Мужчины, подумала Рози и закатила глаза.
– Да. – Она говорила медленно, с расстановкой. Как воспитательница в детском саду, когда она пытается успокоить ревущего малыша, который ушибся, сорвавшись с турника. – Да, со мной все в порядке. Билл… мистер Стейнер… он тоже в порядке. У нас все нормально.
– Это ваш муж? – Судя по голосу, Хейл был на взводе и уже близок к тому, чтобы сорваться. Словно бык в поле, который роет копытом землю, пока у него перед носом размахивают красной тряпкой. – Это он, Дэниэльс?
– Да, он тут был. Но теперь его нет. – Она нерешительно замолчала, а потом добавила: – Я не знаю, куда он делся.
Но я надеюсь, что там очень жарко и не работают кондиционеры.
– Мы его найдем, – сказал Хейл. – Это я вам обещаю, мисс Макклендон. Мы его найдем.
– Удачи вам, лейтенант, – тихо сказала она, взглянула на распахнутую дверцу шкафа и безотчетно дотронулась до левого предплечья, где все еще чувствовалось тепло от браслета. – Я сейчас не могу говорить. Норман стрелял и ранил соседа сверху, мне надо пойти посмотреть, чем ему можно помочь. Вы приедете к нам сюда?
– Да, уж конечно, приеду. Сейчас выезжаю.
– Значит, увидимся. До свидания. – Она повесила трубку, не дожидаясь ответа Хейла. Билл вошел в квартиру, и в ту же секунду у него за спиной, в коридоре, зажегся свет.
Он удивленно оглянулся:
– Наверное, пробки… в подвале. Он их выкрутил, как я понимаю. Но если он хотел вырубить свет, то почему он не… – Он снова закашлялся. Согнулся пополам и обхватил руками больное распухшее горло.
– Вот, – сказала Рози, протягивая ему бутылку. – Только что из холодильника. Выпей. Должно помочь.
Он сделал пару глотков, а потом приподнял бутылку и посмотрел на нее с любопытством:
– Странный какой-то вкус.
– Это потому что у тебя горло болит. Может быть, у тебя кровь там немножко идет. Иди приляг на диван, отдышись. Мне больно слышать, когда ты так кашляешь.
Он допил пепси, поставил бутылку на журнальный столик, а когда снова взглянул на Рози, его глаза были совершенно пустыми, так что она испугалась.
– Билл? Билл, что с тобой? Что случилось?
Эта пустота продержалась в его глазах еще пару секунд, а потом он рассмеялся и тряхнул головой.
– Ты не поверишь. Я так думаю, это все от перенапряжения, но…
– Что? Во что я не поверю?
– Пару секунд я не мог вспомнить, кто ты такая, – сказал он. – Я не мог вспомнить, как тебя зовут, Рози. Но что самое странное: я на секунду забыл, как зовут меня.
Она рассмеялась и шагнула к нему. Она слышала шаги в коридоре – наверное, приехала «скорая», – но сейчас ее это не волновало. Она крепко обняла Билла.
– Меня зовут Рози. На самом деле, Рози.
– Правильно, – сказал он, целуя ее в висок. – Рози, Рози, Рози, Рози, Рози.
Она закрыла глаза и уткнулась лицом ему в плечо, и в темноте под закрытыми веками увидела страшную пасть паука и черные глаза лисицы – совершенно пустые и неподвижные, в которых не было ни безумия, ни разума. Она знала, что эта картина будет видеться ей еще долго. И у нее в голове, словно тяжелый железный колокол, прозвучали два слова:
Я отплачу.
Лейтенант Хейл закурил, не спросив разрешения, и уставился на Рози Макклендон и Билла Стейнера, которые в данный момент являли собой классический случай острой влюбленности. Каждый раз, когда они смотрели друг на друга, Хейл замечал, как загораются их глаза. Он даже задумался: а уж не сами ли они прибили злобного Нормана, который им явно мешал… но это была просто мысль. Потому что он знал, что они не способны на что-то такое. Не те люди. Кто угодно, но только не эти двое.
Он принес в комнату стул из кухни и уселся, положив руку на спинку стула, а подбородок – на руку. Рози и Билл устроились на крошечном диванчике, больше похожем на широкое кресло. Прошло чуть меньше часа с тех пор, как Рози позвонила в службу спасения. Раненого соседа, которого звали Джон Бриско, уже отвезли в больницу с диагнозом «небольшая царапина, но с большими претензиями», как выразился один из санитаров «скорой».
Теперь наконец все вроде бы успокоилось. Хейлу это, конечно же, нравилось. Сейчас ему было почти хорошо. Но ему было бы еще лучше, если бы он знал, куда, черт возьми, подевался Норман Дэниэльс.
– Тут один инструмент фальшивит, – сказал он. – И портит звучание всего оркестра.
Рози с Биллом переглянулись. Хейл был уверен, что в глазах Билла мелькнуло искреннее непонимание, а вот насчет Рози… тут он не знал, что и думать. Но ему показалось, что она что-то знает.
Хейл медленно пролистал свой блокнот. Он специально тянул время, чтобы заставить их нервничать. Но они не проявляли ни малейших признаков беспокойства. Его удивило, что Рози настолько спокойна – если она и вправду что-то скрывает, – но у него было стойкое ощущение, что он то ли забыл что-то важное, что касается этой женщины, то ли не уяснил этого изначально. А потом до него дошло. Ее никогда не допрашивали в полиции, но она наверняка слышала массу рассказов о полицейских допросах от Нормана и его друзей, которые собирались у них дома. Она знала все его уловки и хитрости.
