ла вас к нему… Рози, это было Провидение.
– С большой буквы.
– Все верно. – Анна мельком взглянула на подпись и положила листок на полку справа от стола. Рози не сомневалась, что уже назавтра этот бланк с ее подписью затеряется там в бумажных завалах.
– Ну вот. – Анна произнесла это тоном человека, который только что покончил со скучнейшими формальностями и теперь может спокойно поговорить о том, что ему действительно интересно. – А что вы умеете делать?
– Делать? – переспросила Рози. Ей вдруг стало плохо. Она уже поняла, что сейчас будет.
– Да, делать. Что вы умеете делать? Может, вы знаете стенографию, например?
– Я… – Рози с трудом сглотнула. В старшей школе она изучала стенографию. Целых два года. И сдавала ее на «отлично». Но это было давно, а теперь для нее стенография как китайская грамота. – Нет, не знаю. Когда-то училась, но теперь все забыла.
– Другие секретарские навыки?
Она покачала головой. Глаза защипало. Рози сморгнула, чтобы сдержать непрошеные слезы. Она опять стиснула руки так, что костяшки пальцев побелели.
– Делопроизводство? Машинопись?
– Нет.
– Математика? Бухгалтерский учет? Банковское дело?
– Нет!
Анна Стивенсон рассеянно вытащила из-под кучи бумаг у себя на столе карандаш и в задумчивости постучала ластиком на его конце по своим белоснежным зубам.
– А официанткой работать вы сможете?
Рози очень хотелось ответить «да», но она представила себе огромные подносы, которые официантки таскают туда-сюда целый день… и подумала о своей пояснице и почках.
– Нет, – прошептала она. Она поняла, что сейчас расплачется. Она уже плакала: комната и женщина с той стороны стола расплывались во влажном тумане. – Во всяком случае, не сейчас. Может быть, через пару месяцев. Спина у меня… ей надо окрепнуть. – Она умолкла. Потому что ей самой показалось, что ее слова звучат глупо и лживо. Услышав что-то подобное по телевизору, Норман всегда цинично смеялся и отпускал едкие замечания насчет «кадиллаков», купленных на государственное пособие, и талонов на бесплатные обеды для миллионеров.
Однако Анна Стивенсон, похоже, восприняла это нормально.
– Но ведь что-то вы делать умеете, Рози? Хоть что-нибудь?
– Да! – Рози сама поразилась той ярости, которая прорывалась в ее словах, но она была просто не в силах справиться с собой и скрыть эту злость. – Да, кое-что я умею. Вытирать пыль, мыть посуду, стелить постель, пылесосить полы, готовить ужины на двоих и раз в неделю спать с мужем. И еще я умею сносить побои. И у меня это здорово получается. Как вы думаете, здесь поблизости нет никакого спортивного зала, где нужны спарринг-партнеры для отработки ударов?
И тут она разрыдалась по-настоящему. Она плакала тихо, уткнувшись лицом в ладони, как привыкла за годы, проведенные с мужем. Она плакала и ждала, что сейчас Анна прогонит ее и скажет, что хотя наверху есть свободная койка, она лучше примет сюда кого-нибудь, кто действительно нуждается в помощи и не изощряется в остроумии.
Что-то коснулось ее руки. Рози отняла руку от лица и увидела, что Анна протягивает ей коробку с салфетками «Клинекс». И – что самое поразительное – Анна Стивенсон улыбалась.
– Я думаю, вам не придется устраиваться в спортзал спарринг-партнером, – сказала она. – У вас все образуется, я уверена. Все будет в порядке. Потому что так всегда и бывает. Вот, возьмите салфетку и вытрите слезы.
Пока Рози вытирала глаза, Анна рассказала ей про отель «Уайтстоун», с которым у «Дочерей и сестер» давно уже установились взаимовыгодные партнерские отношения. Отец Анны в свое время состоял в совете директоров корпорации, которой принадлежит этот отель. Многие женщины, обращавшиеся за помощью к «Дочерям и сестрам», сначала работали в «Уайтстоуне» – заново учились самостоятельно зарабатывать себе на жизнь и получать от этого удовольствие. Анна сказала, что Рози будет работать ровно столько, сколько позволит больная спина, и что если после трех недель ее самочувствие не улучшится, ей нужно будет уйти с работы и лечь на обследование в больницу.
– Вы будете работать вместе с женщиной, которая все там знает. Это наша сотрудница, которая здесь постоянно живет. Она вас научит всему, что нужно. И она будет за вас отвечать. Если вы что-нибудь украдете, отвечать будет она, а не вы… но вы ведь не будете ничего красть, правда?
Рози покачала головой.
– Я никогда не брала чужого. Только кредитную карточку мужа. И сняла с нее деньги всего один раз. Чтобы было, на что уехать.
– Вы поработаете в «Уайтстоуне», пока не найдете что-нибудь более подходящее. А я уверена, что найдете. Провидение, не забывайте.
– С большой буквы.
– Да. Я прошу вас только об одном. Пока вы будете работать в «Уайтстоуне», постарайтесь работать хорошо. Хотя бы для того, чтобы другие женщины, которые придут туда после вас, могли без проблем получить работу. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Рози кивнула:
– Подумай о тех, кто придет за тобой, и не порть впечатление.
