— Не сомневаюсь, — кивнула Джин, — только из машины я пока выходить не буду. Принесите шарик сюда, пожалуйста. Просто тот источник радиации, ради которого я вам его заказала, мне пришлось взять голыми руками, и он сейчас находится при мне, в салоне автомобиля. А я не хочу причинить вред ни вам, ни вашим близким. Поэтому давайте сначала упакую его как следует, а уж потом выйду.
— Вы привезли… это на себе?! — вздрогнул Тарани. — Но вы же подвергли себя смертельному риску!
— У меня не было другого выхода, — устало улыбнулась Джин. — Меня вызвали к больному очень рано утром и срочно, так что навестить предварительно вас не было никакой возможности. Но и пренебречь этим вызовом я не могла, поскольку других способов проникнуть в госпиталь у меня тоже не было. Несите же скорее шарик, мы теряем время.
— Да, да, ханум, сейчас. Я мигом.
Тарани убежал в мастерскую, но уже через минуту вернулся и протянул Джин свое главное изделие. Как Джин и хотела, шарик оказался небольшим и действительно напоминающим крупную бусину для четок. Сверху он был покрыт голубоватой глазурью и вес имел не очень тяжелый, так что если прикрепить его к четкам, даже ищейки «Министерства информации» ни о чем не догадаются.
— Отличная работа, — похвалила мастера Джин. — Даже лучше, чем я рассчитывала. Он раскручивается?
— Да, элементарно. Позвольте, я покажу…
— Нет, нет, я сама. — Джин раскрутила шарик, оценила вместимость полости. Повторила: — Отлично. Подойдет. А теперь ступайте пока в мастерскую: мне надо загрузить шарик радиоактивным содержимым. Возвращайтесь минут через пять, не раньше. Заодно приготовьте бензин, чтобы я смогла сжечь платок, в котором оно сейчас завернуто.
Тарани растерянно отступил от машины и отправился в мастерскую, то и дело оборачиваясь. Джин достала из кармана платок с волосами Эбаде, развернула его, осторожно переместила волоски внутрь шарика. На мгновение перед глазами возникла иссохшая, скорченная, покрытая язвами и похожая на обгоревшую в костре головешку фигурка человека, сморщенное личико, последняя слеза на потрескавшейся щеке. «Вас уже не спасти, дорогой мой, милый доктор Эбаде. Простите меня, — Джин проглотила застрявший в горле комок. — Но я обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы ваша прекрасная Персия снова стала славна коврами и яблоками, а не полониевыми запалами к смертоносным бомбам». Плотно закрутив шарик и сжав его в кулаке. Джин вышла из машины.
На стук автомобильной дверцы Тарани выглянул из мастерской, и Джин направилась к нему. Он пропустил её внутрь.
— Вот ваша труба, ханум. Если позволите, я прямо сейчас отнесу её в вашу машину.
— Чуть позже, Анук. Сначала спрячьте в надежном месте шарик, — разжала Джин ладонь. Шарик лежал неподвижно, поблескивая покрытыми глазурью боками. — Теперь можете взять его без опаски. Всё уже там, внутри.
— Хорошо, ханум. — Тарани осторожно взял шарик с ладони Джин и, отойдя к стене, сунул его в потайной, невидимый глазу ящичек. — Здесь я храню всё, что касается моей секретной работы, — коротко пояснил он.
— С помощью ваших соратников этот шарик надо немедленно переправить в Ирак. На первом же американском посту ваш посланец должен произнести пароль: «Я принес розу Исфахана». «Роза Исфахана» — это кодовое название тайного объекта, на котором производится вещество, находящееся внутри шарика. Наше руководство уже сообщило пароль всем американским постам и патрулям, так что неожиданностей не возникнет: вашего человека сразу доставят к специалистам. Отдав им шарик, он получит вознаграждение. Несмотря на красивое название, эта «роза» смертоносна, Анук, — понизила голос Джин, — и вы обязаны предупредить об этом того, кто выступит в роли курьера. Свинец защищает от радиации достаточно надежно, но раскручивать шарик ни в коем случае нельзя! Любопытство может стоить жизни.
— Я понял, ханум. Непременно его проинструктирую.
— Вы уже знаете, кто понесет шарик через границу? — спросила она.
— Да, — кивнул Тарани. — Мы выбрали для этой цели самого надежного и неприметного человека. Он живет в приграничном районе и часто ходит туда-сюда, служит своеобразным связным. Согласно легенде, у него много шиитских родственников в Ираке. И хотя граница закрыта, он смог наладить нужные связи и теперь почти безотказно получает разрешения на визиты к родным. Давайте платок, ханум, — протянул руку Тарани, — я приготовил канистру с бензином.
— Нет, Анук, я сама. — Джин положила платок на железный поднос, облила его бензином, а Тарани бросил сверху несколько углей, которые извлек совком из кузнечного горна. Платок ярко вспыхнул. — Одежду тоже придется сжечь, — сказала она, наблюдая за пламенем. — Но этим я займусь в миссии. Хоть я и надевала в госпитале защитный костюм, однако моя повседневная одежда хранилась там же. Предосторожность не помешает, поскольку уже весь госпиталь, я полагаю, буквально пропитан радиацией.
— Вы настоящая героиня, ханум, — восхищенно произнес Тарани. — Без всякого преувеличения.
— Это моя работа, — устало ответила Джин.
— А насчет шарика не волнуйтесь, ханум, — решил подбодрить её Тарани. — Сегодня же ночью я передам его своему товарищу, а завтра, в крайнем случае послезавтра, он будет уже в Ираке, у наших.
