Однако час проходил за часом, а условный знак на балконе не появлялся, сколько ни смотрела в сторону дома Фиби. Ни одна проходящая лодка не привезла с собой беглянку, сколько ни выискивали несколько пар глаз светлые волосы под круглой шляпкой. И вот на западе небо заиграло закатными красками, а Роза так и не вернулась.
– Я от нее не ожидал. Думал – просто красивые слова, но нет – она твердо решила пожертвовать собой ради другого. У девочки добрая душа! Я искуплю ее потерю с лихвой и попрошу прощения, что сомневался в ней! – с раскаянием в голосе произнес доктор Алек, всматриваясь в сумерки – ему почудилась маленькая фигурка в саду и вспомнилось, как накануне Роза сидела на бочонке и вынашивала благородный план.
– Ну фейерверки она и оттуда посмотрит, если только в целях самопожертвования не спрячется в шкаф – что было бы несусветной глупостью! – проворчал Арчи, который воспринял побег Розы как черную неблагодарность.
– Боюсь, наш главный залп она из «Усадьбы тетушек» не увидит, – озабоченно сказал Стив.
– Мне без мисс Розы фейерверки не в радость! – вздохнула Фиби, прикидывая, как бы уплыть на проходящей мимо лодке.
– Вышлем к Розе гонца и будем надеяться, что она не станет слишком геройствовать, – решил доктор Алек.
Тем временем Роза провела тихий день. Она помогала Дебби по хозяйству, развлекала тетушку Идиллию и отказывалась возвращаться на счастливый остров, несмотря на все попытки тетушки Изобиллии туда ее отправить. На острове было весело и привольно, развевались флаги, грохотали пушки, взрывались петарды, и шли приготовления к празднику. Розе и утром было тяжело уезжать, зная, что вместо веселья придется мыть посуду, слушать ворчание Дебби и противостоять уговорам тетушек. День тянулся медленно, Роза поминутно представляла, как прекрасно сейчас на острове, и мучилась от того, что стоит только подать знак, и она вернется туда, куда стремится всем сердцем. Однако хуже всего было вечером: тетушка Идиллия уснула, тетушка Изобиллия сплетничала с заглянувшей в гости знакомой, Дебби сидела на крыльце в ожидании салюта, а маленькой горничной оставалось лишь сидеть в одиночестве на балкончике и наблюдать, как с острова взвиваются в небо веселые ракеты, и им вторят залпы в городе и на окрестных холмах, как под звуки оркестров гуляют по гавани ярко освещенные корабли со счастливыми пассажирами.
Пару раз на глаза навернулись слезы, а когда особенно яркий залп осветил остров и Розе почудились очертания палаток, она уронила кудрявую головку на перила и пожаловалась маленькой настурции:
– А про меня, наверное, забыли…
Однако слезы быстро высохли – с острова и с холма поочередно доносились «вжух, бабах и трах-тарарах», если выражаться терминологией Джейми. Залпы шли непрерывно, и Роза представила, как трудятся без устали мальчики. Ее мысли прервал дядя Мак. Он появился под балконом и торопливо сказал:
– Спускайся, дитя! Надень накидку или пелерину – как там это у вас, девочек, называется, и пойдем! Я хотел взять Фиби, но тетушка говорит – ее нет дома, так что поедешь ты. Запустим пару петард с воды, Фан ждет в лодке. Я специально для тебя готовился, очень хочу, чтобы ты оценила, так что не расстраивай меня!
– Но, дядя… – начала было Роза, решительно настроенная отказаться от всех удовольствий, – наверное, мне лучше…
– Знаю-знаю! Тетушка рассказала. Но ты мне сейчас нужна и просто обязана поехать! – перебил дядя Мак.
Он говорил с необычной для него настойчивостью и явно очень спешил.
Когда Роза спустилась, маленький китаец уже ждал на берегу с забавным фонариком, он помог Розе сесть в лодку и что-то лепетал на смешном английском. Когда они вышли в бухту, городские часы пробили девять, с холма взвилась последняя римская свеча, а на острове, кажется, закончились снаряды, так как ответа не последовало.
– Наши закончили, но по всему городу еще запускают – смотрите, какая красота!.. – задумчиво сказала Роза, кутаясь в накидку.
– Надеюсь, у них все хорошо… – пробормотал дядя Мак, затем вдалеке мелькнула искра, и он добавил, удовлетворенно хмыкнув: – О да! Получилось! Смотри, Розочка – этот залп специально в твою честь, тебе должно понравиться!
Роза смотрела во все глаза, искра разрослась и приняла форму вазы, затем над золотистыми точками вазы появились зеленые листья, а затем в ночном небе расцвел великолепный багряный цветок.
– Это роза, дядя? – ахнула девочка, восхищенно всплеснув руками.
– Конечно, роза! Смотри дальше – угадай, что это за цветы.
Под вазой цепочкой распустились семь сиреневых салютов, которые Роза сначала приняла за маленькие метелки, а потом, угадав цветок, вскочила на ноги, ухватившись для равновесия за дядино плечо, и взволнованно воскликнула:
– Это же чертополох, дядя! Шотландский чертополох! Семь цветков – на каждого мальчика по одному. Какая чудесная выдумка!
Роза, смеясь от удовольствия, покачнулась, села на дно лодки и оттуда наблюдала прекрасное зрелище.
