– Жалко, что Габриэлю надо было уходить, – сказала Тереза. – Мне хотелось бы пообщаться с ним.
– По-моему, – заметил я, – мы с ним будем встречаться довольно часто.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Он тебя заинтересовал, правда?
Я задумался.
– С тех пор как мы здесь поселились, – сказала Тереза, – ты впервые чем-то заинтересовался! В первый раз.
– Должно быть, политика интересует меня куда больше, чем я думал.
– Тебя интересует этот человек, а не политика.
– Да, – признал я, – он так и излучает энергию. Жаль, что он так некрасив.
– Некрасив? Да, наверное… – Она задумалась, а потом продолжала: – И притом он очень привлекателен!
Я очень удивился.
– Не смотри на меня так! – сказала Тереза. – Он действительно привлекателен. Любая женщина согласится со мной.
– Вот так так! Ты меня удивляешь! – Я покачал головой. – Вот уж не думал, что такого, как он, женщины сочли бы привлекательным!
– Ну и зря.
Глава 6
На следующий день к нам зашла Изабелла. Она принесла капитану Карслейку записку от леди Сент-Лу. В то время я сидел на террасе, греясь на солнышке. Выполнив поручение, Изабелла вышла на террасу и присела на резную каменную скамью рядом со мной.
Будь она леди Трессильян, я ожидал бы от нее доброты, какую проявляют к хромой собаке. Однако я, очевидно, совершенно не занимал мыслей Изабеллы. Я еще не сталкивался с подобным отношением. Некоторое время она сидела молча. Потом сказала, что любит солнце.
– Я тоже люблю, – ответил я. – А вы, однако, совсем не загорели.
– Я не загораю.
Ее кожа в свете дня выглядела прекрасно – белая, как магнолия. Я заметил, как гордо сидит голова у нее на плечах. Теперь мне стало понятно, почему Габриэль называл ее принцессой.
Вспомнив о нем, я спросил:
– Вчера майор Габриэль обедал у вас?
– Да.
– Вы были на том митинге в Манеже?
– Да.
– Я вас там не видел.
– Я сидела во втором ряду.
– Вам понравилось?
Прежде чем ответить, она подумала секунду.
– Нет.
– Тогда зачем же вы туда пошли?
Она снова помедлила с ответом.
– Это входит в наши обязанности.
Любопытно!
– Вам нравится жить здесь? Вы счастливы?
– Да.
Внезапно мне пришло в голову: люди редко отвечают односложно. Большинство людей развивают свою мысль. Как ответил бы средний, нормальный человек на мой вопрос? «Мне нравится жить у моря» или «Здесь моя родина»… «Мне нравится жить в деревне»… «Здесь хорошо»… А эта девушка ограничилась тем, что сказала: «Да». Но ее «да» прозвучало до странности убедительно. Твердое и определенное согласие. Она перевела взгляд на замок, и на ее губах показалось подобие улыбки.
И тут я понял, кого она мне напоминает. Она была похожа на одну из статуй дев Акрополя пятого века до нашего эры. У нее была именно такая, как у них, совершенная, нечеловеческая, утонченная улыбка…
Значит, Изабелла Чартерис была счастлива в замке Сент-Лу с тремя старухами. И сейчас, сидя здесь, на солнце, и глядя на замок, она счастлива… Тихое, спокойное счастье, исходившее от нее, было почти осязаемо. И вдруг я испугался – испугался за нее.
– Изабелла, вы всегда счастливы? – спросил я.
Прежде чем она ответила, я уже знал, каков будет ответ, хотя она снова немного помедлила.
– Да.
– А в школе?
– Да.
Я как-то не мог представить себе Изабеллу в школе. Она была совершенно не похожа на выпускницу обычной английской школы-пансиона. Хотя, конечно, нельзя все усреднять…
По террасе пробежала коричневая белочка. Она села, посмотрела на нас, что-то прострекотала и взбежала на дерево.
Вдруг картина мира для меня переменилась, словно сменился узор в калейдоскопе. Моим глазам предстал осязаемый мир, смыслом которого являлись жизнь, существование, а разум и мышление не значили ровно ничего. В этом мире день сменялся ночью, существовали еда и питье, холод и жара… А сознание было погружено в спячку. Передо мной был мир белки, мир густой зеленой травы, мир деревьев – живой и дышащий. Именно здесь, в таком мире, и жила Изабелла, здесь было ее место. Думаю, и мне, жалкому калеке, нашлось бы место в таком мире…
Впервые со времени аварии я отказывался восставать. Горечь, подавленность, болезненная застенчивость покинули меня. Я больше не был Хью Норрисом, вычеркнутым из рядов активных и целеустремленных людей. Я был Хью Норрисом – калекой, который радуется солнцу, радуется живому миру, собственному ритмичному дыханию, радуется тому, что перед его глазами проходит еще один день в бесконечной, вечной череде дней…
Вскоре я опомнился. Однако на пару секунд я оказался в том мире, частью которого я являлся. Подозреваю, что в таком мире Изабелла жила постоянно.
Глава 7
Наш разговор с Изабеллой состоялся за день-два до одного знаменательного происшествия. В порту Сент-Лу в воду упала девочка.
