— Она предала меня. Предала Роуз, ее память! Она и этот сукин сын…
Глаза — зеркало души. Это не красивые слова, это правда. Посмотрите в глаза Воронов, и увидите в серых глазах старого Духа, уже много веков наблюдающего за миром через тела своих детей. Посмотрите в глаза сумасшедшего, и увидите… бездну.
Эйзенхарт спросил себя, как не понял этого раньше. Да, внешне леди Милфорд казалась нормальным человеком, но глаза… Они ее выдавали. Та страсть, которой обернулась ненависть к Грею, сожгла ее душу. Все, что осталось — это пустая оболочка, движимая одной только мыслью.
И при этом для взгляда постороннего поведение леди Милфорд выглядело адекватным. Ее речь была разумна, пусть и несколько зациклена на Грее, но это Эйзенхарт мог понять после произошедшего. Чего он не смог вовремя понять, так это того, что иногда безумие — это просто смещение приоритетов.
Но от этого оно не становится менее страшным.
— Если все это было ради нее, почему вы пошли таким путем? Почему вы не убили самого Грея, раз он был виновен?
— Я хотела, чтобы он страдал. Так, как я, когда потеряла Роуз. И еще больше, когда его приговорят к смерти, — она перевела взгляд на Эйзенхарта. — Почему? Почему вы его не арестовали?
Эйзенхарт сильно сомневался, что смерти любовниц причинили Грею такие уж страдания. Некоторое неудобство — да, но не более.
— Потому что он невиновен. Ваш план был хорош: вы заранее проследили за мистером Греем и выбрали время, когда у него не будет алиби, но при этом перехитрили сами себя с этими цветами. Зачем вы их присылали?
Почему выбор пал именно на цветы, Эйзенхарт не стал спрашивать. Имена сестер подсказали ему это [10].
— Вы должны были обратить внимание.
— Это вам удалось. Только вы не учли, что имеете дело с мужчинами. Грей не мог отправить цветы точно так же, как я не мог их понять.
Леди Милфорд лишь пожала плечами.
— Теперь уже все равно. Вот, — достала она из сумочки исписанные летящим почерком листы. — Мое признание.
Эйзенхарт принял его и бережно положил себе в карман.
— Я более-менее представляю, что в нем написано. Однако сейчас, пока вы живы, мне бы хотелось услышать правду, — не получив от собеседницы реакции, он продолжил. — Если разговор отнимает у вас слишком много сил, я сам все расскажу, вы лишь будете меня поправлять.
Медленно, леди Милфорд кивнула, соглашаясь.
— Я начну с Дженни Браун, горничной вашей сестры. Вы убили ее в порыве гнева, получив от нее письмо, в котором она во всем сознавалась. Я сначала долго недоумевал, почему предсмертная записка была сложена, и только потом понял: ее сложили, чтобы положить в конверт. Это было не предсмертное письмо, а письмо с извинениями, адресованное конкретному человеку — вам. Получив его и поняв причину, по которой погибла ваша сестра — последней каплей для нее стало, когда она обнаружила своего жениха со своей собственной служанкой, верно? — вы отправились к ней. Не уверен, знали ли вы уже по пути к трущобам, где она снимала комнату после увольнения, что убьете ее. Возможно, это было решение, принятое под влиянием момента. Я даже склонен это предполагать, иначе у вас бы вряд ли хватило задушить ее. Вы скрыли следы преступления, обставив все как суицид. Ваш сообщник, благодаря которому вы смогли провернуть остальные убийства, он появился уже тогда? — женщина снова кивнула. — Он помог вам повесить тело и отвез вас домой. Интересно, что именно на следующий день после смерти мисс Браун вы уехали из города. Отправились в длительное путешествие по континенту. Довольно внезапно, но никто, знавший вас, не удивился. Смерть вашей сестры стала для вас большим ударом, поэтому желание сменить окружение на время было легко понять. Но на самом деле отправиться в путешествие вас заставила не скорбь, а страх.
— Я долгое время не понимала, почему за мной никто не явился, — согласилась леди Милфорд, — Я не думала, что кто-то поверит в наш обман.
Эйзенхарт криво усмехнулся:
— В этом нет ничего удивительного. Мисс Браун была бедна и одинока, дело попросту списали, не расследуя. Итак, вы отправились на континент. Первый шок прошел, но время не принесло вам покоя. А в газетах вы все видели имя Александра Грея. Он открывал выставки, присутствовал на светских раутах, объявлял о помолвке… Тогда вы начали задумываться, что это несправедливо, что он наслаждается жизнью, а ваша сестра лежит в могиле. Вы не понесли наказания за убийство мисс Браун, и это сподвигло вас на новые преступления. Ваш напарник начал слежку за Греем, вы же стали собираться в обратный путь. Первой жертвой стала леди Хэрриет Лайонелл, чьей единственной виной было то, что она, как и Роуз, поддалась чарам Грея.
— Не смейте сравнивать ее и мою сестру, — гневно перебила его леди Милфорд.
Удивительно, но стоило заговорить о Грее и Роуз, как она оживала, злость словно придавала ей сил.
— Почему? Разве вы не видите, как они похожи? Хэрриет была словно копией Роуз…
Конечно же, она не видела. Вместо этого она разразилась потоком брани и попыталась его ударить. Эйзенхарт увернулся и теперь крепко держал ее за руки.