— Вы считаете американцев нашими? — с интересом посмотрела на него Джин. — Для перса это звучит несколько странно.
— А кого же еще мне считать нашими? — тихо возмутился собеседник. — Приспешников Хомейни, которые изгнали мою семью с родины?! Нет, я считаю своими тех, кто служил шаху и после революции вынужден был покинуть Иран. А теперь еще и тех, кто помогает нам изгнать отсюда алчных фанатиков…
— Я верю вам, Анук. И понимаю. — Джин взглянула на часы, вздохнула. — Уже поздно, мне пора возвращаться. Давайте счет за трубу, я оплачу. И отнесите её в машину, теперь можно. У вас на руках нет порезов, ран, царапин?
— Нет, ханум.
— Ожогов?
— Тоже нет.
— Тогда не страшно. Положите трубу в салон, рядом с аппаратурой, только аккуратно, пожалуйста. Не поцарапайте ценные приборы.
— Сделаю всё в лучшем виде, ханум, не переживайте. Отчет о работе и счет для оплаты — на столе.
Джин бегло просмотрела бумаги, свернула их трубочкой, положила на стол деньги и вышла вслед за Тарани во двор. Подошла к распахнутой задней дверце. Тарани, присев на корточки, поправлял завернутые в пленку два отрезка трубы, которые пристроил на полу между задним и передним сиденьями. Джин силой оттащила его за руку, захлопнула дверцу, упрекнула:
— Ну зачем же так рисковать, Анук?! В машине наверняка сохраняется высокий фон радиации! Хоть и считается, что последствия от альфа-излучения не столь губительны, как от гамма-радиации, однако я любую радиацию считаю опасной. Никогда нельзя предугадать, насколько сильный удар она нанесет организму.
— Вы печетесь обо мне, ханум, напрочь забыв при этом о себе, — Тарани крепко пожал её руку. — Сами-то теперь как будете выкарабкиваться?
— Я врач, Анук, и мне легче, — грустно усмехнулась Джин. — Я выполняю свой долг врача. И долг солдата, если хотите. Так что выкарабкаюсь как-нибудь…
— Как мне узнать, насколько успешно прошла операция по доставке шарика в Ирак? — умоляюще посмотрел на нее Тарани. — Хочу убедиться, что я тоже выполнил свой долг.
— Я постараюсь изыскать способ, чтобы сообщить вам об этом, — пообещала Джин.
— Вы совершили подвиг, ханум, — от волнения у Тарани перехватило дыхание. — Я преклоняюсь перед вашим мужеством.
— Не преувеличивайте, Анук. Я всего лишь выполняла приказ. И еще то, что в подобных обстоятельствах сделал бы любой человек, хотя бы немного верящий в Бога или Аллаха.
— Это правда, ханум.
— Еще раз спасибо вам за помощь, и — до свидания.
Джин взялась за ручку дверцы и вдруг почувствовала настолько сильную боль в руке, что едва удержалась от вскрика.
— Ханум, что с вами? Вы побледнели, — Тарани встревоженно придвинулся к ней, увидел слабо освещенное единственным во дворе фонарем искаженное гримасой боли лицо. — Вам плохо?
— Нет, нет, всё в порядке, — усилием воли Джин подавила боль, открыла дверцу машины другой рукой. — Просто устала.
— Как же вы в таком состоянии поедете?!
Джин быстро села в машину, захлопнула дверцу. Чуть опустив стекло, ответила:
— Как-нибудь, с помощью Аллаха, доеду. Открывайте ворота, Анук. Я должна была быть в миссии уже полчаса назад, мое опоздание может показаться охранникам подозрительным.
Тарани поспешил к воротам. Заскрипели железные петли. Поворачивая руль, Джин заметила, что ладонь, которой она утром прикоснулась к руке Эбаде, потемнела. Мало того, кожа словно бы отошла от плоти, как будто между ними образовался внутренний разрыв. Это плохой признак. Потерять руку для хирурга — конец всему. Нарастали и другие симптомы облучения: усилилась головная боль, подташнивало.
— Ханум, будьте осторожны на дороге, — напутствовал её Тарани, — она у нас тут вся в ямах да колдобинах.
— Спасибо, я уже заметила.
— Езжайте медленно, включите дальний свет. Встречные машины вам вряд ли на пути попадутся: в такую пору сюда мало кто едет. Все уже приехали и по домам сидят. Берегите себя, ханум.
— Постараюсь, Анук, — слабо улыбнулась ему Джин и помахала на прощание здоровой рукой.
«Шевроле» выехал со двора на улицу. Вести машину одной рукой было очень трудно, а любое действие, выполненное рукой поврежденной, вызывало острую боль. Тарани стоял в воротах, провожая машину взглядом. В соседних домах снова захлопали ставни, и Джин прибавила скорость: нечего баловать не в меру любопытных жителей.
Покинув деревню, ехала уже впотьмах, практически на ощупь. Превозмогая боль в руке, думала, как ей объяснить свое состояние окружающим. Как могла она получить дозу облучения, если не отходила от молодого Агдаши и работала в защитных перчатках?.. И все-таки чувство удовлетворения от выполненной задачи перебивало и ощущение возможной опасности, и даже боль от ожога. Не зря бабушка Маренн говорила ей когда-то: «Военный врач должен знать многое. Гораздо больше гражданского с его узкой специализацией в той или иной области. Военный врач должен знать любую часть своей работы одинаково хорошо. На поле боя некогда собирать консилиумы, зачастую и совета-то спросить не у ког