И все же комната выглядела грязной и жалкой. Посередине ее сидела Изабелла. Она сидела, подогнув под себя ноги, и вышивала шелком.
Вид у нее был точно такой же, как в тот день, когда она покинула Сен-Лу. Правда, платье ее было поношенным, но сшито оно было элегантно, сидело на ней не без изящества. И стрижка у нее была все та же – длинный «паж»… Лицо ее дышало красотой, спокойствием и сосредоточенностью. У нее не могло быть ничего общего с такой комнатой. Она сидела посреди комнаты точно так же, как сидела бы, например, посреди пустыни или на палубе корабля. Данное место не было ее домом. Просто сейчас она случайно здесь оказалась.
Секунду она, не узнавая, смотрела на меня, потом вскочила с места и с радостной и удивленной улыбкой подбежала ко мне с распростертыми объятиями. «Значит, – понял я, – Габриэль не сообщил ей о том, что я в Заграде. Интересно, почему?»
Порывисто вложив свои руки в мои, она подняла голову и поцеловала меня.
– Хью, как чудесно!
Она не спрашивала, как я оказался в Заграде. Не удивлялась тому, что теперь я способен ходить, в то время как при нашем последнем свидании я был беспомощным, неподвижным калекой. Для нее важно было только одно: к ней пришел друг и она рада его видеть. Вот какова была моя Изабелла!
Взяв для меня стул, она придвинула его к своему.
– Изабелла, – спросил я, – и что же вы тут делаете?
Ответ был типичным для нее. Она немедленно показала мне свою работу:
– Я начала ее три недели назад. Вам нравится?
В голосе ее слышалось беспокойство.
Я взял вышивку в руки. Она вышивала на куске старого шелка, очень мягкого на ощупь, слегка выцветшего благородного сизо-серого цвета. Изабелла вышивала узор: темно-красные розы, желтофиоли и бледно-розовые левкои. Прекрасная, тонкая, изящная работа.
– Чудесно, Изабелла, – похвалил я. – Просто замечательно.
Как всегда, в присутствии Изабеллы я ощущал какую-то атмосферу волшебной сказки. Пленная принцесса вышивает шелком в башне великана-людоеда.
– Вышивка замечательная. – Я вернул шелк Изабелле. – А место здесь ужасное.
– Да… – Она рассеянно, почти удивленно, озиралась по сторонам. – Наверное…
Вот так – только и всего… Я пришел в замешательство. Изабелла и прежде не раз ставила меня в тупик. Я вдруг понял: ей было все равно, какая обстановка ее окружает. В мыслях она была далека от этого мира. Окружающие ее вещи значили для нее не больше, чем, скажем, обивка или отделка железнодорожного вагона для путешествующего по важному делу. В такой комнате ей случилось оказаться в данный момент времени. Когда ее внимание привлекли к обстановке, она согласилась с тем, что комната – не образец совершенства, но на самом деле это ее нисколько не интересовало.
Куда больше ее занимала вышивка.
– Вчера вечером я встретил Джона Габриэля, – сообщил я.
– Правда? Где? Он мне не говорил.
– Он дал мне ваш адрес, – прояснил я. – И пригласил зайти и повидаться с вами.
– Я так рада, что вы зашли! Ох, как я рада!
Она необычайно воодушевила меня этой искренней радостью.
– Изабелла, милая Изабелла… – проговорил я. – Вы… вам хорошо? Вы счастливы?
Она посмотрела на меня так, словно не поняла, что я имею в виду.
– Все это… – Я обвел рукой комнату. – Ведь вы привыкли к совершенно иным условиям. Хотите все бросить? Вернитесь со мной. Если не в Сент-Лу, то хотя бы в Лондон.
Она покачала головой:
– У Джона здесь какие-то дела. Не знаю точно, чем он занимается…
– Я хочу спросить: вы счастливы с ним? Мне кажется, нет… Изабелла, пусть вы в прошлом совершили ужасную ошибку – нельзя же вечно расплачиваться за нее. Бросьте Габриэля!
Она опустила взгляд на свое вышивание – странно, на ее губах показалась легкая улыбка.
– О нет, это невозможно.
– Вы так его любите? Вы… вы действительно с ним счастливы? Я спрашиваю потому, что вы мне небезразличны.
– В каком смысле «счастлива»? – спросила она серьезно. – В том смысле, в каком я была счастлива в Сент-Лу?
– Да.
– Нет, конечно…
– Так бросьте все, возвращайтесь со мной и начните жизнь заново.
Она снова загадочно улыбнулась:
– О нет, это невозможно.
– В конце концов, – смущенно сказал я. – Вы ведь не замужем за ним.
– Нет, не замужем…
– А вам не кажется… – Мне было неловко, я чувствовал смущение. Очевидно, все, что приходило мне в голову, к Изабелле отношения не имело. И все же мне необходимо было выяснить, что за странные отношения связывают этих двоих. Поэтому я нахально спросил: – А почему вы не женаты?
Она не обиделась. Напротив, у меня сложилось впечатление, что она впервые задумалась над этим вопросом. В самом деле, почему они с Джоном Габриэлем не поженились? Она сидела – тихая и задумчивая – и размышляла. Потом произнесла как-то неуверенно и озадаченно:
– Не думаю, что Джон… хочет на мне жениться.
Мне удалось сдержаться и не взорваться.
– В самом деле – не вижу причин, почему бы вам не пожениться.