– Все верно. Подумай о тех, кто придет за тобой. Я рада, что вы теперь с нами, Роза Макклендон.
Анна поднялась из-за стола и протянула Рози обе руки, как бы принимая ее в семью. В этом жесте явственно ощущалась та самая безотчетная самонадеянность, которую Рози замечала в Анне и раньше. Рози замялась, а потом тоже встала и прикоснулась к ее рукам. Их пальцы переплелись над столом, заваленным кучей бумаг.
– Мне надо сказать вам еще три вещи, – проговорила Анна. – Это очень важно. Поэтому я попрошу вас слушать внимательно и ни о чем больше не думать. Хорошо?
– Хорошо.
Чистый взгляд Анны Стивенсон буквально заворожил Рози.
– Во-первых, вы не должны укорять себя за то, что взяли кредитную карточку мужа. Вы ее не украли. Это были ваши общие деньги. Не только его, но и ваши тоже. Во-вторых, по закону вы имеете полное право взять свою девичью фамилию. Это ваша фамилия, которая останется вашей на всю жизнь. И в-третьих, вы можете освободиться, если вы этого захотите.
Она умолкла, пристально глядя на Рози своими необыкновенными голубыми глазами поверх их сплетенных рук.
– Вы меня понимаете? Вы можете освободиться, если вы этого захотите. Освободиться от его рук, освободиться от его мыслей, освободиться от него. Вы хотите этого? Освободиться и быть свободной?
– Да. – Голос у Рози дрогнул. – Хочу. Больше всего на свете.
Анна Стивенсон перегнулась через стол, ласково поцеловала Рози в щеку и одновременно стиснула ее руки.
– Значит, вы пришли туда, куда нужно. Добро пожаловать домой, дорогая.
Начало мая. Настоящая весна. Время, когда молодые мужчины – по идее – должны размышлять исключительно о любви, предвкушая прекрасное лето и бурный всплеск чувств, но у Нормана Дэниэльса голова была занята совсем другим. Ему нужна была зацепка. Пусть даже маленькая зацепка. И вот она появилась. Правда, не сразу. Прошло почти три недели, мать их растак. Но зацепка все-таки появилась.
Он сидел на скамейке в парке – в восьмистах милях от города, где его жена в эту минуту перестилала постели в гостиничных номерах, – крупный мужчина в красной рубашке поло и серых широких брюках. В правой руке он давил ярко-зеленый теннисный мяч, ритмично сжимая и разжимая кулак. Мышцы предплечья напрягались и расслаблялись в такт движениям кисти.
Второй мужчина перешел через улицу, остановился на тротуаре, оглядел парк, заметил мужчину, сидящего на скамейке, и направился прямо к нему. Ему пришлось увернуться от просвистевшей мимо тарелки-фрисби, а потом и вовсе остановиться в испуге, когда громадная немецкая овчарка, которая неслась за тарелкой, едва не сбила его с ног. Этот второй мужчина был и помоложе, и пощуплее того, который сидел на скамейке. У него было красивое, но не внушающее никакого доверия лицо. И тонкие усики в стиле Эррола Флинна. Он подошел и нерешительно остановился перед мужчиной, который задумчиво мял в руке теннисный мяч.
– Тебе чего, парень? – спросил мужчина с теннисным мячом.
– Это вы – Дэниэльс?
Мужчина с теннисным мячом кивнул головой. Ага.
Мужчина с усиками в стиле Эррола Флинна указал кивком в сторону новенькой ультрасовременной высотки из острых углов и стекла на той стороне улицы.
– Там один парень сказал, чтобы я с вами поговорил. Сказал, что вы в парке сидите. Сказал, что вы, вероятно, поможете мне разобраться с одной проблемой.
– Лейтенант Морелли, что ли? – спросил мужчина с теннисным мячом.
– Ага. Он самый.
– И что у тебя за проблема?
– А то вы не знаете, – буркнул мужчина с усиками в стиле Эррола Флинна.
– Вот что, парень. Послушай, что я тебе скажу… может, знаю. А может, и нет. Но в любом случае я – тот человек, который тебе нужен, а ты – грязный паршивый мудила, и жизнь у тебя мудацкая. И тебе светят крупные неприятности. Так что лучше тебе не умничать, а отвечать на мои вопросы. Конкретно сейчас я тебя спрашиваю: что у тебя за проблема? Вот и давай излагай. Громко и с расстановкой.
– Да вот, срезался на наркоте, – сказал мужчина с усиками в стиле Эррола Флинна, угрюмо глядя на Дэниэльса. – Впарил товар одному чуваку, а он оказался агентом ФБР. Из отдела борьбы с наркотиками.
– Ну ты попал, парень, – присвистнул мужчина с теннисным мячом. – Это уже уголовщина. То есть запросто можно тебе впаять по статье уголовное преступление. Но все оказалось гораздо хуже, как я понимаю. У тебя что-то нашли в бумажнике. Одну мою вещь.
– Ага. Вашу долбаную кредитку. Ну мне и везет. Как утопленнику. Находишь кредитку в помойке, а потом выясняется, что это кредитка легавого.
– Ну, садись, – великодушно предложил Дэниэльс. Но когда мужчина с усиками в стиле Эррола Флинна собрался было присесть с правого края скамейки, Норман раздраженно тряхнул головой.