперь… я растеряна… Если лорды наверху докажут, что Рхис мой отец, вы потеряете все земли. Брайан угрожал мне разоблачением, и он готов на все.
— Я люблю тебя, Джоселин!
Такого ответа она от Нормандского Льва не ждала, хотя очень надеялась услышать эти слова.
— Вы должны знать…
— Я люблю вас, мадам. Будь вы дочь Монтегью или трубочиста, я все равно любил бы вас. Для меня главное, что вы моя жена. Я слишком много упустил времени, прежде чем сказать вам об этом, леди Джоселин.
Она готова была залиться слезами радости, но горькая мысль ранила ее. «Почему только сейчас? Господь милосердный, что ему стоило сказать это раньше?»
— Вы, Роберт, вправе жениться снова, ибо я незаконнорожденная и лишаюсь приданого. Я не буду возражать. Я буду просить вас оставить меня при себе как любовницу, кормить меня и иногда одаривать любовью. У вас было много таких женщин. Почему я не могу стать одной из них? Только прошу вас, не показывайте мне своих наложниц. Я их загрызу, я ведь очень ревнива.