– Скажу без ложной скромности – очень даже неплохо вышло! – сказал дядя, чрезвычайно гордый представлением. – Ну что, моя дорогая, высадить тебя на острове или отвезти обратно домой?
Говоря это, он поднял Розу на ноги, и в голосе его сквозило одобрение.
Роза поцеловала его в знак благодарности и ответила:
– Домой, дядя. Спасибо вам большое-пребольшое за восхитительный фейерверк! Я так рада, что увидела его, он теперь будет мне сниться.
Она говорила твердо, однако украдкой бросила грустный взгляд на берег острова – такой близкий, что можно было ощутить запах пороха и различить силуэты на берегу.
Они отправились домой; засыпая, Роза сказала сама себе:
– Что ж, это оказалось сложнее, чем я ожидала, но я рада, что справилась, и мне правда не нужно награды – пусть только Фиби будет хорошо!
Глава одиннадцатаяБедняга Мак
Благородство Розы было оценено не всеми – если взрослые одобряли ее поступок и не скупились на похвалу, то мальчики почему-то не преисполнились уважения, как она рассчитывала. Более того, она случайно услышала, как Арчи сказал, что бессмысленно было уезжать, чем сильно задел ее чувства, а Принц и вовсе обозвал чудачкой.
Благородные поступки часто даются нелегко, и, совершив их, мы не то чтобы хотим услышать фанфары в свою честь, однако невольно желаем признания и расстраиваемся, его не получив. Роза не подозревала, что скоро завоюет не только уважение кузенов, но также их благодарность и любовь.
Вскоре после Розиного бегства с острова у сына тетушки Джейн Мака случился солнечный удар, и некоторое время он был серьезно болен. Состояние было тяжелым, мальчик несколько дней находился на краю гибели, а родные пребывали в беспомощном ожидании. Мак выкарабкался, однако не успело семейство как следует порадоваться, случилась новая беда, повергшая всех в полное уныние.
У Мака вдруг отказали глаза, он почти ничего не видел. Надо признать, зрение у Книжного Червя давно было слабым, и он совершенно его не берег.
Вскоре был приглашен известный глазной врач, он осмотрел больного и выдал весьма мрачный прогноз, который Маку сообщать не стали. Мальчик тем временем терпеливо ждал восстановления и надеялся, что несколько недель отдыха компенсируют его глазам долгие годы плохого обращения.
Книги строго-настрого запретили, отчего Червь ужасно мучился, потому что не знал в жизни большей радости. Поначалу мальчишки с удовольствием читали брату вслух и даже сражались за эту честь. Однако неделя проходила за неделей, пыл поугас, братья один за другим перестали предлагать свои услуги. Мак же по-прежнему был обречен сидеть без дела в полутемной комнате. Трудно было ожидать, что мальчишки предпочтут проводить время с ним, а не бегать на улице, как и полагается во время летних каникул. Они, конечно, забегали к Маку время от времени, бурно сочувствовали, спрашивали, чем помочь, но и только.
Взрослые тоже старались, однако дядя Мак был занят на работе. Миссис Джейн иногда читала, но так нудно, что Маку не нравилось ее слушать. Остальные тетушки вечно пребывали в заботах, хоть и снабжали мальчика лакомствами. Дядя Алек один стоил десятерых, однако тоже не мог уделить больному достаточно времени.
Одним словом, если бы не Роза, туго пришлось бы бедняге Червю. Ее мелодичный голос, неистощимое терпение и искреннее участие грели мальчику душу.
С присущей женской натуре преданностью девочка оставалась на посту, когда все остальные его покинули. Час за часом сидела она в сумрачной комнате, одинокий луч падал на страницу, больной лежал на кровати с завязанными глазами, а Роза скрашивала его однообразные дни чтением. Временами Мак был раздражителен и придирчив, ворчал, если верный чтец спотыкался на трудных местах в любимых книгах, а временами впадал в отчаяние, и у Розы сердце кровью обливалось. Девочка стойко выдерживала испытания и несмотря ни на что поддерживала двоюродного брата. Терпела вспышки раздражительности, игнорировала ворчание, методично продиралась сквозь сухие научные тексты, изредка орошая их тихими слезами; а когда Мак предавался отчаянию, старательно и осторожно подбирала слова утешения.
Мак не был щедр на комплименты, однако Роза знала, что он ей благодарен, ибо никто больше не проявлял такой заботы по отношению к нему. Мало-помалу он стал нервничать, когда она запаздывала, и провожать ее с грустью; а когда у Мака сильнее обычного болела голова, Роза убаюкивала его старинными балладами, которые когда-то пела отцу.
– Не знаю, что бы мы без нее делали! – повторяла тетушка Джейн.
– Она лучше всех моих буйных братьев, вместе взятых! – добавлял Мак, проверяя, готов ли стул для его гостьи.
Другой награды Роза и не требовала; усталость мгновенно отступала, и голос креп, стоило ей взглянуть, как Мак в плотной зеленой повязке мечется по подушке и теребит одеяло.
Роза не отдавала себе отчета, как многому учится, как полезно ей ежедневное чтение и уступки, на которые приходилось идти ради близкого человека. Роза обожала сказки и стихи, однако Мака они не интересовали. Поскольку его любимых греков и римлян ему читать не позволялось, он довольствовался хрониками путешествий, биографиями и историей великих открытий. Поначалу Роза сильно не одобряла выбор брата, однако вскоре заинтересовалась приключениями Ливингстона