— Вы действительно не замечаете сходства, — наконец прозрел он. Не стоило уповать на здравый смыл в беседе с сумасшедшей. — И не понимаете, что за свою ошибку леди Хэрриет была и так наказана.
— Чем же? Она была жива, у нее все было впереди…
— Страхом и болью. Она отдала Грею все, что у нее было, сердце, репутацию, будущее. А он ее бросил.
— Она была сама в этом виновата! Никто ее не заставлял бежать в его объятья!
— Вы выбрали ее первой, потому что она была самой слабой. Вам даже не пришлось пачкать руки: леди Хэрриет покончила с собой сама. Как вы этого добились? Письмами, в которых угрожали рассказать всем о ее ошибке с Греем? — судя по выражению ее лица, так оно и было. — Жаль, что они не сохранились. После убийства вы велели вашему сообщнику отправить первый букет. Должен признаться, я так и не смог вычислить отправителя. Ваш человек покупал цветы на рынке, где поток покупателей слишком велик, чтобы запоминать их лица, у разных продавцов, а ленту, видимо, приобрел еще заранее там, где это не привлекло бы внимания — например, у бродячего торговца. Потом он находил мальчишку, иногда у рынка, иногда в другом месте в городе, и платил ему, чтобы тот доставил цветы мне. Не буду спрашивать, как он узнал, кому именно посылать цветы, это разузнать не так сложно…
— Вы — единственный, кто ведет расследования об убийствах в высшем свете, — внезапно решила ответить леди Милфорд. — Это все знают.
— Ну да, я могу нормально разговаривать, не смущать господ своим внешним видом, и у моего отца есть хотя бы личное дворянство, что делает меня почти человеком, — согласился Эйзенхарт. — Логично, что такие дела обычно попадают ко мне. Как я уже говорил, адресата было узнать несложно. Со смертью леди Хэрриет мы разобрались. Хотя вы рисковали, ее самоубийство могли так же скрыть, как причину смерти вашей сестры.
— Вы бы того не допустили, — с убежденностью заявила леди Милфорд. — Вы хороший детектив, это тоже известно. Вы бы поняли, что ее смерть была не просто самоубийством.
К сожалению, она ошибалась. Обессиленный Волком, Эйзенхарт не только чуть не скрыл суицид леди Хэрриет, но вообще едва не завалил дело.
— А если бы и не понял, вы бы мне намекнули более прозрачно, да, леди Милфорд? Перейдем ко второму трупу. Коринн Лакруа. Грей содержал ее — не только он конечно, но остальные ее покровители нас сейчас не интересуют.
— Шлюха, — отозвалась леди Милфорд. — Дорогая шлюха.
— Она бы с собой не покончила, получив пару анонимок. Тут вам на помощь опять пришел ваш сообщник. Соседи и портье видели незнакомого молодого мужчину, который пришел к мисс Лакруа тем утром. Они поссорились, мисс Лакруа попыталась обороняться и при этом разбила вазу, что тоже слышали соседи. Потом крики стихли, и хлопнула дверь. Все решили, что мужчина ушел, но на самом деле произошло следующее: он схватил мисс Лакруа, заткнул ей рот, демонстративно громко хлопнул дверью, обеспечивая себе алиби (никто из соседей ведь не стал бы выглядывать на лестницу, чтобы убедиться, что громкий посетитель действительно ушел), и вытолкнул мисс Лакруа вниз, поле чего быстро и тихо выскользнул через черный ход. Вы опять все четко просчитали: обнаружили не только время, о котором мистер Грей откажется говорить, уж не знаю, по каким причинам, но и время, когда в расположенном напротив офисе обед, и никто из служащих, по приказу владельца, не должен оставаться на рабочем месте.
— Вы что, хвалите меня? — скучающим тоном спросила леди Хоторн.
— Возможно. Ваш план обладал определенной оригинальностью и был довольно логичен для…
— Для женщины?
"Для того, кто безумен", — хотел сказать Эйзенхарт, но промолчал.
— Пусть будет так.
Он не стал указывать на то, что в деле было множество несоответствий, родившихся из душевной болезни его составительницы. Зачем было идти таким сложным путем? Почему каждый раз нужно было инсценировать самоубийства, если все равно обвинять в них Грея? Возможно, для леди Хоторн это все имело какой-то смысл, но от Эйзенхарта, пусть он и сумел понять действия преступников, этот смысл ускользал.
— После этого я снова получил букет, значение которого так и оставалось для меня загадкой. Боюсь, вы слишком хорошо думали о полиции, продумывая эту часть. Дальше должна была наступить очередь леди Тенеррей, которая не только была невестой мистера Грея, но и пыталась занять это место еще при жизни Роуз. Ее вы специально оставили напоследок, но прогадали. Леди Тенеррей что-то поняла и успела покинуть Гетценбург, прежде чем вы до нее добрались. Впрочем, вы быстро нашли ей замену. Леди Амарантин Мерц. Если бы Мэйбл знала, сколько вреда принесет ее писанина! Вы прочли статью, в которой намекалось на тайный роман леди Амарантин с Греем, и отправились к ней с вопросом, правда ли это.