– Задние конечности ослабели, – сказал он. – Должно быть, повреждены внутренние органы. Ее надо отнести к ветеринару.
– Я обычно вожу ее к Джонсону, он замечательно обращается с собаками. Но он живет далеко, в Полуизене.
– Хорошо, – кивнул Габриэль. – Кто лучший ветеринар в Сент-Лу?
– Джеймс Берт. Как врач он хорош, но очень груб. Собак я ему никогда не доверяю и никогда их к нему не вожу. Видите ли, он пьет. Но он живет недалеко отсюда. Давайте лучше отнесем Люси к нему. Осторожно – она может вас укусить.
– Меня не укусит. – Склонившись над собакой, Габриэль ласково заговорил с ней: – Ты умница, хорошая девочка!
Он осторожно подхватил ее на руки. Вокруг них столпились мальчишки, рыбаки и домохозяйки с сумками. Все обменивались одобрительными замечаниями и давали советы.
– Умница, Люси, хорошая девочка, – отрывисто сказала миссис Бигэм Чартерис.
– Спасибо за помощь. Берт живет за углом, на Уэстерн-Плейс.
Ветеринар жил в аккуратном, чопорном домике в викторианском стиле под шиферной крышей. К воротам была прикреплена истертая медная табличка.
Дверь им открыла миловидная молодая женщина. На вид ей было лет двадцать восемь. Оказалось, что она – миссис Берт.
Она сразу же узнала миссис Бигэм Чартерис.
– О, миссис Бигэм Чартерис, мне так жаль! Мужа нет дома, и помощника его тоже.
– Когда он вернется?
– По-моему, он вернется с минуты на минуту. Правда, он оперирует с девяти до десяти утра и с двух до трех дня, но, разумеется, он сделает для вас все возможное. Что с собакой? Попала под машину?
– Да, только что.
– Ужас какой! – сказала Милли Берт. – Гоняют как сумасшедшие… Отнесите ее, пожалуйста, в операционную.
Она говорила мягко, участливо. Миссис Бигэм Чартерис не отходила от Люсинды. Она поглаживала свою любимицу, а ее обветренное лицо искажала гримаса боли. На добрые, участливые речи Милли Берт она не обращала никакого внимания.
Наконец жена ветеринара решила позвонить на ферму Лоуэр-Грейндж – возможно, ее муж там. Телефон стоял в прихожей. Габриэль вышел вместе с миссис Берт, оставив миссис Бигэм Чартерис наедине со своей собакой и своим горем. Он понимал, что так будет лучше.
Миссис Берт набрала номер.
– Да, миссис Уидден, – она узнала фермершу, – говорит миссис Берт. Мой муж у вас?.. Да, подожду, если вы не против… да…
Последовала пауза. Вдруг Габриэль, который наблюдал за женщиной, заметил, как она покраснела и вздрогнула, как при этом изменилось ее лицо: на нем появилось извиняющееся, застенчивое выражение.
– Извини, Джим. Нет, конечно…
С другого конца доносился грубый, рокочущий бас Берта. Милли Берт заговорила еще более извиняющимся тоном:
– Пришла миссис Бигэм Чартерис… из замка… ее собака попала под машину. Да, она сейчас здесь.
Она еще больше покраснела. Прежде чем она успела повесить трубку, Габриэль расслышал, как на другом конце провода ее муж злобно сказал:
– Так бы сразу и говорила, дура!
На секунду ему стало неловко. Ему было жаль миссис Берт. Бедная крошка – как она боится мужа! Улыбнувшись, он заговорил с ней в свойственной ему доверительной, дружеской манере:
– Спасибо большое! Вы столько для нас сделали!
– О, ну что вы, майор, не за что… Скажите, а вы… тот самый майор Габриэль? – Она заволновалась. Такой человек – и у нее в доме. – Позавчера я слышала ваше выступление в Дамском обществе!
– Рад, что вы там были, миссис Берт.
– Надеюсь, вы пройдете в парламент – я не сомневаюсь, что вы победите на выборах. Мистер Уилбрэм всем ужасно надоел. Знаете, его ведь нельзя назвать в полном смысле слова местным. Он – не корнуоллец.
– Ну, раз уж о том зашла речь, я тоже не корнуоллец…
– О, вы – совсем другое дело…
Она посмотрела на него взглядом, полным обожания. Так могла бы глядеть на него своими карими глазами Люсинда. Волосы у миссис Берт были того же каштанового оттенка, что и шерсть у Люсинды… Она глядела на него раскрыв рот. Он был для нее словно бы не просто человеком, а героем фильма про войну, виденного ею на прошлой неделе: он олицетворял для нее всех героев войны. Пустыня, жара, выстрелы, кровь, поход по выжженной земле…
И притом он выглядел так естественно… Он такой добрый, такой… человечный!
Габриэль постарался разговорить ее. Ему особенно не хотелось, чтобы она возвращалась в операционную и тревожила старуху. «Она ведь хочет побыть наедине со своей собакой, – раздумывал он. – Особенно если учесть, что помочь животному, вероятно, уже нечем… Жаль, красивая собачка, да и нестарая совсем – года три-четыре. Миссис Берт – славная женщина, но она непременно станет выражать сочувствие. Станет возмущаться по поводу автомобилей, вспомнит о том, сколько собак гибнет каждый год на дорогах… Потом похвалит красоту Люсинды и предложит миссис Чартерис чашечку чая…»
Так что Габриэль вовлек Милли Берт в разговор. Он смешил ее, и она в улыбке демонстрировала хорошенькие белые зубки и ямочку на щеке. Она оживилась и развеселилась… В этот момент дверь внезапно распахнулась, и в дом, тяжело ступая, вошел коренастый мужчина в бриджах для верховой езды.