На краю причала играла группа детей, и одна девочка, убегая во время игры от своих товарищей, споткнулась о бордюр и плашмя полетела в воду с высоты в шесть-семь метров. Был прилив: глубина воды в порту в то время была порядочной.
Майор Габриэль, который случайно прогуливался в то время на причале, не колебался ни секунды. Он немедленно нырнул в воду за ребенком. На краю причала столпилось человек двадцать пять. Один рыбак, спустившись по ступеням на противоположной стороне причала, отвязал лодку и что было сил заработал веслами. Еще до того, как он успел доплыть до места, с причала нырнул еще один человек – он понял, что майор Габриэль не умеет плавать.
…Все окончилось благополучно. Габриэля и ребенка вытащили из воды. Девочка была без сознания, но быстро пришла в себя, после того как ей сделали искусственное дыхание. Мать девочки, находившаяся на грани истерики, бросилась Габриэлю на шею, со слезами благодаря и благословляя спасителя. А он, казалось, не склонен был придавать своему поступку большого значения. Он похлопал женщину по плечу и поспешил в замок Сент-Лу – переодеться и выпить чего-нибудь для восстановления сил.
Позже в тот же день Карслейк привел Габриэля к нам выпить чаю.
– Очень смелый поступок, – сказал Карслейк Терезе. – Он не колебался ни секунды. Он ведь легко мог утонуть!
Однако сам герой держался с надлежащей скромностью и не склонен был рассматривать свой поступок как нечто выдающееся.
– С моей стороны это была просто глупость, – говорил он. – Я поступил бы умнее, если бы побежал за помощью или прыгнул в лодку.
Тереза сказала:
– Когда-нибудь, а точнее, вскоре у вас отпадет нужда совершать подвиги.
Она сказала это довольно сухо. Габриэль метнул в ее сторону быстрый взгляд.
После того как она вышла, унося грязную посуду, а Карслейк откланялся, объяснив, что не может задерживаться из-за массы ждущих его дел, Габриэль задумчиво заметил:
– А она проницательная. В уме ей не откажешь.
– О ком вы?
– О миссис Норрис. Она прекрасно разбирается в людях. Ее не проведешь. – Он добавил, что ему придется быть настороже. Потом вдруг поинтересовался: – Как я выглядел? Нормально?
Я спросил, что он имеет в виду.
– Отношение к своему поступку. Я вел себя правильно? Держался так, словно ничего не сделал. Вы ведь поняли, что я просто валял дурака? – Улыбнувшись своей очаровательной улыбкой, он продолжал: – Ведь вы не против, что я спрашиваю ваше мнение? Самому страшно трудно определить, какое впечатление ты производишь на других.
– Вы что, просчитываете свое поведение? Разве нельзя просто вести себя естественно?
Он задумался, а потом заявил, что так не годится.
– Ведь нельзя же заявиться сюда, довольно потирая руки, со словами: «Вот удача так удача!»
– То есть вы действительно считаете происшедшее удачей?
– Видите ли, старина, я, можно сказать, ночи не спал, выискивая какое-нибудь происшествие в таком роде. Ну там, лошадь вдруг понесет, или дом загорится, или придется спасать ребенка из-под колес машины. Дети в таких делах подходят лучше всего – легче вызывают умиление. Судя по тому, как газеты раздувают каждое дорожно-транспортное происшествие, можно подумать, будто они случаются пачками ежедневно. Однако ничего подобного не происходит – то ли просто невезение, то ли детишки в Сент-Лу уж слишком осторожные чертенята.
– Вы, случайно, не заплатили шиллинг той девчушке, чтобы она бросилась в воду? – с подозрением спросил я.
Он отнесся к моему вопросу серьезно и ответил, что девочка упала в воду случайно, сама по себе.
– В конце концов, как я мог пойти на такой риск? А что, если бы девчонка проболталась матери?
Я расхохотался.
– Послушайте, – спросил я, отсмеявшись, – а вы правда не умеете плавать?
– Секунды три могу продержаться на воде.
– Но ведь тогда… вы очень рисковали. Вам ничего не стоило утонуть.
– Наверное… но слушайте, Норрис, нельзя же предусмотреть все. Невозможно совершить подвиг, если не приготовиться вести себя как герой. И потом, там было полно людей. Конечно, никому из них не хотелось промокнуть, но кому-то все же пришлось… Кто-то непременно прыгнул бы в воду – если не ради меня, то хотя бы ради спасения ребенка. Да и лодочник подоспел вовремя. Парень, который нырнул в воду вслед за мной, подхватил девочку, а лодочник подгреб к нам прежде, чем я скрылся под водой. Как бы там ни было, даже если вы утонули, с помощью искусственного дыхания вас всегда можно вернуть к жизни.
И на его лице вновь заиграла улыбка.
– Как же все это глупо! – воскликнул он. – Я хочу сказать: люди в массе – такие дураки! Я прославлюсь потому, что бросился спасать тонущего ребенка, не умея плавать, и прославлюсь гораздо больше, чем если бы я провел спасение утопающего по всем, так сказать, правилам. Теперь все только и говорят о том, какой я молодец. Соображай они хоть чуть-чуть, сразу поняли бы, что в моем поступке не было ничего, кроме глупости, – в самом деле! Тот парень, который на самом деле