– Хорошо, – сказал Хейл, когда понял, что они так и будут молчать и не дадут ему никакой зацепки. – Давайте посмотрим, что мы имеем на данный момент. Норман приходит сюда. Каким-то образом Норману удается убить двоих полицейских, Алвина Демерса и Ли Бабкока. Бабкока он пристраивает на переднем сиденье, а Демерса запихивает в багажник. Потом он заходит в подъезд, разбивает лампочку в коридоре на первом этаже, после чего спускается в подвал и вырубает пробки… причем наугад, хотя они все отмечены на щитке. Почему? Мы не знаем. У психов свои понятия. Потом он возвращается к полицейской машине и притворяется офицером Демерсом. Когда приходите вы с мистером Стейнером, он догоняет вас, едва не приканчивает мистера Стейнера, поднимается следом за вами по лестнице, стреляет в мистера Бриско, когда тот пытается вмешаться и поучаствовать в вечеринке, и вышибает дверь в вашу квартиру. Пока все правильно?
– Да, наверное, – сказала Рози. – Это было немного сумбурно и очень быстро, но в принципе да, все примерно так и происходило.
– А вот дальше мне не совсем понятно. То есть совсем непонятно. Вы, ребята, прячетесь в шкафу…
– Да…
– …и вот врывается Норман, как Фредди Джейсон… или как там зовут этого парня из фильмов ужасов…
– Ну, не совсем как…
– …врывается, стало быть, сметая все на своем пути, носится по квартире, как бешеный бык, заходит в ванную, причем он не просто туда заглядывает, а простреливает две дыры в занавеске… а потом просто уходит, так, что ли?!
– Да, именно так, – подтвердила Рози. – То есть мы, конечно, не видели, как он тут бесновался, потому что мы были в шкафу. Но мы все слышали.
– Этот бешеный невменяемый полицейский прошел через все круги ада в погоне за вами – его обоссали, простите за бедность речи, ему своротили нос, он убил двоих полицейских, – и что в итоге? Он расстреливает занавеску в ванной и уходит себе восвояси?! По-вашему, это нормально?
– Не знаю. Но так все и было.
Она знала, что говорить что-то еще не имело смысла. Хейл ни в чем ее не подозревал – если бы подозревал, то говорил бы совсем о другом и по-другому, – но если она начнет распространяться и что-то доказывать, он будет тут до утра сидеть и расспрашивать, что да как, а у нее и без того голова раскалывалась.
Хейл посмотрел на Билла:
– А вы как все это запомнили? Так же?
Билл покачал головой.
– Я вообще мало что помню, – сказал он. – Последнее, что я помню, это как мы подъехали на мотоцикле к полицейской машине. Был сильный туман… А потом я вообще ничего не помню. Ничего, кроме тумана.
Хейл воздел руки к небу в бессильном отчаянии. Рози взяла руку Билла, положила ее себе на колени, накрыла ладонями и мило ему улыбнулась.
– Все в порядке, – сказала она. – Я уверена, что со временем ты все вспомнишь.
Билл пообещал Рози, что останется у нее. Он сдержал слово – и уснул почти сразу, как только положил голову на подушку, взятую с диванчика. Рози это не удивило. Она прилегла рядом с ним на узкой кровати и еще долго лежала, глядя, как за окном плывут клочья тумана в зыбком свете уличных фонарей. Ей почему-то не спалось. Когда она поняла, что заснуть не удастся, она встала, пошла в коридор, включила свет и уселась по-турецки на пол перед картиной в шкафу.
Тусклый лунный свет. Бледные развалины храма напоминают заброшенную гробницу. Стервятники кружат в небе. Завтра, когда взойдет солнце, у них, наверное, будет пир на останках Нормана. Хотя нет, не будет, решила Рози. Роза Марена оставила Нормана в таком месте, куда птицы не доберутся.
Рози протянула руку и дотронулась до картины – провела пальцами по застывшим мазкам масляной краски. Это ощущение сразу ее успокоило. Она выключила свет и опять легла. На этот раз она уснула почти мгновенно.
В первый день ее жизни без Нормана она проснулась от собственных криков – да еще и разбудила Билла.
– Я отплачу! Я отплачу! О Господи, ее глаза! Такие черные!
– Рози. – Билл потряс ее за плечо. – Рози!
Она посмотрела на него совершенно бессмысленным взглядом, ее лицо было мокрым от пота, ночная рубашка прилипла к телу. Но потом ее взгляд прояснился.
– Билл?
Он кивнул.
– Ага, это я. Все хорошо. У нас все хорошо.
Она вздрогнула и прижалась к нему. Ей действительно было хорошо и спокойно, но ощущение спокойствия быстро переросло в нечто совсем иное. Она лежала под ним, обняв его обеими руками за шею, и когда он вошел в нее (она даже не представляла, что это может быть так приятно и что на свете бывает такая нежность – с Норманом она никогда не испытывала ничего подобного), ее взгляд случайно упал на джинсы, которые валялись на полу возле кровати. Керамическая бутылочка все еще лежала в кармашке, и, судя по всему, там еще оставалось как минимум три капли этой горькой, но такой странно манящей жидкости – а может, и больше.