Габриэль был неприятно поражен тем, как при появлении мужа Милли Берт словно бы завяла и поникла.
– А, Джим… это ты!.. – нервно восклицала она. – Это майор Габриэль.
Джеймс Берт быстро кивнул ему. Милли продолжала:
– Миссис Чартерис в операционной, вместе с собакой…
– Какого черта ты не выставила ее из операционной? – раздраженно прервал ее муж. – Сколько можно тебя учить!
– Мне сказать ей?..
– Сам разберусь.
Отодвинув ее плечом, он стал спускаться по лестнице вниз, в операционную.
Милли Берт торопливо вытерла выступившие на глаза слезы и спросила, не хочет ли майор чаю. Габриэлю было жаль миссис Берт за то, что ее муж – такая грубая скотина, поэтому он сказал, что охотно выпьет чашечку.
С этого все и началось.
Глава 10
Наверное, на следующий день после описанных событий – а может, через день – Тереза привела ко мне в гостиную миссис Берт. Она представила нас друг другу:
– Мой деверь Хью. Хью, это миссис Берт. Она любезно согласилась нам помочь.
Под словом «нам» моя невестка, естественно, имела в виду не нашу семью, а Консервативную партию.
Я посмотрел на Терезу. Она и глазом не моргнула. Миссис Берт при взгляде на меня тотчас преисполнилась сочувствия. Если бы я мог себе позволить хоть изредка роскошь жалости к себе, сочувственный взгляд карих глаз миссис Берт мигом вылечил бы меня от такой слабости. Против неприкрытого сочувствия в глазах миссис Берт я был безоружен. Тереза подло покинула нас.
Усевшись рядом со мной, миссис Берт принялась болтать. Когда я преодолел обычную для себя в таких случаях застенчивость и ранимость, я вынужден был признать, что она славная.
– Я убеждена, – говорила она тем временем, – что каждый из нас обязан сделать все, что в его силах, для выборов. Боюсь, я на многое не гожусь. Я не умна. Я не умею убеждать. Но я могу выполнять канцелярскую работу или, например, распространять листовки… Так я и сказала миссис Норрис. Я вспомнила, как майор Габриэль замечательно говорил в Дамском обществе о роли женщины. Он заставил меня понять, какая я ужасно отсталая. Он такой прекрасный оратор, правда? О, я забыла… наверное, вы…
Ее смущение тронуло и позабавило меня, и я поспешил успокоить ее:
– Я слышал его речь в Манеже. Он, безусловно, умеет воздействовать на публику!
Не уловив иронии в моих словах, она с жаром подтвердила:
– По-моему, он просто молодец!
– Наша… м-м… цель – добиться того, чтобы у всех сложилось такое впечатление.
– А как же иначе? – удивилась Милли Берт. – Я хочу сказать, если Сент-Лу будет представлять в парламенте такой человек, это же совсем другое дело! Настоящий мужчина. Во время войны был в настоящей действующей армии и сражался с врагом. Я ничего не имею против мистера Уилбрэма, разумеется, но социалисты всегда казались мне такими… эксцентричными… И потом, он ведь всего лишь школьный учитель или кто-то в этом роде, и такой нескладный с виду, да и голос у него неестественный. Он не производит впечатления человека действия.
Я с интересом выслушал мнение избирателей в лице миссис Берт и признал, что Джон Габриэль, несомненно, человек действия.
Она заволновалась:
– Я слышала, он в армии был одним из первых смельчаков. Говорят, он достоин того, чтобы его еще не раз наградили крестом Виктории.
Безусловно, Габриэль преуспел в своем стремлении завоевать симпатии избирателей. Разумеется, подобных взглядов придерживалась не одна Милли Берт. При мыслях об обожаемом герое она очень преображалась: щеки ее горели, глаза сверкали.
– Он пришел к нам с миссис Бигэм Чартерис, – объяснила она. – В тот день, когда задавили ее собаку. Правда, это очень великодушно с его стороны? Он так заботился о собаке.
– Наверное, он вообще любит собак, – сказал я.
Но Милли Берт такое объяснение показалось недостаточным.
– Нет, – возразила она. – По-моему, он просто добрый – замечательно добрый. А как он разговаривает – так естественно, так по-доброму. – Помолчав, она продолжала: – Мне очень стыдно, что я мало чем могу помочь. Конечно, я всегда голосую за консерваторов, но ведь одного голосования мало, верно?
– Зависит от того, как на это посмотреть, – ответил я.
– И вот я поняла, что просто обязана чем-то помочь. Поэтому я и пришла к капитану Карслейку и спросила, чем я могу быть полезна. Видите ли, у меня довольно много свободного времени. Мистер Берт очень занят, его обычно целыми днями не бывает дома, кроме тех часов, когда он оперирует, конечно, а детей у меня нет.
На мгновение на лицо ее набежала тень, и мне стало жаль мою гостью. Она, несомненно, принадлежала к числу тех женщин, которые созданы для материнства. Из нее вышла бы прекрасная мать.
С тем же выражением неутоленной жажды материнства она отвлекалась от воспоминаний о Джоне Габриэле и сосредоточила свое внимание на мне.