– Нет, таких причин нет, – ответила она с сомнением.
– Он предоставляет право решения вам?
– Нет. – Она медленно покачала головой. – Дело обстоит совсем не так.
– А как?
Она заговорила, медленно подбирая слова, припоминая все, что случилось.
– Я сбежала из Сент-Лу… вовсе не затем, чтобы выйти за Джона вместо Руперта. Он хотел, чтобы я сбежала с ним, и я сбежала. О свадьбе он и не заговаривал. По-моему, он о ней и не помышлял. Все это… – Она обвела рукой комнату, но я понял, что она говорит не о конкретной обстановке и убогом жилище, а о непостоянстве, преходящем характере их совместного житья. – Это не брак, не семья. Семья – нечто совершенно другое.
– Вы и Руперт… – начал я.
– Да, – быстро прервала она, радуясь, что я понял. – Вот с ним у нас была бы семья.
Чем же тогда она считает свою жизнь с Джоном Габриэлем? Я не хотел спрашивать.
– Скажите мне, Изабелла, а что вы понимаете под браком? Что само понятие значит для вас?
Некоторое время она серьезно размышляла над моим вопросом.
– Думаю, это значит, что ты становишься частью чьей-то жизни… входишь в жизнь другого… занимаешь в ней определенное место, и это место становится твоим…
Я понял, что брак имел для Изабеллы структурное значение.
– Вы хотите сказать, что не можете стать частью жизни Габриэля?
– Нет, не знаю почему. Хотелось бы мне… Видите ли… – она протянула вперед руки с длинными, тонкими пальцами, – я ничего о нем не знаю.
Я смотрел на нее как зачарованный. Я понимал: на уровне подсознания она права. Изабелла ничегошеньки не знает о Джоне Габриэле. И никогда не узнает, как бы долго ни прожила с ним вместе. Но я понял, что это никак не повлияет на ее эмоциональное отношение к нему.
Внезапно я догадался: он в таком же положении. Он похож на человека, купившего (или скорее укравшего) дорогую и изящную вещь, механизм, но понятия не имеющего о принципах, лежащих в основе работы своего приобретения.
– Ну, – медленно проговорил я, – по крайней мере, вы не несчастны.
Она ответила мне невидящим взглядом. Нарочно она не ответила на мой вопрос или сама не знала ответа? Я склонялся к последнему. Ей хватало горьких, глубоких и мучительных переживаний, и ей не под силу было выразить свои чувства в точных терминах.
– Передать от вас привет в Сент-Лу? – мягко спросил я.
Она не ответила. На глазах ее выступили слезы и медленно покатились по лицу. То были слезы не печали, но воспоминаний.
– Изабелла, – спросил я, – если бы можно было перевести часы назад, если бы вы снова могли выбирать – выбрали ли бы вы снова то же самое?
Возможно, я поступил жестоко, но мне необходимо было знать…
Она, однако, казалось, не поняла меня.
– Разве нам дано выбирать вообще что-либо?
Что ж, здесь вопрос точки зрения. Возможно, таким бескомпромиссным реалистам, как Изабелла Чартерис, жить легче – они не видят иного пути. И все же в жизни Изабеллы должен был неминуемо наступить миг, когда ей придется выбирать, всецело понимая при этом, что в ее воле поступить и совершенно иначе. Однако такой момент еще не настал.
Тут мы услышали, как на лестнице загрохотали шаги. Распахнув дверь, Джон Габриэль шумно ввалился в комнату. Не могу сказать, что он являл собою особенно приятное зрелище.
– А, здрасте! Вы нормально добрались?
– Да.
Помимо краткого ответа, я больше ничего не мог выдавить из себя. Я встал и направился к двери.
– Извините, – пробормотал я, – мне пора.
Он посторонился, чтобы дать мне пройти.
– Что ж, не говорите, что я не дал вам шанса…
Я так и не понял, что он имел в виду.
– Приходите завтра вечером в «Кафе-гри», – продолжал Габриэль. – Я даю обед. Изабелла будет рада, если вы придете. Правда, Изабелла?
Я обернулся к ней. Она печально улыбалась.
– Да, – кивнула она. – Пожалуйста, приходите.
Лицо ее было спокойно и невозмутимо. Она сортировала и разглаживала рукой шелковые нити.
Мне показалось, что на лице Габриэля на секунду появилось какое-то странное выражение. Может, отчаяние?
Я постарался как можно быстрее спуститься по той жуткой лестнице – разумеется, настолько быстро, насколько было в моих силах. Мне хотелось скорее на воздух, на солнце, подальше от этого странного семейного очага. Габриэль определенно изменился, причем к худшему. Изабелла не изменилась вовсе.
Я был озадачен, но смутно чувствовал важность моего наблюдения, хотя и не понимал, в чем именно эта важность состоит.
Глава 25
В жизни каждого бывают ужасные воспоминания, от которых бывает невозможно отделаться. Одним из таких воспоминаний стал для меня кошмарный вечер в «Кафе-гри». Убежден, что Габриэль затеял свой обед с единственной целью: выместить на мне свою злобу. Сборище, на мой взгляд, было просто постыдным. Джон Габриэль представил мне своих заградских друзей и знакомых – мужчин и женщин, с которыми Изабелле ни под каким видом не следовало бы общаться. Среди них были пьяницы и извращенцы, грубо размалеванные шлюхи и наркоманы – словом, деклассированный сброд. И Изабелла сидела среди них!